Вечный сон (Глубокий сон) - Чэндлер Раймонд (книги полностью бесплатно TXT) 📗
XXXI
Появился дворецкий с моей шляпой в руке.
— Что вы думаете о его состоянии? — спросил я Норриса, надевая шляпу.
— Он не так слаб, как кажется, сэр.
— В противном случае его давно бы уже следовало предать земле. Скажите, чем этот Риган так ему полюбился?
Дворецкий окинул меня пристальным и в то же время абсолютно непроницаемым взглядом.
— Молодостью, сэр, — ответил он. — И твердой рукой.
— Твердая рука — это по вашей части.
— Да и по вашей тоже, сэр.
— Благодарю. Как поживают юные леди?
Норрис вежливо пожал плечами.
— Я так и думал, — сказал я и вышел.
Выйдя на крыльцо, я взглянул на сбегавший вниз, к высокой металлической ограде газон, на подстриженные деревья и клумбы с цветами и увидел Кармен, которая с потерянным видом одиноко сидела на каменной скамейке, обхватив голову руками.
Она не заметила, как я, сбежав по ступенькам из красного кирпича, подошел к ней, и, увидев меня, подпрыгнула и ощетинилась, точно кошка. Голубые брюки, те самые, в которых я видел ее в первый раз; копна растрепанных светлых волос, лицо бледное, на щеках красные пятна, серовато-синие, цвета сланца, глаза.
— Скучаешь? — спросил я.
Она медленно, довольно робко улыбнулась, а потом быстро кивнула. И шепнула:
— Ты на меня не злишься?
— А ты на меня?
Она подняла большой палец ко рту и захихикала:
— Я — нет.
Я насторожился и огляделся по сторонам. На дереве, футах в тридцати от того места, где она сидела, висела утыканная стрелами мишень. Еще три-четыре стрелы лежали рядом с ней, на скамейке.
— С вашими деньгами вы с сестрой могли бы жить и повеселее, — сказал я.
Она смерила меня долгим, задумчивым взглядом из-под длинных ресниц. Тем самым, от которого мужчины по идее должны, схватившись за сердце, падать на колени.
— Любишь стрелы метать?
— Угу.
— Да, чуть не забыл, — сказал я, покосившись на дом, шагнув за дерево, и достал из кармана маленький револьвер с перламутровой ручкой. — Я принес тебе твое именное оружие. Револьвер смазан и заряжен, но стрелять из него в людей — по крайней мере, пока не научишься, — не советую. Помнишь?
Она побледнела еще больше и вынула изо рта большой палец. А затем, с неожиданным блеском в глазах, взглянула сначала на меня, а потом на револьвер, который я держал в руке.
— Да, помню, — сказала она и кивнула. И вдруг, ни с того ни с сего, бросила:
— Научи меня стрелять. Мне очень хочется.
— Здесь? Запрещено законом.
Она встала со скамейки, подошла ко мне вплотную и, взяв у меня револьвер, обхватила рукой перламутровую рукоятку, после чего быстро, как-то даже воровато спрятала револьвер в карман брюк и осмотрелась по сторонам.
— Я знаю одно место, — сказала она таинственным шепотом, — возле старых нефтяных скважин. — И она показала рукой вниз, в сторону гор. — Научишь?
Я заглянул ей в глаза. С таким же успехом можно было заглянуть в пустой колодец.
— Ладно, только сейчас верни мне револьвер. Сначала я должен убедиться, подходит ли это место для стрельбы.
Она улыбнулась, скорчила гримасу, а затем вернула мне револьвер, причем с таким таинственным и в то же время лукавым видом, будто это было не оружие, а ключ от ее спальни. Мы поднялись по ступенькам к дому и подошли к моей машине. В саду стояла тишина, а солнце было таким же ослепительным, как улыбка метрдотеля. Мы сели в машину и, спустившись по петляющей аллее, выехали за ворота усадьбы.
— Где Вивьен? — спросил я.
— Еще спит. — Кармен хихикнула.
Я поехал под гору, по тихим, богатым, сверкающим после дождя улицам, объехал Ла-Бриа с востока и повернул на юг. Через десять минут мы были на месте.
— Вон там, — сказала она, высунувшись из машины и ткнув вперед пальцем.
