Крестная мать - Барабашов Валерий Михайлович (бесплатные версии книг TXT) 📗
Парень шумно вздохнул, вытер ладонью мгновенно взмокший лоб. Вот это да-а… Вот это режиссура!
— Полозова не согласится, — уверенно сказал он.
— Не согласится, — ровно повторил Захарьян, маясь с окурком сигареты — куда бы его деть? — Но, может, ей и не стоит обо всем говорить, а сыграть экспромтом, а, Саня? Ты подумай. А я со своей стороны подумаю, как подготовить Марию. Надо этот психологический рубеж перепрыгнуть, надо. Тем более, что есть мощный стимул.
— Какой?
— Те, кто хочет увидеть «Тайную любовь…», каждому актеру, кто будет занят в этом спектакле, в виде премии обещают заплатить по три месячных оклада.
— Фью-у-у…
— А исполнителям главных ролей, то есть, тебе и Полозовой, — по миллиону. Годится? Только ты Марии, дружище, ничего про деньги не говори, я сам, понял? Сам.
Зайцев некоторое время сидел в прострации. Сказал потом:
— Я бы рискнул, Михаил Анатольевич. Коньячку только граммов по сто принять перед спектаклем… Для храбрости.
— Ты, главное, позабудь про стыд, не стесняйся, — Захарьян совсем по-дружески обнимал актера за плечи. — Делай свое дело, играй роль, а Мария будет вынуждена партнерствовать в сцене. По роли она придет в шалаш за своими пятью рублями. Вот и пусть отрабатывает. Ха-ха-ха…
— Ладно, я понял. Рискну! — Саня решительно поднялся. — Будь что будет. Переплюнем мы с вами, Михаил Анатольевич, и наш Камерный, и даже Запад. Хотя меня могут забрать потом в милицию.
Зайцев встал, стукнул кулаком о кулак, глаза его вспыхнули каким-то странным, бесовским светом.
Поднялся и Захарьян. Стоял рядом спокойный, уверенный в себе, решительно настроенный. И эти решительность и уверенность в успехе задуманного незаметно, но быстро перетекали к актеру.
— Я тебе маленький секрет открою, — говорил Михаил Анатольевич, когда они пошли уже между рядами пустых кресел к сцене. — На премьеру мы народ повзрослее позовем, понял? Спонсоры наши придут, друзья этих спонсоров… Тебе, может быть, один раз и придется так откровенно сыграть сцену в шалаше. А там как наша примадонна пожелает. Договорились?
— Рискну! — еще раз сказал Саня.
…Часа три спустя, когда в театре наступило затишье, и актеры отправились отдохнуть перед вечерним спектаклем, Захарьян вошел в свой небольшой темноватый кабинет, окнами выходящий во двор кинотеатра, снял телефонную трубку. Некоторое время, слушая гудок, раздумывал — было еще несколько секунд для того, чтобы бросить эту дикую затею, которая может кончиться неизвестно как. Мог еще сказать, что актер отказался, что Зайцева заменить некем… Но скрипел уже телефонный диск, звучал уже в трубке знакомый солидный голос: «Да, слушаю…»
— Антон Михайлович, это Захарьян. Докладываю: нужная работа в театре проведена. Принципиальное согласие парня получено. На премьере обещаю вам с друзьями сюрприз. Как заказывали. Надеюсь, получится.
— Ну и прекрасно! — живо отвечал Городецкий. — Друзья как раз у меня — и Феликс Иванович, и Аркадий Вадимович, передают вам привет… Что ж, Михаил Анатольевич, благодарю. Пока на словах. Но все, что мы пообещали и вам лично, и вашим актерам, все будет исполнено. Постарайтесь довести дело до конца. Народ жаждет Зрелища, и он должен его увидеть! Десять «лимонов» это Зрелище стоит, как вы думаете?
— Я с вами полностью согласен, Антон Михайлович! — Даже в кабинете, где его никто не видел, Захарьян как-то привычно, еще с партийных времен, гнулся над столом, сыпал бисером благодарственных, мало к чему обязывающих слов…
Потом бросил трубку, вытянул ноги, закурил.
«Да, Мария, дорого тебе чужие миллионы станут, очень дорого!» — думал он без злорадства, а больше с сочувствием — Полозова все же хорошая актриса. Михаил Анатольевич прекрасно это понимал. Но теперь, в жуткое для искусства время, он был по рукам и ногам связан помощью спонсоров — Городецкого, Дерикота, еще двух-трех состоятельных дам из банков и фирм. Гнул он минуту назад спину и перед сынком Вадима Иннокентьевича Каменцева, заместителя главы областной администрации. Вадим Иннокентьевич не курировал местное искусство, нет, но через его руки шли деньги, в том числе и на помощь учреждениям культуры. В администрации могли дать помощь ТЮЗу, а могли и не дать. От многих причин это зависело, и, конечно же, — от личных симпатий и антипатий. И связей. А Городецкий, Дерикот, Аркадий Каменцев — разве это не связи для него, Захарьяна? Разве это не власть — сегодняшняя, реальная? Разве не они заказывают музыку?
