Семейное дело - Стаут Рекс (книги онлайн .txt) 📗
— Алло?
— С вами говорит президент Национальной лиги по реформированию тюрем. Не смогли бы вы уделить мне полчаса, чтобы побеседовать о наших целях и задачах? — А вы побрились и вымылись?
— Никак нет. Я — главное вещественное доказательство истинного положения в наших местах заключения.
— Хорошо. Приходите сейчас, но воспользуйтесь служебным входом.
В это время ночью на поиски такси может потребоваться одна минута или целый час. Но мне повезло. Не успел я выйти из магазинчика, как увидел проезжающее мимо свободное такси.
Мне также повезло, что Лили оказалась дома и одна. Она сидела за роялем; вероятно, разбирала прелюдию Шопена. Это не просто предположение. Я могу судить по выражению ее глаз, по тону голоса, который приобретает певучие интонации, вибрирует, но сама Лили этого не замечает. Она предложила мне пройти в небольшую, но очень уютную рабочую комнату и вскоре пришла с подносом, на котором стояли бутылка шампанского и два бокала.
— Я поставила его в холодильник, когда ты позвонил, — сказала она. — Оно должно быть теперь в самый раз… Было очень скверно?
— Не совсем. Я сидел на койке, закрыв глаза, и воображал, что нахожусь перед камином на твоей загородной вилле, а ты хлопочешь в кухне, поджаривая бифштекс. А бокал для Мими? — спросил я, откупоривая бутылку.
— Она ушла в кино. Насколько плохи ваши дела?
— Если бы я знал. Мы выйдем, полагаю, из передряги живыми, но не спрашивай о наших шансах.
Удалив пробку, я разлил шампанское по бокалам. Потом открыл дверь, ведущую на веранду, и выставил бутылку на холод.
— За здоровье всех нас, — проговорила Лили. Мы чокнулись и выпили.
— Говоря о шансах. Если цветочные магазины были бы открыты, я бы принес тебе тысячу роз. В свое время я поставил тысячу против одного, что Дореми никогда не пожалеет о том, что назвала тебе Бенджамина Айго. Теперь я уверен в своем проигрыше и должен перед тобой извиниться.
— Почему же она пожалеет?
— Расскажу как-нибудь, возможно, уже скоро. Я позвонил и попросил разрешения прийти к тебе по трем причинам. Во-первых, мне нравится смотреть на тебя. Во-вторых, я хотел принести свои извинения. И в-третьих, я подумал, что ты, быть может, согласишься ответить на один или два вопроса о Дореми.
— Она сердится, когда ее так называют.
— Хорошо, о Доре Бассетт.
— На какие вопросы? Будет она опять сожалеть, если я на них отвечу?
— Все возможно. А дело вот в чем. Убили ее мужа, а также твоего любимого официанта и его дочь. Не исключено, что если ты сообщишь мне точные слова Доры Бассетт, когда она спрашивала обо мне, то это поможет разоблачить преступника. Именно этот вопрос я и хотел задать. Так как же она выразилась, какие слова употребила?
— Я уже говорила тебе, разве не так?
— Первый раз ее интересовало, виделась ли ты со мной после смерти ее мужа. Второй раз она спросила: нашел ли я того, кто положил бомбу в карман пальто Пьера.
— Именно.
— Ты можешь вспомнить в точности ее слова?
— Конечно, не смогу. Я не ходячий магнитофон, как ты.
— Она упоминала Ниро Вулфа?
— Думаю, что упоминала, но наверняка сказать не могу.
— Называла ли она кого-нибудь еще? Сола Пензера, Фреда Даркина или Орри Кэтера?
— Нет, не называла. Спрашивала только о тебе. Послушай, Эскамильо. Мне все это не по душе, и ты хорошо это знаешь. Как-то я говорила: мне не нравится думать о тебе как о частном детективе, но в одинаковой степени мне не понравилось бы думать о тебе как о биржевом маклере, или университетском профессоре, или водителе грузовика, или киноактере. Я хочу, чтобы для меня ты оставался просто Арчи Гудвином, и ты прекрасно это знаешь.
Лили осушила бокал с шампанским до дна. Я поставил свой бокал, наклонился, снял с ее ноги домашнюю туфельку из голубого шелка с золотыми полосками, налил в нее около двух унций вина, поднес к губам и выпил.
— Вот так я люблю тебя, — заявил я. — С сегодняшнего дня, направляясь к тебе, буду оставлять свою лицензию детектива дома, если, конечно, ее сохраню. В настоящее время наши лицензии временно аннулированы.
