Черная гора - Стаут Рекс (мир книг txt) 📗
– Так он был бабником, – пробурчал сержант Стеббинс.
– Пф! – поморщился Вульф, – галантность совсем не всегда прислужница похоти.
Все это было слишком утонченно для присутствующих, но факт остается фактом: Вульф сам спрашивал меня об отношениях Марко к женщинам. А через три часа этот же вопрос вновь был в центре внимания. Феликса отпустили и попросили прислать Джо. Появились другие сыщики из уголовки, а также помощник районного прокурора. Официантов и поваров допрашивали в отдельных кабинетах, и всем задавали вопросы о женщинах, с которыми за последний год ужинал Марко. К тому времени, как Вульф выразил желание на сегодня все закончить, встал и потянулся, было уже далеко за полночь, и мы собрали изрядную кучу сведений, включая имена семи женщин, из которых ни одна не пользовалась дурной славой.
– Вы сказали, что приложите все усилия к тому, чтобы преступник был пойман и привлечен к ответственности в наикратчайший срок, – напомнил Кремер.
– Я бы не хотел вмешиваться и только напомню, что полиция будет рада помочь вам.
Пропустив его ехидное замечание мимо ушей, Вульф вежливо поблагодарил Кремера и направился к двери. По дороге домой в такси я поделился с ним маленькой радостью – никто не упомянул Сью Дондеро. Вульф не ответил. Он сидел на краю сиденья, вцепившись в ремень, в любой момент готовый спасти свою жизнь.
– Хотя должен заметить, – добавил я, – женщин и без нее набралось предостаточно. Думаю, что им это не понравится. Завтра к полудню их будут обрабатывать тридцать пять сыщиков, по пять штук на каждую. Упоминаю об этом просто так, на тот случай, если вам вдруг втемяшится в голову собрать их всех семерых завтра в одиннадцать в вашем кабинете.
– Заткнись, – рыкнул он. Обычно я норовлю поступить как раз наоборот, но на сей раз я решил подчиниться. Когда мы подкатили к нашему старому особняку на Западной Тридцать пятой улице, я заплатил водителю, вышел, придержал дверцу Вульфу, поднялся по ступенькам на крыльцо и открыл дверь своим ключом. Как только Вульф переступил порог, я закрыл дверь, накинул цепочку, а обернувшись, увидел Фрица, который доложил:
– Сэр, к вам пришла какая-то госпожа.
У меня сверкнула мысль, что я буду избавлен от массы неприятностей, если дамочки начнут заходить без приглашений, но Фриц добавил:
– Это ваша дочь, миссис Бриттон.
В голосе Фрица можно было уловить слабую тень упрека. Он уже давно не одобрял отношение Вульфа к своей приемной дочери. Темноволосая девушка с Балкан, говорящая с акцентом, в один прекрасный день свалилась на голову Вульфа и умудрилась впутать его в дело, которое отнюдь не способствовало увеличению его банковского счета. Когда все кончилось, она возвестила, что не собирается возвращаться на родину, но и не собирается также воспользоваться тем, что в ее распоряжении была бумага, выданная много лет назад в Загребе, удостоверявшая, что она является приемной дочерью Ниро Вульфа. Она преуспела в двух направлениях – получив работу в агентстве путешествий на Пятой авеню и выйдя через год замуж за ее владельца, некоего Вильяма Р. Бриттона. Между мистером и миссис Бриттон и мистером Вульфом не возникали никакие разногласия, потому что разногласия возникают при общении, а его-то и не было. Дважды в год – на ее день рождения и на Новый год – Вульф посылал ей огромный букет изысканных орхидей, и это было все, если не считать, что он был на похоронах, когда Бриттон скончался от сердечного приступа в тысяча девятьсот пятидесятом году.
Вот это Фриц и не одобрял. Он полагал, что каждый человек, будь он хоть сам Вульф, должен изредка приглашать дочь на обед, даже если она приемная. Когда он изложил мне свою точку зрения, как это с ним иногда случалось, я пояснил, что Карла раздражает Вульфа так же, как и он ее, так к чему все это?
Я последовал за Вульфом в кабинет. Карла сидела в красном кожаном кресле. Когда мы вошли, она встала, чтобы посмотреть на нас, и возмущенно сказала:
– Я вас жду здесь больше двух часов.
Вульф подошел, взял ее руку и наклонился к ней.
