Кот, который разговаривал с привидениями - Браун Лилиан Джексон (книги хорошего качества .TXT) 📗

– Я хотел тебе сказать, что переехал в квартиру Айрис. Это если я тебе зачем-нибудь понадоблюсь. Как вы там справляетесь?

По энергичности и энтузиазму вице-президент Исторического общества не уступала его президенту.

– Я просто сбилась с ног! Рано утром помчалась в музей и выбрала одежду, в которой будут хоронить Айрис. Я остановилась на том розовом замшевом костюме, который она в прошлом году надевала на свадьбу. Потом пошла в Динглбери, подобрала гроб. Айрис бы он понравился! Он обит розовой тканью со сборками, очень женственно. Потом договорилась с церковным органистом, заказала на завтра церемонию в Траурном зале и наняла оркестр сопровождать процессию. Ещё я уговорила цветочный магазин специально привезти самолетом из Миннеаполиса розовые цветы. У нас в Мускаунти любят эти ржаво-золотые хризантемы, а на розовой обивке они будут смотреться просто отвратительно, ты согласен?

– Ты, наверное, целый день бегала, Сьюзан.

– Ещё бы! И всё это на нервах! У меня даже пореветь времени не было, но сейчас я выпью пару бокалов мартини и хорошенько поплачу по бедной Айрис… А чем ты сегодня занимался, Квилл?

– Написал некролог и продиктовал его по телефону в редакцию, а сейчас отправляюсь в аэропорт встречать её сына, – сказал Квиллер. – Мы где-нибудь пообедаем. И я отвезу его в отель. Его зовут Гаф. Вы с Ларри не окажете мне любезность?

– А что надо сделать?

– Проследить, чтобы его привели позавтракать и пообедать. И вовремя привезли в Динглбери.

– А он симпатичный? – незамедлительно спросила Сьюзан. Она недавно развелась и не пропускала ни одного потенциального жениха.

– Смотря на чей вкус, – сказал Квиллер. – Рост – пять футов, вес – триста фунтов, и ещё у него стеклянный глаз и перхоть.

– Как раз по мне, – весело заявила она.

Квиллер переоделся, нашёл в холодильнике мороженый ростбиф, разогрел его котам и поехал в аэропорт.

Два года назад аэропорт Мускаунти был просто лужайкой с хибаркой и ветровым конусом, но дотация Фонда Клингеншоенов помогла отремонтировать взлетно-посадочную полосу, построить аэровокзал, ангары и заасфальтировать стоянку, а местные клубы садоводов оформили вход и посадили ржаво-жёлтые хризантемы.

На вокзале были вывешены номера «Всякой всячины» за понедельник с чёрной рамкой на первой странице:

ОФИЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ

Пока двухмоторный турбовинтовой самолёт совершал посадку и выруливал к аэровокзалу, Квиллер думал о том, узнает ли он Денниса после их встречи в Центре. Он помнил его гладко выбритым молодым человеком с тонкими чертами лица, только что окончившим колледж и работающим в строительной фирме. С тех пор Деннис женился, стал отцом и основал свою строительную подрядную компанию – всеми этими переменами его мать была весьма довольна.

Молодой человек, шедший сейчас по направлению к аэровокзалу, отличался от прежнего Денниса: несколько лишних лет и заботы сделали своё дело, а на его худом лице отразились горе и усталость.

Квиллер сердечно пожал ему руку:

– Рад снова вас видеть, Деннис. Жаль только, что при таких обстоятельствах.

– Не говорите! Мама все время приглашала меня и Шерил к себе, но мы всегда были слишком заняты. Мне просто хочется дать себе пинка. Она ведь так даже и не увидела своего внука.

Когда они ехали к Пикаксу, Квиллер спросил его:

– Айрис вам рассказывала о Мускаунти? О заброшенных шахтах и всём остальном?

– Да, она писала прекрасные письма. Большинство из них я храню. Когда-нибудь наш сын прочтёт их.

Квиллер взглянул на своего пассажира и сравнил его худое и печальное лицо с полным и жизнерадостным лицом миссис Кобб.

– Вы не похожи на свою мать.

