Выпуск 1. Том 5 - Кристи Агата (электронная книга .txt) 📗

– Я свернул, потому что здесь объезд, – пояснил я.

– Слишком длинный получился у тебя объезд. Мы уже давно то ли на Старом, то ли на Новом Кентском шоссе.

Я оглянулся и вынужден был признать: Гермия, как всегда, права.

– Постоянно сбиваюсь здесь с дороги, – повинился я.

– Да, здесь легко запутаться. Все время приходится кружить у вокзала Ватерлоо.

Наконец, успешно преодолев Вестминстерский мост, мы опять заговорили о постановке «Макбета». Моя приятельница Гермия Редклифф – красивая молодая женщина, ей двадцать восемь. У нее безупречный классический профиль и шапка густых каштановых волос. Моя сестра неизменно называет ее «подругой Марка», причем так и слышишь многозначительные кавычки – это выводит меня из себя.

В «Фэнтези» нас встретили приветливо и провели к маленькому столику у обитой алым бархатом стены. «Фэнтези» пользуется заслуженной популярностью, и столики там поставлены тесно. Когда мы усаживались, кто-то вдруг радостно окликнул нас. За соседним столом сидел Дэвид Ардингли, преподаватель истории в Оксфорде. Он представил нам свою спутницу, прехорошенькую девушку с модной прической: волосы торчали во все стороны, а над макушкой прядки поднимались под невероятным углом. Как ни странно, прическа ей шла. У девицы были огромные голубые глаза, рот она все время держала полуоткрытым. Как и все девушки Дэвида, она была непроходимо глупа. Дэвид, человек редкого интеллекта, почему-то находил удовольствие только в компании совершенно пустоголовых красоток.

– Это моя глубокая привязанность, Вьюнок, – сообщил он. – Познакомься с Марком и Гермией. Они очень серьезные и интеллигентные. Постарайся не ударить перед ними лицом в грязь. А мы были в варьете, смотрели прелестное шоу – «Давайте веселиться!». Вы, держу пари, только что с Шекспира или Ибсена?

– Смотрели «Макбета», – сказала Гермия.

– Ага, и какое впечатление от постановки Баттерсона?

– Мне понравилось, – ответила Гермия. – Интересные световые эффекты. Впечатляющая, поразительная сцена пира.

– А как выглядели ведьмы?

– Ужасно! – сказала Гермия и добавила: – Как всегда.

Дэвид кивнул, заметив:

– Обычно в их трактовке присутствует элемент пантомимы. Скачут, кривляются, как три Короля-Демона. Так и ждешь – вот явится Добрая Фея в белых одеждах с блестками и закричит сдавленным голоском:

Мы дружно рассмеялись, но Дэвид, человек необыкновенно проницательный, пристально поглядел на меня.

– Что с тобой? – спросил он.

– Ничего. Просто я на днях размышлял о Зле и Короле-Демоне в пантомимах. И еще о Добрых Феях.

– С чего бы это?

– Так, в голову пришло. В Челси, в кафе-баре.

– Ну, ты у нас не отстаешь от моды. Молодчина, Марк! Только в Челси. Там богатые наследницы выходят замуж за талантливых рок-музыкантов на пути к всемирной славе. Вот где место нашему Вьюнку, правда?

Вьюнок еще шире раскрыла большие синие глаза.

– Ненавижу Челси, – возразила она. – «Фэнтези» мне нравится больше. Все здесь такое вкусное, замечательно!

– И прекрасно, Вьюнок! Да и вообще, для Челси ты недостаточно богата. А ты, Марк, расскажи-ка нам подробнее о «Макбете» и страшных ведьмах. У меня есть свое мнение насчет того, как показать сцену с ведьмами.

Дэвид в бытность студентом участвовал в драматическом клубе Оксфорда и прославился на весь университет.

– Как же?

– Я бы их показал совсем обычными. Просто хитрые, тихие старушки. Как ведьмы в любой деревне.

– Но теперь никаких ведьм в помине нет! – сказала Вьюнок.