– По крайней мере, у тебя было удобное кресло, – сказал он вежливо, прошел к своему, стоящему за столом, единственному, которое его устраивало, и усадил себя. Карла протянула мне руку с отсутствующим видом, я просто пожал ее.
– Фриц не знал, где вы, – сказала она Вульфу.
– Не знал, – согласился он.
– Но он сказал, что вы знаете о Марко.
– Да.
– Я услышала об этом по радио. Сначала я собиралась пойти в ресторан к Лео, потом подумала, что лучше обратиться в полицию, а затем решила прийти сюда. Я полагала, что вы будете удивлены, но я – нет. Она говорила с горечью и выглядела расстроенной, но я должен признать, что от этого она не стала менее привлекательной. Она оставалась все той же девушкой с Балкан, чьи пронзительные черные глаза поразили мое сердце много лет назад.
Вульф прищурился и взглянул на нее.
– Ты говоришь, что пришла сюда и ждала меня два часа, чтобы узнать подробности о смерти Марко? Почему? Ты была к нему привязана?
– Да.
Вульф прикрыл глаза.
– Если я правильно понимаю, что означает слово привязанность, – сказала она. – Если вы имеете в виду как женщина к мужчине, – конечно, нет. Не так.
Вульф открыл глаза:
– А как?
– Мы были связаны нашей преданностью великой и благородной цели! Свобода нашего народа! И вашего народа! А вы здесь сидите и строите гримасы. Марко рассказывал мне, что просил помочь нам – вашим умом и деньгами, но вы отказались.
– Он не говорил мне, что ты участвуешь в этом деле. Не называл тебя.
– Конечно, не называл, – презрительно сказала она – Он знал, что тогда вы бы еще больше глумились. Вот вы сидите здесь, богатый, толстый и счастливый, в вашем прекрасном доме, с великолепной едой, стеклянными оранжереями наверху, где растут десять тысяч орхидей, чтобы услаждать вас, и с этим Арчи Гудвином, который как раб делает за вас всю работу и принимает на себя все опасности. Какое вам дело до того, что народ на земле, из которой вы родом, стонет под гнетом, свобода задушена, плоды их труда отнимаются, а детей готовят к войне? Перестаньте гримасничать!
Вульф откинулся назад и глубоко вздохнул.
– По-видимому, – сказал он сухо, – я должен дать тебе урок. Мои гримасы не имеют отношения к твоим чувствам и к твоему нахальству, а относятся к стилю и дикции. Я презираю штампы, в особенности извращенные фашистами и коммунистами. Такие фразы, как «великая и благородная цель» и «плоды их труда» смердят, изуродованные Гитлером и Сталиным и всем их преступным окружением, Кроме того, в наш век потрясающего триумфа науки призыв к борьбе за свободу значит не более того, что он велик и благороден; не больше и не меньше – это основное. Она не важней и не благородней борьбы за съедобную пищу и хорошее жилье. Человек должен быть свободным, иначе он перестает быть человеком. Любой деспот, фашист или коммунист не ограничен теперь такими средствами, как каблук, меч или ружье; наука создала такое оружие, которое может предоставить ему всю планету; и только люди, которые хотят умереть за свободу, имеют право жить за нее.
– Как вы? – презрительно сказала она. – Нет. Как Марко. Он умер.
Вульф ударил рукой по столу:
– Я еще дойду до Марко. Что касается меня, то никто не давал тебе права судить меня. Я сделал свой вклад в борьбу за свободу – в основном финансовый через те каналы и средства, которые мне кажутся наиболее эффективными. Я не собираюсь отчитываться перед тобой. Я отказался участвовать в проекте, который предлагал Марко, потому что сомневался в нем. Марко был упрямым, доверчивым, оптимистичным и наивным. Он был…
– Стыдитесь! Он умер, а вы оскорбляете…
– Достаточно, – прорычал он. Это наконец остепенило ее. Его голос понизился на несколько децибел. – Ты разделяешь общее заблуждение, а я нет. Я не оскорбляю Марко. Я отдаю ему должное, говоря о нем, относясь к нему так же, как при жизни; было бы оскорблением, если б от страха я мазал его елеем. Он не понимал, какими силами собирался управлять на большом расстоянии, не мог их контролировать, проверить их честность и преданность делу. Все, что он знал, – это то, что некоторые из них могли быть агентами Тито или даже Москвы.
