Пожалуйста, избавьте от греха - Стаут Рекс (электронные книги без регистрации txt) 📗
Перечитав отчеты в пятнадцати экземплярах «Таймс» и в пятнадцати выпусках «Газетт», я уразумел только одно: я знал все подробности убийства назубок. И все. Ни намека, ни малейшей зацепки, чтобы начать расследование, у меня не было. Когда я покончил с газетами, стрелки часов показывали начало двенадцатого, следовательно, Вульф уже спустился из оранжереи. Я поднялся по лестнице в свою комнату и позвонил в «Газетт». Поскольку газета дневная, телефон Лона Коэна обычно бывает занят с десяти утра до двадцати минут пятого, но мне все же удалось прорваться. Я сказал, что мне хватит тридцати секунд, но Лон заявил, что с меня достаточно и пяти.
– Тогда, – мстительно произнес я, – я не расскажу тебе про бычков, которые паслись на заливном лугу и отбивные из которых припас для нас Феликс. Ты можешь встретиться со мной в «Рустермане» в четверть седьмого?
– Могу, если нужно. А что захватить с собой?
– Только язык. Свой собственный. Ну и, конечно, пару фунтов салата, на потом.
Под «потом» я подразумевал еженедельную игру в покер, которой мы самозабвенно отдавались по четвергам с восьми вечера в квартире Сола Пензера. Лон прошелся по поводу салата, и мы распрощались. Я тут же позвонил по другому, не менее привычному номеру, подозвал Феликса и сказал, что на сей раз просьба посадить нас наверху, в уединенном кабинетике, исходит лично от меня, а не от Вульфа и что я очень рассчитываю на отборные бифштексы. Феликс спросил, какими цветами украсить стол, но я ответил, что бифштексы, как ни странно, предназначаются не для женщины, а для мужчины, из которого я надеюсь выцарапать ценные сведения, поэтому стол лучше украсить самым обыкновенным, растущим на каждом шагу четырехлистным клевером – на счастье.
Предупреждать Вульфа, чтобы к ужину меня не ждали, мне не требовалось, поскольку по четвергам я всегда провожу вечер у Сола. Вульф садится ужинать в семь пятнадцать, а покер начинается в восемь.
Когда мы покончили с утренней почтой, я вскользь обронил, что выйду из дома без четверти шесть, до того, как Вульф спустится из оранжереи. Кеннета Мира я упоминать не стал, молчал про него и Вульф, но в середине дня позвонил Волмер и сказал, что доктор Остроу не выразил желания узнать настоящее имя Рональда Сивера. Наврал, конечно. Доктор Остроу наверняка возжелал бы знать, как зовут Сивера, но только не после того, как Волмер наябедничал о том, что Вульф прибег к мошенничеству.
Маленькая комнатка наверху в «Рустермане» хранила для меня множество приятных воспоминаний о тех днях, когда еще был жив Марко Вукчич, благодаря которому ресторан снискал славу лучшего во всем Нью-Йорке. Сам Ниро Вульф высоко ценил кухню «Рустермана», в который частенько захаживал посидеть со своим старым другом. Кухня и сейчас оставалась отменной, как заметил Лон Коэн, проглотив третью ложку десерта; не поскупился он на похвалу и позднее, когда запустил зубы в сочнейший бифштекс, запив его изрядным глотком фирменного кларета.
Примерно после четвертого глотка Лон сказал:
– Я чувствовал бы себя куда лучше – или хуже, кто знает, – если бы знал цену. Ясное дело – тебе что-то понадобилось. Или Ниро Вульфу. Что?
Я проглотил кусочек мяса.
– Не Ниро Вульфу. Мне. Он даже об этом не подозревает, и я не хочу, чтобы он узнал. Мне нужны кое-какие сведения. Сегодня утром я потратил два часа, читая подряд все, что напечатали две великие газеты про убийство Питера Д. Оделла, но я все еще не удовлетворен. Вот я и подумал, что не мешало бы поточить с тобой лясы.
Лон прищурился.
– Без дураков? Вульф и в самом деле не знает, что ты меня угощаешь?
– Клянусь прабабушкой-индианкой.
Лон посмотрел примерно на фут выше моей головы, как он поступает всякий раз, когда решает – вскрыть карты или поднять ставку, – подумал, пока я намазал маслом булочку, потом посмотрел мне в глаза.
– Что ж, – произнес он. – Пожалуй, тебе стоит поместить в «Газетт» объявление. Разумеется, под кодовым номером, если Вульф и впрямь не должен знать о твоих подвигах.
При первом взгляде на Лона, на его мелковатое лицо с черными прилизанными волосами, никто бы не догадался, что он дьявольски хитер. Те же, кто с ним знакомы, отлично это знают, включая самого издателя «Газетт» – потому-то, наверное, кабинет Лона и располагается всего через две двери по коридору от кабинета издателя.
