Крестная мать - Барабашов Валерий Михайлович (бесплатные версии книг TXT) 📗
Если и верить кому, так это Витьке Гусликову. Уж он-то по телеку не соврал. Сказал все, как было.
Вечером, когда Татьяна и Изольда были уже дома, появилась мать Андрея — Римма Александровна.
— Я правильно приехала? — с порога спросила она. — Морозовы здесь живут?
— Здесь, здесь, проходите, пожалуйста, — грустно улыбаясь, говорила Татьяна. — Только Морозова я теперь одна.
Петушок, услышав голос матери, выскочил в прихожую.
— Сыночек! Андрюша! Мальчик мой! — застонала, заплакала Римма Александровна. Невысокого роста, в поношенной шубке, в сбившейся на затылок песцовой шапке, она опустила на пол большую дорожную сумку, бросилась к сыну, утонула в его объятиях: она едва доставала ему до плеча. Андрей тоже засопел, неловко гладил мать по спине, успокаивал: «Ну, чего ты, ма? Не надо. Все хорошо».
— Да как же хорошо, Андрюша? — обливалась она счастливыми слезами. — Ты не дома, тебя ищут, сколько раз уже домой приходили из военкомата и милиции… И война еще идет. Сыночек мой, род-неньки-и-ий!
Взволнованная встречей, не выдержала, заплакала и Татьяна. Римма Александровна обняла и ее, притянула к себе — женщины заголосили в два голоса.
— Таня… Танюша… я все знаю, все понимаю, — говорила Римма Александровна. — Потерять сына… кто лучше матери поймет? Господи, за что нам такое испытание? Чем мы перед Богом провинились?
— У Татьяны Николаевны и мужа убили, ма, — дрожащим голосом сказал Андрей. — Она самая несчастная женщина на земле.
Большие, редкого орехового цвета глаза Риммы Александровны наполнились ужасом. Какое-то мгновение она не могла вымолвить ни слова. Миловидное ухоженное ее лицо исказила гримаса боли и сострадания.
— Танюша… господи! Да как же это? Когда?
— Не успела сына похоронить… — Татьяну душили слезы. — Из-за машины, помял мерзавцу одному крыло… Убили-и!
Не выдержала и Изольда, стоявшая рядом, в коридоре. Рыдающая Татьяна, слезы гостьи, Риммы Александровны, Андрей, еле сдерживающий себя, — каждый по-своему переживали встречу. Женщины обнялись. Андрей возвышался над ними. В какое-то мгновение, совсем, кажется, не к месту, отчетливо вдруг и до конца осознал ситуацию, в которой оказался: три женщины прячут его, молодого и здорового парня, солдата-десантника, от властей, от возможной, конечно, гибели, ранения. Но что же — так и дальше жить, прячась за спины матери Вани Морозова, собственной матери и чужой тети Изольды? А кто же, действительно, будет защищать Россию, если все молодые и здоровые, такие, как он сам, убегут с поля боя, попрячутся, будут вот так, в обнимку с женщинами, лить слезы?
— Ну ладно, мамочки, хватит, — грубоватым баском проговорил Андрей, высвобождаясь из рук матери. — Поплакали, и будет. А то совсем раскваситесь, заболеете еще, чего доброго.
Спокойный его голос, рассудительная мужская интонация удивительно благотворно подействовала на женщин. Они, как по команде, перестали плакать, начали приводить себя в порядок. Несколько смущенная Римма Александровна сняла наконец верхнюю одежду; перед хозяйкой дома и ее квартиранткой предстала стройная миниатюрная женщина в дорожном, пригнанном по фигуре костюмчике, хорошо подчеркивающем красивую фигуру.
— Ма, я тебя не узнаю, — изумленно проговорил Андрей. — Ты какой-то другой стала, тоньше, что ли?
— Станешь другой, сынок. Больше десяти килограммов за полтора месяца потеряла, пока тебя искала.
Римма Александровна тряхнула белокурыми, рассыпавшимися по плечам волосами, засуетилась у сумки. Первым делом достала изящно оформленную большую коробку, раскрыла ее, протянула Татьяне набор духов.
— Наши, уральские, фирменные, — сказала с гордостью. — Я же на парфюмерной фабрике работаю, выпросила лучшее, что только было.
Татьяна поднесла духи к лицу.
— Какой удивительный запах! — воскликнула она. — Лиза! Ты только понюхай!.. Римма Александровна, но это ведь умопомрачительно дорого! Я не могу принять такую ценность.
— Дороже наших сыновей ничего нет, Танюша, милая. О чем вы говорите?! Примите от всего сердца. Как мать от матери. Вы же помогли нам с Андреем… Прошу вас!
— Ну, а это вам. — Римма Александровна, тактичная, конечно, женщина, вынула из сумки еще одну небольшую коробочку, прихваченную, видно, на всякий пожарный случай, и протянула Изольде. — Пусть и у вас память останется.