М-да. Жаль Полозову, жаль. Повела она себя с молодыми богачами не лучшим образом. Что ж, пусть теперь расплачивается.
Глава девятнадцатая
«Офис» у частного детектива Виктора Боброва — одно название: крохотная комнатка в полуподвальном помещении, в которую солнечный свет, наверное, никогда не попадает, зато стоит поднять глаза к единственному зарешеченному окну, и взору открывались ноги прохожих, в основном почему-то женские. Впрочем, офис имел другое преимущество — он был в центре города и располагал телефоном, а это для детективов факт немаловажный. За офис (одна из высвободившихся кладовок обнищавшей поликлиники) с Боброва драли весьма внушительную сумму, но энергичный детектив все же сводил концы с концами, ибо сумел найти в миллионном городе клиентуру и в целом на жизнь зарабатывал. В недалеком прошлом Бобров оставил службу в милиции (верой и правдой отбухал в родных органах четверть века), вышел было на пенсию, но здоровому пятидесятилетнему мужику сидеть дома не глянулось, силы еще были. Поначалу Бобров устроился начальником охраны на завод, где ремонтировали трамваи и троллейбусы, но громадный опыт оперативной работы здесь почти не пригодился: воровать-то, конечно, и на этом заводе воровали, но так, по мелочам — то ведро краски кто-нибудь из работяг умыкнет, то какой-нибудь инженеришка потащит к забору трубу или уголок на дачу… Словом, через год Бобров заскучал и решил пуститься в новое, совершенно незнакомое дело — частный сыск. Похо-дил-помаялся по родным милицейским кабинетам, собирая справки, что он не судимый и не псих, что имеет право заниматься такой деятельностью и носить оружие. Месяца через три выдали, наконец, лицензию, а потом и соответствующее удостоверение, которое Бобров с гордостью положил перед внимательно слушающим его Анатолием Дорошем.
Дорош прятал ироничную улыбку — почему-то его новый начальник придавал повышенное значение всей этой атрибутике и формальностям. Ему, например, хотелось, чтобы на синих корочках было оттиснуто «ЧАСТНЫЙ ДЕТЕКТИВ», а не просто «Удостоверение». Чтобы в кобуре под мышкой покоился не потертый газовый пистолет с выслужившими свой срок патронами, а настоящий, боевой, тот же «Макаров». Но в управлении милиции пистолета Боброву не дали (мол, своим, штатным, оружия не хватает), и детектив с первых же шагов почувствовал перемену отношения бывших коллег — ревность, что ли? Дескать, большие деньги зарабатываешь, вольный образ жизни ведешь. Тем не менее Виктор не обиделся и не стал делать из всего этого трагедии, а пошел в открывшийся в Придонске магазин оружия и купил газовый пистолет. Вид у него хоть и не грозный, но вполне внушительный: итальянский «дженерал» чем-то напоминал «ТТ».
— …Что тебя выперли из госбезопасности, не бери в голову, забудь, — просто сказал Бобров, закуривая новую сигарету и дружески улыбаясь Дорошу. — Жизнь есть жизнь, она по-всякому поворачивается. Я с начальством тоже скандалил. Вот они и припомнили мне, когда я обратился за помощью. Это же смех, с тем же пистолетом! На складе у них нет! Да их там — десятки! Сначала старшина, он заведует выдачей оружия, доверенность меня заставил оформлять. На получение «Макарова». Я ему говорю: «Володя, я один в своем бюро, кто мне эту доверенность даст? И на хрена она мне вообще нужна? Вот моя лицензия, вот разрешение на ношение оружия. Давай пистолет». А он глаза вылупил, opef: «Я всем оружие по доверенности выдаю, понял? И ты давай!» Ну что делать? Пришел к себе в офис, пишу: «Доверенность. Я, Бобров Виктор Григорьевич, директор частного сыскного бюро «Беркут», доверяю получить в Придонском управлении внутренних дел, на складе ХОЗО, 1 (один) пистолет системы «Макаров» и 30 (тридцать) патронов к нему — самому себе, то есть, Директору частного сыскного бюро Боброву В. Г.». Ставлю свою печать, расписываюсь, опять иду к этому старшине. Он поглядел, говорит: «Ну вот, а ты в бутылку лез. Документ теперь есть, все как полагается, а пистолетов нету. Не сделали еще для тебя. Звони».
