Прах к праху - Джордж Элизабет (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗

– Это к делу не относится.

– Она сказала, что я разрушу твою жизнь, если мы с тобой поженимся.

– Это в прошлом. Забудь.

– Она сказала, что ты превратишься в пустое место, если я позволю тебе бросить школу.

– Она наш друг. Она просто переживала за нас.

– Наш друг, ты говоришь? Она хотела, чтобы я отдала своего ребенка. Чтобы убила его. Она желала мне смерти. И это в ней так и осталось, Кенни. Она всегда…

– Прекрати! – Он ударил по столу, и керамическая солонка в виде белого медведя полетела на пол, ударившись о ножку стола. Солонка треснула, и из нее на старый зеленый линолеум посыпалась соль, белая, словно отбеленный речной песок. – Ты ужасно заблуждаешься насчет Мириам, – сказал Кенни, подняв солонку, которая развалилась на две части у него в руках. – Она была добра ко мне. Была добра к нам. К тебе. К детям.

– Тогда скажи мне, кто для тебя лучше, чем я.

– Секс тут ни при чем. – По его тону она поняла, что он решил сказать правду. По его позе она поняла, что правда превзойдет все ее самые худшие ожидания. – Да, мы спали вместе. Но секс тут ни при чем. Все гораздо сложнее. Речь идет о желании.

– Не сексуальном? Не смеши меня, Кенни.

Он поднял на нее глаза, и Джинни почувствовала, как заледенели у нее пальцы. Она ни разу не видела такой муки у него на лице.

– Я никогда не испытывал ничего подобного, – произнес он. – Я хочу узнать ее во всех смыслах. Хочу владеть ею. Хочу быть ею. Вот что это такое.

– Совсем рехнулся. – Джинни хотела, чтобы ее слова прозвучали пренебрежительно, но получилось испуганно.

– Я словно уменьшился. Как будто из меня, как из кастрюли, выкипела вся вода и осталась суть. И эта суть – желание. Ее. Желание ее. Я ни о чем другом не могу думать.

– Ты несешь какую-то околесицу, Кенни. Он отвернулся.

– Я так и думал, что ты не поймешь.

– А она, видимо, понимает. Мисс Как-там-ее.

– Да. Понимает.

– Так кто же она? Кто она такая, что ты так сильно хочешь быть ею.

– Какая разница?

– Для меня большая. И я имею право знать ее имя. Если между нами все кончено, как ты того желаешь.

И он сказал, тихо назвав только имя – Габриэлла. Этого Джинни оказалось достаточно. Фамилии не требовалась. Ее как громом поразило. Ошеломленная, Джинни подошла к столу.

– Так это Габриэллу Пэттен ты хочешь узнать во всех смыслах? – переспросила она. – Владеть ею? Быть ею? – Она опустилась на стул. – Я тебе этого не позволю.

–Ты не понимаешь… не знаешь… я не могу объяснить, что это такое. – Он легонько постучал себя кулаком по лбу, словно предлагая ей заглянуть ему в мозг.

– О, я прекрасно понимаю, что это такое. И я скорее умру, Кенни, чем увижу тебя с ней.

Однако все получилось по-другому. Смерть пришла. Только вот не к тому. Джинни зажмурилась, и лишь когда поняла, что сможет говорить обычным голосом, если придется – хоть бы не пришлось, – покинула ванную.

Шэрон не спала. Джинни приоткрыла дверь в ее комнату и увидела, что она сидит на своей кровати у окна и вяжет. Свет Шэрон не включила и работала, согнувшись так, что казалась горбатой. Клацая спицами, она отматывала нитку и приговаривала:

– Изнаночная, вот. Лицевая, вот. Так. И еще.

Вязала она шарф, который начала еще в прошлом месяце. Это был подарок отцу ко дню рождения; времени года он не соответствовал, однако Кенни, получив шарф в конце июня, все равно стал бы носить его, невзирая на погоду, лишь бы сделать дочери приятное.

Когда Джинни открыла дверь до конца, Шэрон даже не взглянула в ее сторону. Ее маленькое личико сморщилось от усилия сосредоточиться, но поскольку вязала она без очков, работа ее представляла собой сплошную путаницу.

Очки лежали на столике рядом с кроватью, там же, где и бинокль, в который девочка наблюдала за птицами. Джинни взяла очки, прикидывая, в каком возрасте ее дочка сможет уже носить линзы.

– Изнаночная, изнаночная, изнаночная, – шептала Шэрон. – Лицевая, изнаночная, изнаночная, изнаночная.