— Ой, зачем вы! Я сейчас вам деньги отдам! — Изольда кинулась к своей сумочке.
— Нет-нет, никаких денег! — стояла на своем Римма Александровна. — Мой сыночек тут живет, я должница ваша на всю жизнь. Я еще кое-что из продуктов привезла, бутылочку вина хорошего… Давай, сынуля, помогай. Ты же у нас единственный мужчина.
Скоро все сидели за столом, мирно и серьезно беседовали. Римма Александровна напористо, уверенно говорила:
— Сынок, я там, дома, за это время большую работу провела. Была в областном военкомате, у самого генерала. Он сказал, если ты жив-здоров, а не пропал без вести, как это сообщили, то все еще можно поправить, дослужишь в другой части. Не в Чечне. А в милицию, знаешь, какая бумага пришла: вроде бы ты с оружием дезертировал. Они розыск объявили, несколько раз домой приезжали, предупреждали… Я им такой скандал устроила!.. Ну вот, а в военкомате дядька хороший, помочь обещал.
Петушок нахмурился.
— Не все так просто, ма. Ты же не знаешь всего. Я действительно ушел с поля боя, дезертировал. С оружием, да. С автоматом.
Римма Александровна расстроенно всплеснула руками.
— Да зачем он тебе нужен, Андрюша, этот автомат?! — в сердцах ахнула она. — Бросил бы его там, в Грозном, да и все. Теперь, вот, и правда, милиция ищет… — Она осеклась, перехватив взгляд Татьяны. Поняв, что задела чувства хозяйки дома, что ее отношение к факту дезертирства Андрея может быть иным, что она тоже сейчас думает о своем сыне, сменила интонацию.
— Танюша! И вы, Изольда. Поймите меня правильно, прошу вас! Он один у меня. Один! И радость, и надежда, и будущее. Смысл жизни. И за что им, нашим сыновьям, воевать там с этими бандитами-че-ченцами? За что? За что они убили сына вашего, Ванечку?!
— Ладно, ма, хватит, — вежливо, но достаточно строго, даже сурово остановил мать Андрей. — Я сам свои проблемы решу. Вернуться надо в полк, это однозначно. Помогу вот Татьяне Николаевне, и поеду. А помочь ей обязательно нужно, без меня они не справятся. Здесь тоже бандюг всяких хватает. Был бы Ваня жив, он бы с убийцами отца разобрался.
— О чем ты говоришь, Андрюша! — почти начальственно прозвучал голос Риммы Александровны, и все за столом поняли, что на работе она такая вот и есть — небольшая, но строгая и принципиальная начальница. — Какой еще полк? Какие убийцы?! Поедем завтра же домой, я схожу в военкомат, поговорю. Дослужишь в другой части, военный прокурор мне объяснил, что это реально. Я обо всем договорилась.
— Ты-то договорилась, а я со своей совестью не могу договориться, — хмуро, не поднимая глаз, отвечал Андрей матери. — Мне перед ребятами стыдно, понимаешь? И перед теми, кто погиб, и кто в живых остался. Как я им в глаза буду смотреть?
Римма Александровна опустила голову, тихо и безутешно заплакала. За столом повисла гнетущая тишина. Тикал на серванте будильник, зашипел, забулькал на кухне чайник, злой январский ветер, смешанный со снегом, беззвучно сек окна квартиры.
— Чайник вскипел, сейчас чай будем пить! — вскочила Изольда, а вслед за нею поднялась и Татьяна — пусть мать с сыном поговорят наедине, им есть что обсудить.
— Андрюша! Ну что ты надумал, сынок? Зачем тебе все это нужно?! Главное — ты жив, здоров, а все остальное мы поправим. — Римма Александровна не сдерживала теперь своих чувств. — Поехали домой!
— Я свою вину должен искупить, ма. Я должен вернуться в полк. И я обязательно вернусь. Но сначала я должен помочь Татьяне Николаевне. Понимаешь, мы знаем теперь, кто убил ее мужа…
— Да какое тебе до всего этого дело, сынок? Объясни мне! Ты что — милиционер, что ли? — Римма Александровна благоразумно сбавила голос, придвинулась к сыну, старалась заглянуть ему в глаза, передать ему всю безмерную материнскую тревогу. — На тебе и так теперь висит дезертирство, да автомат ты взял. А еще лезешь. Я без тебя отсюда не уеду, так и знай! — Голос ее снова зазвенел. — Не поеду и все. Ты бы знал, чего мне стоили эти полтора месяца, когда я узнала о Чечне. Сам же говоришь, почему я такая худая… Я с ума сойду, Андрюша, если с тобой что-нибудь случится! Я не смогу жить. Пойми! У меня больше ничего нет в этой жизни!
