Выпуск 1. Том 5 - Кристи Агата (электронная книга .txt) 📗
– Если вы так уверены, зачем тогда нужна миссис Такертон?
– Лишний раз убедиться, – ответила Джинджер. – Мы знаем, какую силу приписывает себе Тирза Грей. Мы знаем, как у них поставлена денежная сторона. Кое-что нам известно о трех жертвах. Нужно разузнать что-нибудь и о клиентах.
– А вдруг миссис Такертон не проявит себя как клиентка?
– Тогда придется поискать другие пути.
– А я вообще могу все испортить, – промолвил я уныло.
Джинджер ответила, что не следует так дурно думать о себе.
И вот я у дверей виллы «Кэрруэй-парк». Ее вид никак не совпадает с моим представлением о домах, которые строил Нэш. В некотором роде это средних размеров замок. Джинджер пообещала мне последнюю книгу по архитектуре, но вовремя не достала, так что я был плохо подкован в этой области.
Я позвонил. Болезненного вида дворецкий в поношенном старомодном сюртуке открыл дверь.
– Мистер Истербрук? – спросил он. – Миссис Такертон вас ждет.
Он провел меня в вычурно обставленную гостиную. Комната, прекрасных пропорций и просторная, производила тем не менее неприятное впечатление. Все в ней было дорогое, но безвкусное. Одна-две хорошие картины терялись среди множества скверных. Мебель обита желтой парчой. Такие же портьеры. От моих наблюдений меня отвлекла сама миссис Такертон, и я с трудом поднялся из глубин дивана желто-золотой парчи.
Не знаю, чего я ожидал, но вид хозяйки дома совершенно меня обескуражил. Ничего в ней не было устрашающего – обычная средних лет женщина. Не блещет красотой, подумал я, и весьма непривлекательна. Губы под щедрым слоем помады тонкие и злые. Слегка скошенный подбородок. Голубые глаза, которые, казалось, определяют цену всему, что видят. Наверняка дает жалкие чаевые носильщикам и в гардеробе. Женщин ее типа можно встретить часто, только они не так дорого одеты и не так искусно подкрашены.
– Мистер Истербрук? – Она явно была в восторге от моего визита. – Счастлива познакомиться с вами. Подумать только: вас заинтересовал мой дом! Его строил Джон Нэш, муж мне говорил, но вот уж не думала, что такой человек проявит к нему интерес!
– Видите ли, миссис Такертон, это не совсем обычный для Нэша стиль, и потому... э...
Она меня сама выручила:
– К сожалению, я ничего не понимаю ни в архитектуре, ни в археологии и вообще в таких вопросах. Но простите мне мое невежество.
Я великодушно простил. Оно меня устраивало.
– Конечно, все это ужасно интересно, – заверила миссис Такертон.
Я отвечал, что мы, специалисты, наоборот, ужасно скучны, когда рассуждаем о своем предмете. Миссис Такертон возразила, что этого не может быть, и предложила сперва выпить чаю, а потом уж осматривать дом или, если я хочу, сперва осмотреть дом, а потом выпить чаю.
Я не рассчитывал на чай – договорился о встрече в половине четвертого – и попросил ее сначала показать дом.
Она повела меня по комнатам, треща без умолку и тем самым избавив меня от необходимости высказывать суждения об архитектуре.
Хорошо, сказала она, что я приехал. Дом скоро будет продан. Уже, кажется, есть покупатель, хотя дом появился в списке у агентов по продаже недвижимости всего неделю назад.
– Он стал слишком велик для меня одной после смерти мужа. А мне не хотелось бы водить вас по пустым комнатам. Увидеть дом таким, как он есть, можно, только если в нем живут, не правда ли, мистер Истербрук?
Я бы предпочел увидеть творение Нэша без мебели и нынешних обитателей, но об этом, естественно, умолчал и спросил ее, собирается ли она жить где-нибудь поблизости.
– По правде говоря, нет. Сначала я хочу поездить по свету. Пожить где-нибудь под ярким солнышком. Ненавижу наш гадкий климат. Хочу провести зиму в Египте. Я там была два года назад. Дивная страна, но вы-то, наверное, лучше моего ее знаете.
Я ничего не знаю о Египте и так и сказал.
