Шерлок Холмс в России (Антология русской шерлокианы первой половины XX века. Том 1) - Шерман Александр (читаем книги онлайн .TXT) 📗
Она покачала головой и сказала:
— Я не знаю, что с тобой вчера было. Но ты явился… вернее, тебя принесли в какой-то кацавейке, без шляпы, в одном ботинке… Где ты был вчера? Ведь ты поехал к Холмсу?
Я вскочил на ноги и бессвязно стал рассказывать ей о случившемся… Она, по-видимому, плохо понимала меня. Но по мере моего рассказа лицо ее покрывалось бледностью. Глаза расширялись. Она даже ухватилась за спинку стула. Когда я кончил, она воскликнула:
— Боже мой! Я ничего не понимаю! Или ты рассказываешь мне свой кошмар или… действительно произошло что-то страшное! Поезжай к Холмсу. Я поеду с тобой. Знаешь… что? Позвони к нему по телефону!
Я подбежал к телефону. Позвонил. «Скорее: № 1667091… Что? Вы Холмс?.. А кто? Кто говорит? Что?.. Доктор Ватсон… Да-да… Мммм… Что такое? Следы преступления. Не понимаю. Ааа… Хорошо! Через полчаса? Хорошо». Я бросил трубку и в отчаянии упал в кресло.
— Что такое? Что тебе сказал Холмс? — дрожащим голосом заговорила жена с испугом глядя на меня.
— Ах. Мери!.. Холмса нет! Там хозяйничают они!
— Кто они?
— Да все эти негодяи! Они мне сказали, чтобы я не смел приезжать раньше, чем через полчаса! Они сказали, что «оставляют следы преступления»… Ничего не понимаю. Ключ от квартиры будет на лестнице, на подоконнике, — сказали они.
— Что это значит?
— Не понимаю…
Через полчаса я выбежал из своей квартиры. На улицах газетчики кричали: «Удивительное приключение. Пропал знаменитый детектив Шерлок Холмс. Предполагается преступление. Воры скрали сыщика. Исключительное событие. Сыскная полиция на ногах».
— Опоздал! — подумал я.
Но оказалось, что газеты раньше полиции узнали о случившемся. И, когда я входил в подъезд дома Холмса, туда же к подъезду подкатил автомобиль начальника полиции. Он вышел из автомобиля, сытый и довольный, пожал мне руку и с усмешкой сказал мне:
— Вот так историйка! Ну кто бы мог предполагать, что с нашим маэстро произойдет такой казус? Добро бы с нами, грешными.
Нескрываемое злорадство слышалось в его речи.
— Радуется, скотина, — подумал я.
Несколько агентов следом за нами поднялись по лестнице. Без труда я отыскал ключ, открыл дверь и мы вошли.
Квартира была пуста. Один дубовый шкаф зиял открытыми дверцами.
На подоконнике в кабинете Холмса я нашел аккуратно разложенные кучки грязи — и около записку: «Это для анализа — грязь с наших сапогов». Рядом правильные кучки пепла от папирос и десяток окурков — и опять записка: «Пепел и окурки для установления табачных фирм». Тут же висел лист бумаги с аккуратно вычерченными размерами сапожных подошв, с запиской: «Снимки с наших подошв». На стене углем было написано: «Доктор Ватсон — осел».
Начальник полиции громко захохотал, и от хохота затрясся его живот.
— Мерзавцы! Они еще издеваются!.. Ну и доберусь я до них!
Повертевшись по квартире некоторое время, он сказал:
— Ну, кажется, здесь мне делать нечего. Заезжайте через час ко мне в бюро. Побеседуем. А пока посидите здесь. Сейчас явится следователь. Расскажите ему, что знаете, — и он ушел.
Я остался один. Трудно передать словами, какая безумная тоска овладела мною, когда я ходил один по пустым комнатам, когда я стоял в «бывшем» кабинете Холмса. Здесь стояло его любимое кресло. Здесь были полки с его книгами, с его архивом, — замечательным, единственным архивом!
«Это ужасно! Это ужасно!» — говорил я вслух, и голые стены какими-то невнятными отзвуками откликались на мои восклицания. Было жутко.
Явился следователь. Стал записывать мое длинное показание, причем несколько раз, ухмыляясь, посматривал на меня и даже пожимал плечами.
— Может быть, проспится и явится. Вот, как вы, — наконец сказал он с усмешкой. Я чуть не наговорил ему дерзостей. Кажется, он весь мой рассказ принял за бред пьяного человека.
