В присутствии врага - Джордж Элизабет (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗

Лаксфорд понимал, что в лучшем случае выиграл немного времени. То, что Корсико так быстро добрался до свидетельства о рождении и предложил порыться в прошлом Ивлин, показало Лаксфорду, что тайна рождения Шарлотты едва ли останется тайной теперь, когда девочка умерла.

Шарлотта. Господи, подумал Лаксфорд, он ведь даже никогда ее не видел. Он видел пропагандистские фотографии, когда Ивлин баллотировалась в парламент, запечатлевшие кандидата у нее дома вместе с преданной, улыбающейся семьей. Но и только. Даже тогда он уделял этим снимкам не больше внимания, чем фотографиям других кандидатов во время всеобщих выборов. На девочку он толком и не глядел. Не потрудился рассмотреть ее. Она была его дочерью, а все, что он, в сущности, о ней знал, это ее имя. А теперь еще — что она мертва.

В воскресенье вечером он позвонил в Мэрилебон из спальни. Услышав ее голос, он коротко сказал:

— Телевизионные новости. Ивлин, нашли тело.

— Боже мой, — ответила она. — Ты чудовище. Ты ни перед чем не остановишься, чтобы сломать мою волю, да?

— Нет! Ты только послушай. Это в Уилтшире. Ребенок. Девочка. Мертвая. Они не знают, кто она. Они просят помочь. Ивлин, Ивлин.

Она повесила трубку. С тех пор он с ней не разговаривал.

В общем-то, он был убежден, что Ивлин заслуживает позора. Заслуживает самого настоящего остракизма. Заслуживает, чтобы все подробности рождения Шарлотты, ее жизни, исчезновения и смерти были выставлены на суд ее сограждан. И заслуживает падения со своего высокого поста. Но он не мог содействовать ее низвержению. Потому что Деннису хотелось верить — она сполна заплатила за все свои грехи смертью своего ребенка.

В те дни в Блэкпуле он ее не любил, не больше, чем она его. А потом ему было стыдно, что в результате их лишенного любви совокупления зародилась новая невинная жизнь. Ему даже в голову не приходило, что то, чем они занимались, чревато такими серьезными последствиями. Для него это был только способ доказать ей — и больше всего себе — свое превосходство.

Он не любил ее. Он не любил этого ребенка. Он его не хотел. И по всем статьям сейчас он не должен был бы испытывать ничего, кроме горечи оттого, что непрошибаемое упрямство Ивлин стоило человеку жизни.

Но правда состояла в том, что чувства его не ограничивались горечью. Его терзали вина, гнев, боль и сожаление. Потому что он не только дал жизнь ребенку, которого ни разу не попытался увидеть, он еще стал причиной гибели ребенка, с которым уже никогда не познакомится. И теперь ничто не могло изменить для него этого факта. И никогда не изменит.

Он машинально придвинул компьютерную клавиатуру. Открыл файл со статьей, которая спасла бы Шарлотте жизнь. Прочел первое предложение: «Когда мне было тридцать шесть лет, от меня забеременела женщина». В тишине своего кабинета — тишине, нарушаемой лишь звуками, доносившимися из редакции газеты, которую его наняли поднимать практически из ничего — он прочитал заключительные слова этой отталкивающей истории: «Когда мне было сорок семь, я убил этого ребенка».

16

Когда Линли добрался до Девоншир-Плейс-мьюз, то увидел, что Хильер уже откликнулся на требование министра внутренних дел об эффективных действиях. Въезд в переулок перегораживал барьер, при котором находился констебль, другой констебль стоял на страже у двери в дом Ив Боуэн.

За ограждением, выплескиваясь на Мэрилебон-Хай-стрит, толпились в сумерках представители средств массовой информации. Несколько телевизионных групп устанавливали освещение, чтобы снять выступления своих корреспондентов для вечерних выпусков новостей, газетные репортеры выкрикивали вопросы, адресуя их ближайшему к ним констеблю, фотографы беспокойно ожидали возможности заснять кого-нибудь, связанного с данным делом.

Когда Линли остановил «бентли», чтобы показать удостоверение, журналисты со всех сторон волной хлынули к автомобилю, последовал нестройный хор самых разных вопросов.

