Первое дело Мегрэ - Сименон Жорж (е книги txt) 📗
— Ничего не могу сделать, — бросила она напоследок. — Обращайтесь к администрации, не я устанавливаю порядки.
Мужчины удалились, проворчав сквозь зубы что-то нелестное. Старшая сестра повернулась к Мегрэ:
— Вы по поводу бродяги?
— Комиссар Мегрэ, — представился тот. Сестра тщетно пыталась вспомнить, кто это, но и ей имя комиссара ничего не говорило. Здесь был совсем другой мир — мир занумерованных кабинетов, разделенных перегородками отделений, коек, расставленных рядами в просторных палатах, и в ногах каждой койки — дощечка с начертанными на ней таинственными знаками.
— Как он себя чувствует?
— Если я не ошибаюсь, его как раз сейчас осматривает профессор Маньён.
— Его оперировали?
— Кто вам сказал про операцию?
— Не помню… Я полагал…
Здесь, в этой больнице, Мегрэ чувствовал себя явно не в своей тарелке и даже как-то робел.
— Под какой фамилией он у вас значится?
— Под той, что стоит в его удостоверении личности.
— Оно хранится у вас?
— Могу вам его показать.
Сестра зашла в маленький кабинетик за стеклянной перегородкой в конце коридора и тотчас вернулась, неся засаленное удостоверение личности, еще влажное после пребывания в водах Сены.
Фамилия — Келлер.
Имя — Франсуа Мари Флорантен.
Профессия — тряпичник.
Место рождения — Мюлуз, Нижний Реин.
Согласно документу, Келлеру минуло шестьдесят три года и проживал он в Париже в меблированных комнатах на площади Мобер. Мегрэ хорошо знал эти номера: они служили официальным местом жительства многих бродяг.
— Он пришел в сознание?
Сестра хотела было забрать удостоверение, но комиссар положил его к себе в карман, и она недовольно проворчала:
— Это не положено. По правилам…
— Келлер лежит в отдельной палате?
— С какой стати?
— Проводите меня к нему.
Сначала она заколебалась, но в конце концов уступила.
— Вам все равно придется договариваться с профессором.
Пройдя впереди Мегрэ и Лапуэнта, сестра распахнула дверь, за которой виднелись два ряда коек, запятых больными. Большинство из них лежало неподвижно, с открытыми глазами, а двое или трое в больничных халатах стояли в глубине комнаты и о чем-то потихоньку толковали.
Возле одной из коек, как раз посреди палаты, десяток юношей и девушек, одетых в белые халаты и шапочки, окружили коренастого человека с подстриженными бобриком волосами. Он тоже был в белом халате и, судя по всему, проводил с ними занятия.
— Сейчас профессору нельзя мешать. Как видите, он занят, — заметила сестра.
Однако подошла к нему и прошептала несколько слов на ухо. Профессор взглянул на Мегрэ и продолжал что-то объяснять студентам.
— Профессор освободится через несколько минут, — сказала сестра. — Он просит вас подождать у него в кабинете.
И она провела их в маленькую комнату, где стояло всего два стула. На письменном столе в серебряной рамке — фотография женщины с тремя детьми, склонившимися друг к другу.
Мегрэ поколебался, потом выбил трубку прямо а пепельницу, полную сигаретных окурков, и снова ее набил.
— Простите, что заставил вас ждать, господин комиссар. Когда сестра доложила мне о вас, я был несколько озадачен… В конце концов…
Неужели и он тоже скажет: «Ведь это всего лишь бродяга»? Нет, не может быть!
— …в конце концов, дело весьма обычное, не так ли? — докончил профессор.
— Пока я и сам почти ничего не знаю и надеюсь, что как раз вы прольете свет на это дело.
— Что ж, пробит череп, к счастью — без сопутствующих трещин. Мой ассистент, должно быть, уже сказал вам об этом утром по телефону.
— Тогда еще не было результатов рентгена.
— Теперь снимок сделан… Возможно, потерпевший выкарабкается, поскольку мозг, кажется, не задет.
— Мог ли этот пролом явиться результатом падения и удара о камни набережной?
— Ни в коем случае. Ему был нанесен сильный удар каким-то тяжелым предметом… ну, скажем, молотком или гаечным ключом…
— И от этого он потерял сознание?
