Голова Путешественника - Блейк Николас (полная версия книги .TXT) 📗
Чтение настолько захватило Найджела, что он лишь краешком сознания отметил про себя, что внизу завелась и уехала еще одна машина.
«Вы помните, – читал он дальше, – наш, разговор в июне о „точке взрыва“? Моя точка взрыва, как я обнаружил, замедленного действия. Когда я ответил на письмо Освальда, у меня мелькнула мысль об убийстве, но только вскользь, в виде мимолетной фантазии, не больше. Я планировал, что он приедет сюда и мы спокойно все обговорим, найдем приемлемый для всех компромисс, по которому, взамен возвращенного без лишних слов состояния и в уплату за молчание о происшествии с Марой, я получу от него приличный доход. Я требовал от него соблюдать осторожность и действовать втайне: а) потому что считал, что Джанет надо будет поставить, так сказать, перед свершившимся фактом, и б) потому что в глубине моего сознания все же затаилась мысль, что, если Освальд не пойдет на сделку, с ним придется разделаться.
Той ночью, когда я ждал его, мне никак не удавалось отправить Джанет пораньше спать. Поэтому я решил пойти и встретить брата на полдороге. Как я вам уже говорил, мне даже не пришло в голову, что он решит пойти через лес. Я ждал его на окраине деревни (это тогда, когда я сказал вам, что прятался от дождя) довольно долгое время после того, как он должен был пройти, предполагая, что, может быть, его поезд опоздал.
Когда без четверти час я вернулся домой, Джанет, страшно взволнованная, поджидала меня внизу. Она сказала, что минут за пятнадцать до моего прихода появился Освальд и что она не позволила ему остаться в доме, но согласилась спрятать пока в маслодельне. Именно его, а не меня Мара видела с Джанет, когда они переходили двор в половине первого. Джанет зажгла фонарь и дала его Освальду, потому что если бы он включил в маслодельне электричество, Торренсы могли бы забеспокоиться и пойти проверять, что там такое. Когда они подошли к маслодельне, Джанет втолкнула его внутрь и заперла за ним дверь, тал как очень боялась, как бы он не вернулся в дом.
Здесь Найджел, оторвавшись от чтения, заметил, что миссис Ситон уже нет в комнате. Он опять склонился над признанием Роберта.
Джанет все это подтвердит. В тот момент мне стало ясно, что она страшно обижена на меня – и вполне справедливо – за то, что я пригласил Освальда сюда (он, между прочим, успел сказать ей, что находится здесь по моей инициативе). Мы с Джанет поговорили минут десять. Потом она вдруг вспомнила о Финни, обнаружила, что его нет в комнате, и мы отправились его искать. Потом я отослал ее обратно домой, забрал ключ от маслодельни и пошел к Освальду.
Когда я вошел в маслодельню, мною двигало прежде всего обыкновенное любопытство. Что случилось с Освальдом? Как ему удалось остаться в живых, когда все мы считали его мертвым? Как он выглядит после этих десяти лет? Идя к маслодельне, я не думал об убийстве. Конечно, просидев под замком целых полчаса, бедняга был вне себя. Я пробовал урезонить его, попытался предложить ему договориться, даже пригрозил, что расскажу о происшествии с Марой. Ничего не помогало. Он просто сидел, поджав ноги, в углу возле фонаря и злобно насмехался надо мной. Освальд прекрасно понимал, что я у него в руках, и не намерен был заниматься благотворительностью после всего, чего натерпелся за границей.
Меня охватило отчаяние. Потом он сказал о моей жене нечто такое, чего я не мог снести. Это и была точка взрыва. Впервые в жизни во мне с неизъяснимой силой вспыхнула ненависть. Я накинулся на брата и нанес ему сильный удар в лицо. Он упал навзничь, и из кармана макинтоша выпал какой-то предмет, громко звякнув о пол. Освальд потянулся к нему, но я его опередил; это была бритва. Прежде чем он успел броситься на меня, я резанул его по горлу. В тот момент я испытывал состояние настоящего экстаза, прилив слепой, всепоглощающей, мучительной радости. Потом все прошло, и у моих ног лежал умирающий брат.