— Без комментариев, — отозвался Линли, попросил констебля освободить проезд и въехал в Девоншир-Плейс-мьюз.

Выйдя из машины, он услышал частый топот и, обернувшись, увидел спешившего к нему констебля-детектива Уинстона Нкату.

— Ну? — спросил Линли, когда Нката подошел к нему.

— Полный ноль, — Нката окинул улочку взглядом. — Народ есть во всех домах, кроме двух, но никто ничего не заметил. Девочку все они знают… похоже, она была приветливой малышкой, любившей поболтать с любым, кто стал бы слушать… но в прошлую среду ее никто не видел. — Нката сунул маленький блокнот в кожаном переплете во внутренний карман куртки. Туда же он отправил, осторожно убрав внутрь стержень, механический карандаш. Потом сказал: — Имел длительную беседу с дедом-пенсионером, лежит в постели на втором этаже в двадцать первом доме, так? Он по большей части с улицы глаз не сводит. Сказал, что за последнюю неделю вообще ничего необычного не было. Все знакомые люди — почтальон, молочник, местные жители. И по его словам, дом Боуэн работает как часы, поэтому он обратил бы внимание, если бы случилось что-то из ряда вон.

— Бродяг по соседству не видели? — Линли пересказал Нкате то, что сообщил ему Сент-Джеймс.

Нката покачал головой.

— Ни намека, старик. Опять же этот дедок, о котором я упоминал. Он бы запомнил. Он знает тут все от и до, и даже кто, и с кем, и сколько раз, как он мне поведал.

— Рад это слышать. — Линли кивнул на дом Ив Боуэн. — Кто-нибудь приходил или уходил?

— В течение примерно часа там находился министр внутренних дел. Потом пришел высокий, тощий парень с клеевой причесочкой. Он пробыл там минут пятнадцать, может, больше. Принес с собой стопку блокнотов и папок и ушел вместе с толстой теткой с холщовой сумкой. Посадил ее в машину и был таков. Домработница, судя по ее виду. Плакала в рукав свитера. Ну, или закрывала лицо от фотографов.

— Это все?

— Так точно. Если только кто-то не спустился на парашюте на задний двор. И кстати, как им удалось так быстро сюда прискакать? — поинтересовался Нката по поводу репортеров.

— Меркурий помог либо «Энтерпрайз» [22] подбросил. Выбирайте.

— Мне бы так повезло. Я застрял в пробке перед Букингемским дворцом. Перенесли бы это дурацкое строение в какой-нибудь другой район? Стоит себе в самом центре и ничего не делает, только транспорту мешает.

— Некоторые члены парламента, — заметил Линли, — сочли бы это отменной метафорой, Уинстон. Но, боюсь, не мисс Боуэн. Давайте же с ней побеседуем.

Прежде чем впустить Линли, констебль у двери взглянул на его удостоверение. Внутри, у подножия лестницы, сидела в плетеном кресле девушка-констебль. Она разгадывала кроссворд в «Тайме» и поднялась, держа в руке словарь-тезаурус, когда вошли Линли и Нката. Девушка провела их в гостиную, переходившую в столовую. Там был накрыт стол: стыли в своем соусе бараньи котлеты с мятным желе, горошком и картофелем. Сервировано было на двоих. Стояла открытая бутылка вина. Но ничего не было ни съедено, ни выпито.

Через распахнутые французские окна открывался вид на внутренний дворик. Вымощенные терракотовой плиткой дорожки и широкие, ухоженные клумбы окружали маленький фонтан, из которого слабой струйкой била вода. За зеленым кованым столом слева от французских окон сидела в сгущавшихся сумерках Ив Боуэн. Перед ней лежала открытая папка, а сбоку стоял бокал, до половины наполненный вином рубинового цвета. Еще пять папок стопкой лежали на соседнем стуле.

— Министр Боуэн, Нью-Скотленд-Ярд, — сказала девушка-констебль, ограничившись данным представлением. Когда Ив Боуэн подняла глаза, констебль попятилась и нырнула назад в дом.

— Я разговаривал с мистером Сент-Джеймсом, — сказал Линли, когда представился сам и представил детектива-констебля Нкату. — Нам придется откровенно с вами поговорить. Это может причинить вам боль, но другого пути нет.

— Значит, он все вам рассказал.