Я покачал головой.
– Люди, которые меня интересуют, не читают объявления в «Газетт». Откровенно говоря, я немного засиделся без дела и хотел бы поразмяться. Уверен, что полиция раскопала массу фактов, которые не предназначаются для печати. В этой комнатке записывающих устройств нет, я тоже пришел без микрофонов. Есть ли у Кремера или окружного прокурора сведения, которые они приберегают?
– Нет. – Лон подцепил на вилку несколько горошин. – Почти наверняка нет. И главное – они не знают, кому предназначалась бомба. – Он опустил горошины туда, куда хотел. – Возможно, это знает только тот парень, который ее подложил. Логично предположить, что она предназначалась для Браунинга, но взорвался-то Оделл. Факты – упрямая вещь. Может быть, Браунинг оставил ее для Оделла? Мотив у него был.
– Весомый?
– Вполне. Ты, конечно, знаешь, что Эбботт тридцать первого августа уходит на пенсию, и совет директоров должен был в тот самый день собраться в пять часов и решить, кто его заменит. Обсуждаться должны были две кандидатуры – Браунинга и Оделла. Оделл, безусловно, не подкладывал бомбу Браунингу, а вот не мог ли Браунинг сделать это сам, а потом попросить Оделла залезть – в ящик?
Я отпил глоток кларета.
– Разумеется, дело освещают – или освещали – твои лучшие люди. Что они думают?
– Они больше не думают. Только строят догадки. Лэндри предположил, что бомбу туда засунула миссис Браунинг, зная, что Хелен Лугос, секретарша ее мужа, имеет обыкновение проверять запасы бурбона по утрам:
– Это правда? Я имею в виду, что она по утрам лазила в этот ящик?
– Не знаю и сомневаюсь, что Кремер знает. С репортерами Хелен не разговаривает, да и с полицейскими, насколько мне известно, тоже не слишком разговорчива. У меня нет причин утверждать, что Хелен и Браунинг были любовниками, хотя Лэндри убежден в этом. Спроси инспектора Кремера – возможно, он знает. Другую гипотезу высказал Гахаган – он считает, что Оделл пытался подложить бомбу Браунингу и сам подорвался. Он потратил неделю, пытаясь выяснить, где мог Оделл раздобыть бомбу. Перлман предположил, что виновник взрыва – Эбботт; старик хотел, чтобы президентом стал Оделл, а остальные были за Браунинга. Перлман также высказал три предположения, зачем понадобилось Оделлу залезать в этот ящик, но они не выдерживают критики. Дамиано склонен винить в случившемся Хелен Лугос, которая хотела поквитаться с Браунингом, но он, как и Перлман, не в состоянии объяснить, при чем тут Оделл.
– А в чем причина нелюбви Хелен к Браунингу?
– Секс.
– Это не ответ.
– Еще какой ответ. Когда секс влезает в окно, логика уползает через дверь, поджав хвост. Когда люди вступают в сексуальные отношения, любой из них способен совершить самый сумасбродный поступок, который никто потом не в состоянии объяснить. Гипотеза Дамиано основана на показаниях некоего Мира, Кеннета Мира, заместителя Браунинга по кадрам. Дамиано взял у него интервью на следующий день после взрыва – они, оказывается, мальчиками пели в одном церковном хоре, – и, по словам Мира, расследование должно сосредоточиться на Хелен Лугос. Дамиано, разумеется, накинулся на него, как стервятник, но Мир спрятался в ракушку. А Хелен, как я говорил, отвечать на вопросы отказывается.
– А Дамиано сказал о разговоре с Миром инспектору Кремеру?
– Нет, конечно. Он и нам-то всего пару дней назад рассказал. Надеялся сам стать героем.
– А самого Мира никто не подозревает?
– В «Газетт» – никто. Разумеется, мы его обсуждали, как и всех остальных, но мотива нащупать не удалось. Причин желать смерти Браунинга у него, безусловно, не было; избрали бы Браунинга президентом, и Мир тут же взлетел бы на самый верх. Да и мог ли он убедить Оделла залезть в злополучный ящик? Нет, таким гипотезам грош цена. Если бомба и впрямь предназначалась для Браунинга, подложить ее мог кто угодно из более чем дюжины сотрудников. И не только сотрудников. Взять, например, Маделин Оделл, теперь вдову Оделла. С тех самых пор, как она вышла за него замуж, двадцать лет назад, она мечтала, что ее муж станет президентом КВС, а тут обстоятельства начали явно складываться в пользу Браунинга. Или Теодор Фолк, уолл-стритовский Фолк, закадычный друг Оделлов и член Совета директоров КВС. Разумеется, сам бы он не стал это делать, но миллионерам вовсе ни к чему пачкать собственные руки. Или Сильвия Веннер. Знаешь ее?