— Бесспорно… И в результате сейчас находится в коматозном 11 состоянии… Кстати, он может пробыть в нем несколько дней, а может и в любую минуту прийти в себя…
Перед мысленным взором Мегрэ возник крутой берег Сены, конура Тубиба, грязная вода, плескавшаяся в нескольких метрах от него, и почему-то вдруг вспомнилось, что говорил фламандец.
— Простите, что я возвращаюсь к этому вопросу. Вы говорите, что ему нанесли удар по голове. Один удар?
— А почему вы об этом спрашиваете?
— Это может иметь значение для следствия.
— Сначала я подумал, что ударов было несколько.
— Почему?
— Потому что у него разорвано ухо и на лице имеется несколько неглубоких ссадин. Теперь же, когда больного обрили, я осмотрел его более тщательно.
— И пришли к выводу?..
— Простите, где это произошло?
— Под мостом Мари.
— Была драка?
— Кажется, нет. Говорят, на потерпевшего напали ночью, во время сна. Как вы думаете, это правдоподобно?
— Вполне.
— И вы полагаете, что он сразу потерял сознание?
— Я в этом почти убежден. А теперь, после того что вы мне рассказали, мне понятно, почему у него разорвано ухо и лицо в царапинах. Его вытащили из воды, не так ли? Эти второстепенные ранения доказывают, что беднягу не несли, а волокли по камням набережной. Там есть песок?
— В нескольких метрах от этого места разгружают баржу с песком.
— Я обнаружил песчинки в ране.
— Значит, по-вашему, Тубиб…
— Как вы сказали? — удивился профессор.
— Так его зовут на набережных. Не исключено, что когда-то он был врачом.
И вдобавок первым врачом, которого комиссар за тридцать лет своей деятельности обнаружил под мостом Сены. Правда, в свое время Мегрэ как-то набрел там на бывшего преподавателя химии из провинциального лицея, а несколько лет спустя — на женщину, которая в прошлом была известной цирковой наездницей.
— Возможно ли, с медицинской точки зрения, чтобы человек, в бессознательном состоянии сброшенный в реку, сразу же очнулся от холодной воды и закричал? — спросил Мегрэ.
Профессор почесал затылок.
— Хм… вы многого от меня требуете. Мне не хотелось бы утверждать безоговорочно… но я не вижу в этом ничего невозможного. Под воздействием холодной воды…
— Он мог прийти в себя?
— Не обязательно. Бывает, что в коматозном состоянии больные что-то говорят и мечутся. Не исключено…
— Во время вашего осмотра он не сказал ни слова?
— Несколько раз простонал.
— Когда его вытащили из воды, у него якобы были открыты глаза…
— Это ничего не доказывает. Полагаю, вы хотели бы на него взглянуть? Пойдемте со мной.
Профессор Маньен повел полицейских в палату. Старшая сестра удивленно и неодобрительно смотрела на них.
Все больные молча следили за этими неожиданными посетителями, которые, пройдя по палате, остановились у изголовья одной из коек.
— Смотреть тут, собственно, почти не на что! — обронил профессор.
В самом деле, бинты, окутавшие голову и лицо бродяги, оставляли открытыми только глаза, ноздри и рот.
— Сколько шансов, что он выкарабкается?
— Семьдесят из ста, а то и восемьдесят, ибо сердце довольно крепкое.
— Благодарю вас, профессор.
— Вам сообщат, как только он придет в сознание. Оставьте старшей сестре номер своего телефона.
До чего же было приятно снова очутиться на улице, увидеть солнце, прохожих, желтый с красным автобус, что стоял у паперти Собора Парижской богоматери. Из автобуса выходили туристы.
Мегрэ шел молча, заложив руки за спину, и Лапуэнт, чувствуя, что комиссар озабочен, не заговаривал с ним.
Они вошли в здание Сыскной полиции, поднялись по широкой лестнице, казавшейся особенно пыльной при солнечном свете, и, наконец, очутились в кабинете комиссара.
Прежде всего Мегрэ открыл настежь окно и проводил взглядом караван баржей, спускавшихся вниз по течению.
11
В коматозном — в бессознательном состоянии