Через час я был у начальника бюро. Сперва и он позволил себе шутливо отнестись к моему рассказу, но я сумел убедить его, что дело серьезное. Мой рассказ о «воровском клубе» в Лондоне, о «воровских курсах» озадачил его.
— Быть не может! У меня в Лондоне? Воровской клуб? Воровские курсы? Черт возьми! этим стоит заняться, — сказал он.
Через два часа я был дома и уже все толково рассказал жене. Я терял голову. Не знал, что делать… Вдруг я вспомнил о талантливом помощнике Холмса — маленьком Джеке, который с толпой товарищей не раз оказывал услуги моему другу. Может быть, он знает что-нибудь. Его лукавую мордашку я как будто видел в толпе, стоявшей около автомобиля, когда мы садились в него. Я позвонил по телефону к тому лавочнику, через которого мы всегда вызывали Джека.
Через час мальчишка был у меня. Я его не сразу узнал. Взъерошенный и бледный, он был неузнаваем. Я сразу набросился на него с расспросами. Он сначала упорно молчал, а потом вдруг решительно сказал:
— Знаете, уважаемый доктор Ватсон. Я больше в это дело вмешиваться не стану. И на ваши вопросы отвечать не желаю.
— Что это значит? — воскликнул я.
— А то значит, что когда вы уселись в автомобиль, я сзади уцепился.
— Ну?
— Что, ну?.. Меня заметили, отцепили, отвели в какой-то подвал, да так выдрали, что я всю жизнь помнить буду.
— Тебя выдрали?
— Так, как и отец родной меня никогда не драл! Вот как. Драли, да приговаривали: «Тебе, щенок, в школе учиться надо, а ты по улицам шляешься! Слежкой занимаешься!.. Учись! Учись! Учись!» Вот как выпороли!.. А теперь прощайте, доктор. Мне некогда!.. Надо уроки готовить.
И он ушел, нахлобучив картуз.
Я развел руками.
Прошел день. Прошел другой. Газеты трещали всякую ерунду. Мое участие в этой истории сделалось общеизвестным, и мне отбоя не было от интервьюеров. В конце концов они почему-то знали больше, чем я им рассказывал. Например, меня допрашивали: «Правда ли, что в ваших брюках вы нашли карточку с надписью: „Доктор Ватсон — осел“?» Этого я никому не говорил. Откуда они это узнали?
Мне сделалось известным (все от этих всеведущих газетчиков), что министр полиции делал доклад королю о пропаже Холмса. Но так как его величество в момент доклада был рассеян, то на докладе написал резолюцию: «Прочел с удовольствием». Министр полиции осмелился повторить свой доклад, и тогда его величество, вникнув в дело, над словом «с удовольствием» надписал «не» и волнистой линией соединил «не» с «удовольствием». В вечерних газетах было сообщено, что король выразил неудовольствие по поводу исчезновения Холмса!
Через несколько дней пропал величайший бриллиант из короны короля. Потом исчезло драгоценное колье королевы. Обнаружены были дерзкие кражи со взломами в нескольких банках. Лондон всполошился. Полиция потеряла голову. Без Холмса она была беспомощна. Министр полиции пригласил начальника бюро и так намылил ему голову, что тот вызвал меня и стал советоваться, что ему делать. Я не знал, что ему сказать.
— Не вызвать ли из Америки Ната Пинкертона и Ника Картера, а из Парижа Арсена Люпена? — спросил он.
Я пожал плечами. Мне было больно за Холмса. Приглашать из заграницы второстепенных детективов, чтобы спасать его, великого Холмса! Сама мысль об этом была оскорбительной для меня! Но, пожалуй, это было единственное средство спасти Холмса. На лондонскую полицию я не надеялся!
— Вызовите, — сказал я со вздохом.
Я забыл сказать, что Скотт заболел белой горячкой и бушевал в больнице, упорно гонял чертей с докторских носов и просил свезти его обратно в «воровской клуб».
Через две недели я имел «удовольствие» беседовать с тремя мировыми детективами, которые заседали у начальника бюро в его кабинете. Я подробно (в сотый раз) повторил всю историю. Нат Пинкертон слушал внимательно, задавал вопросы. Он показался мне самым дельным из трех. Картер был просто болван. От него несло спиртом так, что сидеть с ним рядом было неприятно. Он совсем не слушал меня и только рассматривал свои огромные кулаки, покрытые рыжей шерстью. Люпен спросил только, были ли хорошенькие между воровками и каковы были туалеты.
