Саван для соловья (Тайна «Найтингейла») - Джеймс Филлис Дороти (книги регистрация онлайн .txt) 📗

Она вдруг замолчала. Делглиш спросил:

— Вы думаете, у нее на уме есть более подходящий кандидат?

— Почему бы вам не спросить об этом ее? Она мне не доверялась.

— Но вы отвечаете за ее работу? Клинический инструктор находится под руководством старшего преподавателя?

— Я отвечаю за ее работу, а не за моральный облик.

Они достигли дальнего выхода из отделения скорой помощи, и не успела сестра Рольф толкнуть дверь, как в нее влетел мистер Куртни-Бригс. За ним следовала группа молодых медицинских сотрудников в белых халатах со стетоскопами, висящими на шее. С каждой стороны по два ученика почтительно кивали, слушая поучения великого хирурга. Делглиш подумал, что в его манерах бросаются в глаза заносчивость, некоторая вульгарность и грубоватая хитрость, которые он, видимо, считал качествами, необходимыми преуспевающему признанному специалисту. Словно прочитав его мысли, сестра Рольф сказала:

—А знаете, они все очень разные. Возьмите, например, мистера Молрави, нашего хирурга-офтальмолога. Он напоминает мне грызуна, соню. Каждый четверг утром он семенит сюда и стоит по пять часов в операционной, не говоря ни одного лишнего слова, только шевеля усами; своими крошечными пальчиками он копается в глазах бесконечных пациентов, затем он официально благодарит всех, включая младших медсестер, снимает резиновые перчатки и снова семенит прочь, чтобы дома заняться своей коллекцией бабочек.

— Что ж, милый, скромный человечек.

Она обернулась взглянуть на него, и он снова обнаружил в ее глазах этот смущающий его презрительный блеск.

— О нет! Не скромный! Просто он производит другое впечатление. Мистер Молрави так же, как и мистер Куртни-Бригс, убежден, что он замечательный хирург. В профессиональном отношении они оба очень тщеславны. Тщеславие, мистер Делглиш, главный порок хирургов, как у медсестер — раболепие. Я еще не встречала хорошего хирурга, который не был бы убежден, что по своему могуществу он стоит лишь на одну ступень ниже Бога. Они все заражены высокомерием. — Она помолчала и спросила: — Разве это не относится также и к убийцам?

— Только к одному их типу. Вы должны помнить, что убийство — в высшей степени индивидуальное преступление.

— Разве? Я думала, что уже все мотивы и средства до тошноты вам знакомы. Но в конце концов, вам виднее.

Делглиш спросил:

— По-видимому, сестра, мужчины не вызывают у вас большого уважения?

— Напротив, я их очень уважаю. Просто я их не люблю. Но стоит относиться с почтением к полу, который довел себялюбие до такого искусства. Это то, что дает вам силу, — эта способность посвятить всего себя своим собственным интересам.

Несколько злорадствуя, Делглиш сказал, что он удивлен тем, что мисс Рольф, при своем откровенном возмущении униженным положением медсестры, не выбрала себе более мужественного занятия. Например, доктора. Она горько засмеялась:

— Я хотела стать врачом, но мой отец считал, что женщине ни к чему образование. Не забудьте, мне уже сорок шесть. Когда я училась в школе, у нас не было всеобщего бесплатного школьного образования для девочек и мальчиков. Отец зарабатывал достаточно много — меня не взяли в бесплатную школу, так что ему приходилось платить за меня. Он перестал платить, когда мне исполнилось шестнадцать, и он смог это сделать под благовидным предлогом.

Делглиш не нашел что сказать. Его поразила ее откровенность. Она не из тех женщин, подумал он, которая доверит свои переживания незнакомцу, и он не тешил себя иллюзией, что она ожидает найти в нем сочувствие и понимание. Ни одного мужчину в мире она не находила близким себе по духу. Это просто был внезапный порыв излить свою горечь и неудовлетворенность. Что его вызвало: воспоминание об отце, недовольство мужчинами вообще или раздражение от зависимого статуса своей профессии, было трудно сказать.

Они уже покинули госпиталь и теперь шли по узкой тропинке, что вела к Найтингейл-Хаус. Пока они не достигли его, никто из них не проронил ни слова. Сестра Рольф поплотнее закуталась в свой длинный плащ и надвинула на лоб капюшон, как будто защищалась не только от резкого ветра. Делглиш погрузился в свои размышления. Так они молча шагали под деревьями, каждый по своей стороне тропинки.