– Думаю, что я похож на отца, хотя никогда не знал его и даже фотографии не видел, – сказал Деннис. – Он умер, когда мне было три года, – пищевое отравление. Всё, что мне известно, это что у него был скверный характер и он жестоко обращался с мамой, а когда умер, прошёл мерзкий слушок, будто она отравила его. Вы знаете, как это бывает в маленьких городках… Там нечего больше делать, кроме как копаться в грязи. Поэтому мы переехали в большой город, и она вырастила меня одна.

– Я всегда очень сочувствую родителям-одиночкам» – сказал Квиллер. – У моей матери были те же проблемы, и я знаю, как ей приходилось нелегко. Как Айрис начала заниматься антиквариатом?

– Она работала кухаркой в частных домах, а у одной семьи было много старинных вещей. Она сразу загорелась. Обычно мы вместе занимались за кухонным столом – я решал свои задачки, а она изучала конструкцию выдвижных ящиков в комодах восемнадцатого века и тому подобное. Потом она встретила С. С. Кобба, и они открыли магазин подержанных вещей на Цвингер-стрит, где мы жили. Остальное вы, наверное, знаете.

– У Кобба был тяжёлый характер.

– У Флагштока – тоже, судя по тому, что я слышал.

– Чем меньше говорить об этом ничтожестве, тем лучше, – нахмурившись, сказал Квиллер. – Вы не хотите поесть? Можем остановиться у какого-нибудь ресторана. В Пикаксе есть пара неплохих мест.

– В Миннеаполисе я съел мясо под соусом «чили», пока ждал рейса, но от гамбургера с пивом не откажусь.

Они свернули к «Старой мельнице», настоящей столетней мельнице, переделанной под ресторан. Там до сих пор вращалось, поскрипывая, водяное колесо. Деннис выпил пива, а Квиллер заказал минеральной воды «Скуунк» с лимоном.

– Вкус у неё лучше, чем название, – объяснил он. – Это минеральная вода из местного артезианского колодца в Скуунк-корнерз. – Он помолчал. – Жаль, что Айрис не дожила до открытия магазина «Эксбридж и Кобб». Это вам не лавочка на Цвингер-стрит. И её квартира в музее тоже полна редких старинных вещей. Возможно, по наследству они перейдут к вам.

– Вряд ли, – сказал Деннис. – Она знала, что я не увлекаюсь старой мебелью и тому подобным. Шерил и я любим стекло, сталь и итальянскую пластмассу. Но мне бы хотелось посмотреть музей. Я когда-то работал в фирме, которая реставрировала исторические здания.

– Дом на ферме Гудвинтер – тоже замечательное историческое здание, и всей реставрацией руководила она. Это милях в тридцати от Пикакса, и я всё время думал, безопасно ли ей жить там одной.

– Я тоже. Я советовал ей завести добермана или немецкую овчарку, но она сразу это отвергла. Она вряд ли любила собак – разве что тех, у которых лапы напоминали чиппендейловские стулья.

– Вы часто с ней общались?

– Да, мы были в хороших отношениях. Я звонил ей каждое воскресенье, а она писала один или два раза в неделю. Вы знаете её почерк? Это что-то невозможное!

– Его мог прочесть только опытный дешифровщик.

– Поэтому я подарил ей пишущую машинку. Она её так любила! И музей любила. И любила Пикакс. Она была очень счастливой женщиной… и вдруг… Такой удар!

– Что вы имеете в виду?

– Она пошла к врачу с расстройством желудка, а обнаружилось, что у неё начинался тромбоз коронарных сосудов. Холестерин выше некуда, сахар в крови на грани и фунтов пятьдесят лишнего веса. Психологически она была просто раздавлена!

– Но на вид она всегда казалась здоровой.

– Вот почему это было таким ударом. Она впала в депрессию и тогда стала отвлекаться работой в музее… Вы верите в привидения?

– Боюсь, что нет.

– Я тоже нет, но мама всегда интересовалась духами – добрыми духами, конечно.

– Об этом я знаю прекрасно, – сказал Квиллер. – Когда мы жили на Цвингер-стрит, она заявляла, что в доме поселился веселый призрак, но я случайно узнал, что это были шутки С. С. Кобба. Каждую ночь он осторожно, чтобы не потревожить её, вставал с постели, клал ей в тапки солонку или вешал панталоны на люстру. Ему, должно быть, нелегко было каждую ночь придумывать новую проделку.