Далее я действовал как во сне, движимый какой-то непреодолимой силой. Я делал все так, будто каждая деталь была заранее продумана и тщательно разработана. Это было поразительно. Ловкое, хладнокровное существо (мое второе «я»?) руководило мною, нашептывая мне на ухо, что если разбить лицо Освальда, изменив его до неузнаваемости, то не останется ничего, что могло бы связать убитого со мной и Плаш-Мидоу. Однако я решил этого не делать. Теперь Освальд был уже несомненно мертв, и я отрезал его голову, снял с него всю одежду, надел на тело макинтош и застегнул его. Потом я взял из дома ключ от фамильного склепа Лейси и плетеную сумку для головы; должен сказать, что в такие моменты угрызения совести, оказывается, проявляются весьма своеобразно: я испытывал непреодолимое отвращение при мысли, что придется тащить ее за волосы.
Затем (с помощью моего второго «я», которое придало мне сверхъестественную силу) я поднял труп, оттащил его к реке, проплыл с ним некоторое расстояние вниз по течению и пустил тело по волнам. Это не был мой брат, это был пакет с испорченным мясом. Бритву я бросил там же в реку. Следует добавить, что прежде чем приступить ко всему этому, я разделся догола, чтобы не запачкать свою одежду в крови – к счастью, кровь, брызнувшая фонтаном, когда я полоснул его по шее, в меня не попала. Я сложил всю одежду в одну стопку: свою вниз, его сверху, – вот почему Финни видел только одну кучу одежды. Однако когда я вернулся назад в маслодельню, головы уже не было, – я не мог запереть за собой дверь, поскольку боялся при этом уронить тело. Я намеревался захоронить голову вместе с одеждой Освальда либо в склепе Лейси, либо где-нибудь в саду, надеясь, что маленькая ямка не привлечет внимания. Когда я обнаружил, что голова пропала, мне стало дурно. Но потом я подумал, что ее, скорее всего, взял Финни Блэк – ничего другого мне просто не приходило в голову, – поэтому я продолжал действовать по плану: вымыл из шланга маслодельню, потом оделся и отнес одежду Освальда в склеп.
Все это, начиная с момента, когда я в первый раз вошел в маслодельню поговорить с Освальдом, заняло немногим больше часа. Вернувшись в дом, я увидел, что Джанет лежит в постели, но не спит. Я сказал ей, что все это время мы с Освальдом обсуждали наши дела и в конце концов я попросил его уехать, пообещав, что буду ежегодно выплачивать ему определенную сумму, за что он должен оставить нас в покое. Мне показалось, что мой рассказ несколько успокоил ее. Мы вышли посмотреть, не вернулся ли Финни, и он почти в ту же минуту появился – было чуть больше двух часов.
Я не хотел бы, чтобы у полиции остались какие-либо сомнения в том, что я действовал в одиночку и никто больше во всем этом не участвовал. У меня есть основания считать, что в какой-то момент Лайонел проснулся и вышел из дома – может быть, он видел, как я возвращался из церкви. Что подумала Джанет после того, как было найдено тело, я не знаю. Мне не хотелось посвящать ее в свою тайну, хотя позже я использовал ее как слепое орудие, когда мне понадобилось выяснить, действительно ли это Финни взял голову. Прошу Джанет простить меня за это. Но ни она, ни Лайонел не могут считаться соучастниками моего преступления: они абсолютно ничего не знали.»
Из коридора донеслись торопливые шаги, и в кабинет вошла Джанет. На ее сером от усталости лице была написана озабоченность.
– Роберт не заходил? Не могу его нигде найти, – сказала она.
– Позвольте, я только закончу читать, – ответил Найджел и вернулся к письму.
«Мне противна мысль о суде. Поэтому, если Лайонел все-таки появится сегодня вечером и обстоятельства позволят мне, я постараюсь незаметно уйти. Хочу умереть там, где похоронено мое сердце. Маленькая Ванесса очень привязана к вам; возможно, вы сумеете помочь ей пережить это трудное время. Я не колеблюсь, обращаясь к вам с этой последней просьбой.
А теперь – помните эту цитату? – «час пробил… Я должен уйти. Пора расставаться с вами, ласточки, с колодцем, с тобою, сад, и с вами, розы. О мои дорогие!..» Ну что ж, я ухожу. Прощайте.