4

В кабинете сержант Мастерсон стучал на машинке, печатая отчет о допросах. Делглиш сказал:

— Непосредственно перед тем, как прийти в школу, Пирс работала в частной палате сестры Брамфет. Я хочу знать, не произошло ли там что-нибудь важное. А еще мне нужно получить подробный отчет о дежурствах Пирс за последнюю неделю, и выясните, что она делала в последний день, буквально по минутам. Выясните еще, кто из студенток был с ней па дежурстве, в чем заключались их обязанности, где она дежурила, какой она показалась остальному персоналу. Я хочу знать имена пациентов в той палате, где она дежурила, и что с ними стало. Лучше всего вам начать с бесед с остальными студентками и составить отчет на основании их рассказов. Обычно девушки ведут дневник, куда заносят события каждого дня.

— Мне стоит поговорить об этом с Матроной?

— Нет. Спросите об этом у сестры Брамфет. Мы работаем непосредственно с ней, и, ради бога, будьте как можно более вежливым и тактичным. У вас уже готовы эти отчеты?

— Да, сэр. Они напечатаны. Хотите прочесть их сейчас?

— Нет. Скажете мне, если там есть то, что мне необходимо знать. Я просмотрю их сегодня вечером. Полагаю, нечего и надеяться, что кто-либо из наших подозреваемых известен в полиции?

— Если это и так, сэр, это не указано в их персональных делах. В них вообще поразительно мало информации. Хотя, например, Джулия Пардоу была исключена из средней школы. Кажется, из них она единственная правопарушителышца.

— Господи, за что?

— В ее досье об этом не сказано. По всей видимости, это имело какое-то отношение к учителю математики. Директор ее школы сочла необходимым указать это в ее характеристике, присланной Матроне, когда девушка поступала сюда. Ничего особенного. Она пишет, что Джулию незаслуженно обижали и что она надеется, что больница даст ей шанс научиться единственной профессии, к которой она проявляла интерес и способности.

— Очень милое замечание, с двойным смыслом. Так вот почему ее не приняли в больницах Лондона, которые приданы к институтам. Мне так и казалось, что сестра Рольф не совсем точно изложила мне эти причины. Есть что-нибудь о других? Какие-либо связи между ними перед поступлением сюда?

— Матрона и сестра Брамфет вместе учились на севере в Королевской больнице Нетеркастла, проходили там акушерскую практику в городском родильном доме и приехали сюда пятнадцать лет назад, обе в качестве палатных медсестер. Мистер Куртни-Бригс в 1946 — 1947 годах был в Каире, сестра Гиринг тоже. Он был майором медицинской службы, а она — медсестрой. Предположений, что тогда они знали друг друга, не имеется.

— Если бы они были знакомы, вряд ли вы нашли бы этому подтверждение в их личных делах. Но они могли встречаться. В сорок шестом Каир был довольно оживленным местом, приятным для общения, как рассказывал мне мой приятель. Интересно, служила ли мисс Тейлор в военном госпитале? Она носит головной убор военной медсестры.

— У нее в досье этого нет. Самая ранняя по дате характеристика — из ее школы медсестер, откуда она пришла сюда работать. В Нетеркастле она пользовалась отличной репутацией.

— Она и здесь на очень высоком счету. А вы проверили показания Куртни-Бригса?

— Да, сэр. Привратник записывает каждую машину, которая выезжает или въезжает после полуночи. Мистер Куртни-Бригс уехал в двенадцать тридцать две.

— Гм… Это позже, чем он пытался мне внушить. Я хочу, чтобы вы проверили его расписание. Точное время окончания операции должно быть указано в книге записей в операционной. Доктор, ассистировавший ему, должен знать, когда он уехал, — мистер Куртни-Бригс любит, чтобы его почтительно провожали до машины. Затем вам нужно проехать по дороге и засечь время. Наверное, упавшее дерево уже убрали, но вы без труда обнаружите, где оно лежало. На то, чтобы привязать к ветке свои шарф, у него не могло уйти больше пяти минут. Выясните, куда дели шарф. Вряд ли он солгал насчет тех фактов, которые так легко проверить, но он достаточно самонадеян, чтобы думать, что способен ловко скрыть все, включая убийство.