– Скромничаете, должно быть, – отозвалась она весело. – Вот столовая. Октогональная [84], правильно я говорю? Нет прямых углов.
Я сказал, что правильно, и похвалил пропорции.
Вскоре, закончив осмотр, мы вернулись в гостиную, и миссис Такертон велела подать чай. Появился тот же самый болезненный слуга в жалком облачении, принес огромный серебряный чайник Викторианской эпохи, который не мешало бы как следует почистить.
Когда слуга вышел, миссис Такертон вздохнула.
– С прислугой сейчас просто невозможно управиться, – сказала она. – Когда муж умер, то женатая пара – они были у нас в услужении – отказалась от места. Будто бы решили уйти на покой, так они объяснили. А потом я узнала: они, оказывается, нанялись в другую семью. Польстились на больший заработок. Я бы столько платить не стала, это, на мой взгляд, просто глупо. Ведь содержание и питание прислуги обходится в огромные деньги, не говоря уж о том, чего стоит стирка их постельного белья и одежды.
Да, подумал я, она скупа. Алчность была и в ее взгляде, и в поджатых губах.
Вызвать миссис Такертон на разговор особого труда не представляло. Она любила поговорить. В особенности о себе. Я внимательно слушал, вставлял где надо восклицания и вопросы и скоро уже кое-что знал об этой даме. Она не подозревала, как много можно было понять о ней из ее болтовни.
Она вышла замуж за Томаса Такертона, вдовца, пять лет назад. Была «много-много моложе его». Познакомилась с ним на курорте. Мельком, сама того не заметив, упомянула, что служила там в большом отеле. Падчерица обучалась в закрытой школе неподалеку. Много волнений муж пережил из-за дочери, особенно его заботило, чем Томазина займется после школы.
– Бедный Томас, он был так одинок... Его первая жена умерла за несколько лет до того, и он очень по ней тосковал.
Миссис Такертон продолжала набрасывать свой портрет. Благородная, добросердечная женщина пожалела одинокого стареющего человека. Он слаб здоровьем, она – сама преданность.
– В последние месяцы его болезни я даже не могла видеться ни с кем из своих друзей.
А что, если некоторых ее приятелей Томас Такертон просто недолюбливал, подумал я. Это может объяснить условия завещания.
Джинджер успела разузнать о завещании Такертона. Кое-что оставлено старым слугам, крестникам, содержание жене достаточное, но не слишком щедрое. А весь капитал, исчисляемый шестизначной цифрой, он завещал дочери, Томазине Энн. Деньги должны были перейти в ее полное владение, когда ей исполнится двадцать один год или раньше, если она выйдет замуж. Если она умрет, не достигнув двадцати одного года и не будучи замужем, наследство переходит к ее мачехе. Других родственников у Такертона, кажется, не было.
Награда немаленькая. А миссис Такертон любит деньги... Это видно по всему. Своих у нее никогда не было, пока не вышла замуж за пожилого вдовца. И тут, видно, богатство бросилось ей в голову. Мешал больной муж, и она мечтала о том времени, когда будет свободной, все еще молодой и владелицей сокровищ, какие ей и не снились.
Завещание, видимо, нарушило лелеемые этой особой планы. Она мечтала не о скромном достатке, а о роскоши, о дорогостоящих путешествиях, круизах на лучших лайнерах, туалетах, драгоценностях – быть может, просто жаждала огромных денег в банке, где проценты, нарастая, с каждым годом увеличивают состояние.
И вместо этого все деньги достались дочери! Девчонка стала богатой наследницей. Она завладеет всем. Томазина, вероятно, ненавидела мачеху и, скорее всего, не давала себе труда это скрывать. С присущей юности беззаботной жестокостью. А если... если вдруг? Можно ли себе представить, что эта вульгарная блондинка, сыплющая избитыми истинами, способна отыскать пути к «Белому коню» и обречь ни в чем не повинную Томми на смерть?
Нет, я не мог в это поверить.
Однако надо выполнить свою задачу, и я довольно бесцеремонно перебил разговорчивую собеседницу:
– А знаете, я ведь как-то раз видел вашу дочь, вернее, падчерицу.
Она взглянула на меня удивленно, но без особого интереса:
84
Октогональная – восьмиугольная.