Мы остановились на узкой, грязной, разбитой грузовиками дороге, больше похожей на въезд в какое-то горное ранчо, перед широко распахнутыми воротами. Казалось, ворота эти не закрывались годами. Вдоль дороги росли высокие эвкалипты. Было пусто, солнечно, но еще не пыльно: дождь шел всю ночь и прекратился совсем недавно. Я въехал в ворота, и городской шум почему-то вдруг стих, как будто мы находились не в городе, а где-то в далекой волшебной стране. Впереди, словно из-под земли, выросла испачканная нефтью, покосившаяся деревянная буровая вышка, соединенная с полдюжиной других, таких же, старым, ржавым стальным кабелем. Вышки бездействовали уже давно, не меньше года. Скважины не бурились. В кучу были свалены ржавая труба, прогнувшийся с одного конца погрузочный помост и полдюжины пустых нефтяных цилиндров. В выгребной яме стояла вонючая вода, покрытая жирными пятнами переливающейся на солнце нефти.
— И здесь тоже со временем будет парк? — спросил я.
Кармен утвердительно кивнула головой, глаза ее сверкнули.
— Что ж, дело хорошее. А то от одного запаха этой лужи может сдохнуть целое стадо коз. Ты это место имела в виду?
— Ага. Нравится?
— Райское местечко.
Я остановил машину возле загрузочного помоста, и мы вышли. Я прислушался. Шум машин доносился откуда-то издалека и был теперь больше похож на гудение пчел. Тишина — как на кладбище. Даже после дождя высокие эвкалипты были покрыты густым слоем пыли. Впрочем, у эвкалиптов всегда грязный вид. Возле отстойника лежала сломанная ветром ветка, и по воде полоскались плоские мясистые листья.
Я обошел отстойник и заглянул в окно насосной станции. На полу валялся какой-то хлам. Никаких признаков жизни. К стене было прислонено большое деревянное колесо для поворота мачты деррика. Да, место действительно подходящее.
Я вернулся к машине. Девушка стояла возле и расчесывала свои светлые, переливающиеся на солнце волосы.
— Дай, — сказала она, протянув руку.
Вынув револьвер из кармана, я положил его ей на ладонь, а сам нагнулся и подобрал с земли ржавую банку.
— Теперь смотри, — сказал я. — Револьвер заряжен всеми пятью патронами. Сейчас я пойду и вставлю эту банку вон в то большое деревянное колесо. Видишь? — Я показал. Она с готовностью кивнула головой. — Отсюда до колеса примерно тридцать футов. Только не стреляй, пока я не вернусь. О’кей?
— О’кей. — Она опять захихикала.
Я снова обошел яму и вставил банку в прислоненное к насосной станции колесо. Отличная цель. Если она промахнется — а, скорее всего, так оно и будет, — пуля по крайней мере попадет в колесо, где наверняка застрянет. Впрочем, и в колесо Кармен тоже попадет едва ли.
Установив мишень, я пошел назад, однако, когда я находился от девушки футах в десяти, она вдруг обнажила свои мелкие хищные зубки, подняла револьвер и зашипела.
Я остановился как вкопанный, чуть не упав в яму с вонючей водой.
— Стой где стоишь, ублюдок, — сказала она.
Дуло револьвера смотрело мне прямо в грудь. Рука не дрожала. Шипение с каждой секундой становилось все громче, а лицо — все более похожим на обглоданную кость. Старый, выродившийся маленький зверек. Причем не самый добрый зверек.
Я засмеялся ей в лицо и двинулся на нее. Видно было, как ее тоненькие пальчики, побелев, вцепились в «собачку». Когда я находился на расстоянии примерно шести футов, она спустила курок. Выстрел сухо щелкнул, разорвав тишину. Дыма не было. Я опять остановился и улыбнулся.
Она выстрелила еще дважды, очень быстро. С такого расстояния даже она бы не промахнулась. В револьвере было пять патронов. Она израсходовала четыре. Очень спешила.
Оставался последний патрон, пятый. Я пригнулся. Стреляла она почти в упор, тщательно целясь мне в голову. В лицо полыхнуло, в ноздри ударил запах пороха. Я выпрямился.
— Ну, ты даешь! — вырвалось у меня.
Рука, в которой был зажат разряженный пистолет, начала сильно дрожать. Пистолет упал на землю. Вслед за рукой задрожали и губы. Ходуном ходило все лицо. Кармен закинула голову назад, и в уголках рта у нее появилась пена. Воздух со стоном вырывался из груди. Она начала раскачиваться на месте и повалилась на бок.