Джинни протянула дочери очки.

– Может, включить свет? Ничего же не видно в такой темноте, а?

Шэрон яростно замотала головой.

– Лицевая, – сказала она. – Изнаночная, изнаночная, изнаночная. – Спицы постукивали, как клюющие корм птицы.

Джинни присела на край кровати, пощупала шарф, бугристый в середине, бесформенный по краям.

– Папе он понравился бы, милая моя, – сказала она. – Он бы тобой гордился. – Она подняла руку, чтобы погладить дочь по голове, но вместо этого расправила одеяло. – Ты лучше попытайся уснуть. Хочешь лечь со мной?

Шэрон покачала головой.

– Лицевая, – бормотала она, – изнаночная, изнаночная, лицевая.

Дальнейшие уговоры ни к чему не привели, девочка не реагировала, только считала вслух петли. Наконец Джинни сдалась и, в последний раз посоветовав Шэрон заснуть, пошла в комнату сыновей.

Там пахло сигаретным дымом, немытым телом и грязным бельем. Стэн тихо спал в своей кровати, со всех сторон защищенный рядами мягких игрушек. Лежал он, сбросив одеяло и сунув руку в пижамные штаны.

– Он каждую ночь дрочит. Ему никто не нужен. Своего члена хватает.

Слова Джимми донеслись из самого темного угла комнаты, где запах был самым сильным и где вспыхивал красный огонек, освещая уголок губ и костяшки пальцев. Она оставила руку Стэна на месте, лишь укрыла его и тихо сказала:

– Сколько раз я просила тебя не курить в постели, Джим?

– Не помню.

– Успокоишься, только когда сожжешь этот дом до тла?

Он фыркнул в ответ.

Отдернув шторы, Джинни приоткрыла окно, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха. Лунный свет упал на коричневое ковровое покрытие и высветил валявшуюся на полу разломанную модель парусника. Джимми с отцом не один час и не один день провели за кухонным столом, делая чертежи, вырезая, раскрашивая, склеивая. За эту модель Джимми получил приз.

Джинни тихо вскрикнула.

– Какая жалость, Джим. Это Стэн… Джимми подавил смешок. Она подняла глаза.

– Это не Стэн, – сказал он. – Он дрочит, ему не до уборок. Да что там – детские игрушки. Кому они нужны?

Джинни посмотрела на книжную полку под окном. На полу лежали обломки всех остальных моделей.

– Но вы же с папой, – бессмысленно начала Джинни. – Джимми, вы с папой…

– Да, мам? Что мы с папой?

– Это то, что осталось тебе от него, – сказала Джинни. – Эти корабли. В них ты с отцом. В этих кораблях.

– Этот негодяй сдох, так? И какой смысл оставлять о нем память в доме? Лучше начни выкидывать весь этот хлам, мама. Картинки, одежду, книги. Старые биты. Его велосипед. Все выброси. Кому это надо?

– Не говори так.

– Ну конечно! Да я рад, что…

– Я этому не верю, Джим.

– Почему? Тебе-то что, мам? – Вопрос прозвучал резко. Он повторил его и добавил: – Ты жалеешь, что его не стало?

– У него был трудный период. Он пытался разобраться в себе.

– Ну да, как и все мы. Только мы разбираемся, не трахая при этом какую-то шлюху.

Джинни порадовалась темноте. Темнота прятала и защищала.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я знал. Про отца. Про эту его блондиночку. Про великие духовные поиски папочки, которыми он якобы занимался, а сам тем временем как следует вставлял ей. Искал себя. Какой же двуличный подонок!

– Чем он занимался с… – Джинни не могла назвать это имя, только не сыну. Чтобы успокоиться, она сунула руки в карманы халата, в правом обнаружилась скомканная бумажная салфетка, в левом – расческа с недостающими зубьями. – Ты тут был ни при чем, Джимми. Это касалось наших с ним отношений. Тебя он любил, как и прежде. И Шэр и Стэна тоже.

– Поэтому мы и поехали, как он обещал, на прогулку по реке, да, мам? Наняли катер и поплыли по Темзе. Увидели шлюзы, лебедей. Остановились в Хэмптон-Корте и побегали по лабиринту. Даже помахали королеве, которая стояла на мосту в Виндзоре, специально поджидая, чтобы мы пропыли мимо и сняли шляпы.

– Он действительно хотел взять тебя на реку. Ты не должен думать, что он забыл.