– Ты так говоришь, потому что ты городская жительница. В каждой английской деревне есть своя ведьма. Старая миссис Блэк, третий дом на холме. Мальчишкам не велено ей докучать, время от времени ей делают подарки – дюжину яиц, домашний пирог. А все потому, – он выразительно поднял палец, – что, если не угодишь ведьме, коровы перестанут доиться, не уродится картофель или малыш Джонни вывихнет ногу. Каждый знает: не следует навлекать на себя гнев старой дамы, хотя вслух об этом говорить не принято.

– Ты шутишь, – надула губки Вьюнок.

– Нисколько. Правда, Марк?

– Общее образование покончило с подобными суевериями, – заметила Гермия скептически.

– Только не в сельской местности. А твое мнение, Марк?

– По-моему, ты прав, – ответил я, подумав. – Хотя с уверенностью я сказать не берусь. Почти не жил в деревне.

– Мне кажется, представлять на сцене ведьму как обычную старуху невозможно, – заявила Гермия, возвращаясь к замечанию Дэвида. – В них, безусловно, должно быть что-то сверхъестественное.

– Но подумайте сами, – возразил Дэвид, – это все равно что сумасшествие. Если безумец мечется как угорелый, с соломой в волосах и искаженным лицом, никому не страшно. Но помню, однажды меня послали с запиской к врачу-психиатру в лечебницу, я должен был подождать в приемной, где какая-то милая старушка сидела себе спокойно, попивая молоко. И вдруг она наклоняется ко мне и спрашивает еле слышно: «Это ваше несчастное дитя похоронено в стене за камином?» Кивнула и добавила: «Ровно в двенадцать десять. Минута в минуту. Каждый день. Притворитесь, что не заметили крови». Меня пробрал страх, когда она все это нашептывала, ласково и спокойно.

– А в стене за камином и вправду был кто-то похоронен? – полюбопытствовала Вьюнок.

Дэвид, не обратив на ее слова внимания, продолжал:

– Возьмите, к примеру, медиумов. Трансы, темные комнаты, шепот, стуки. После чего медиум поправляет волосы, собирает вещи и отправляется домой ужинать. Обычная, спокойная, добродушная женщина.

– Значит, ты представляешь себе ведьм так: три шотландские старые карги с даром предвидения тайно совершают свои обряды, колдуют над кипящим котлом, вызывают духов, но сами остаются с виду тремя обычными старухами? Пожалуй, ты прав. Производит впечатление.

– Если вы сумеете заставить актеров играть это таким образом, – сухо вставила Гермия.

– Верно, – согласился Дэвид. – Малейший намек на безумие в пьесе – и актер пускается во все тяжкие! То же и с неожиданной смертью. Ну не может он просто так взять и упасть замертво. Стонет, пошатывается, вращает глазами, хватается за сердце – разыгрывает целую сцену. Кстати, о сценах: как вам исполнение Макбета Филдингом? Невероятно противоречивые оценки критики.

– Блестяще играет, – сказала Гермия. – Сцена с врачевателем, после того как он ходит во сне... «Неужто не поможешь ты утратившему разум?» Он выявил то, что мне никогда не приходило в голову, ведь это приказ врачевателю убить жену. И ясно, что жену он любит. Филдинг раскрыл борьбу между страхом и любовью в душе своего героя. А реплика: «И после – суждено тебе погибнуть» – поразила меня до глубины души. Как никогда.

– Шекспира ожидали бы некоторые сюрпризы, доведись ему увидеть, как играют его пьесы нынче, – иронически заметил я.

– На мой взгляд, нынешние режиссеры немало потрудились, искореняя истинный дух его творчества.

– Обычное удивление автора от трактовки его пьесы постановщиком, – тихо проговорила Гермия.

– А Шекспира вроде написал какой-то Бэкон? [70] – осведомилась Вьюнок.

– Эта теория давно устарела, – добродушно ответил Дэвид. – А что, кстати, известно тебе о Бэконе?

– Он изобрел порох, – победоносно возвестила его подружка.

Дэвид посмотрел на нас с Гермией.

– Вам ясно, почему я люблю эту девушку? – спросил он. – Ее познания так оригинальны. Не Роджер [71], любовь моя, а Фрэнсис.

– Любопытно, что Филдинг играет и Третьего Убийцу. Кто-нибудь до него играл?

– Кажется, да, – сказал Дэвид. – Как в ту пору было удобно – приглашаешь, если требует дело, первого попавшегося убийцу. Вот бы сейчас так!