Шерлок Холмс в Тибете - Норбу Джамьянг (читать полную версию книги TXT) 📗

Мистер Холмс тоже увенчал свою пирамиду кхатагом. Заметив, что я за ним наблюдаю, он весело пожурил меня:

– Что ж это вы, Хари? А ну засвидетельствуйте богам свое почтение, как полагается добропорядочному бабу. Теперь мы в их власти. С этого мига для нас нет больше ни логики, ни науки, ни мистера Герберта Спенсера. Лха Гьяло!

Я никогда не видел его прежде таким веселым и беззаботным. Впрочем, это могло быть следствием разреженности воздуха. Высота порой влияет на людей странным образом. У меня она время от времени вызывает головную боль, а мистер Холмс, похоже, чувствовал себя счастливым. Он даже постепенно перестал принимать свои вредоносные наркотики.

Той ночью мы остановились на ночлег в маленькой деревушке у подножия перевала. Мы разбили лагерь на берегу речки в пленительной абрикосовой рощице. К сожалению, абрикосов еще не было, но сладкий запах цветущих деревьев сделал наш отдых приятным.

Однако чем дальше мы ехали, тем более безводной и пустынной становилась местность – географ назвал бы ее dorsum orbis [69]. Два дня спустя мы добрались до города Цапаранга, бывшего некогда столицей древнего тибетского королевства Гуте. Жители оставили его примерно в 1650 году из-за непрекращающихся войн и падения уровня грунтовых вод. Этот оплот королей, неприступная крепость, стоит на вершине отвесной скалы, вздымающейся над развалинами города. Из архивных записей Общества азиатских исследований я узнал, что в 1624 году здесь была основана католическая миссия. В записях говорится, что португальский монах-иезуит Антонио де Андраде организовал здесь католическую общину и якобы построил церковь. Я поведал эту странную историю мистеру Холмсу, и мы вдвоем попытались отыскать в развалинах следы христианской постройки, но ничего не нашли.

– Интересно, много ли местных жителей удалось обратить святому отцу? – спросил Холмс, постукивая трубкой по разрушенной стене, чтобы вытряхнуть золу.

– Едва ли много. В миссионерских кругах тибетцы печально известны своей стойкой приверженностью к местным идолам и суевериям.

– Им нравится пребывать в первородном грехе, не так ли? – хихикнул мистер Холмс. – Впрочем, в этой стране и так переизбыток веры. К чему миссионерам привносить еще одну?

На следующий день мы отправились в Тхолинг – еще одну столицу королевства Гуге. Этот город более населен и в каком-то смысле даже процветает. В нем расположен живописный монастырь с позолоченными куполами и шпилями. Монастырь считается самым крупным и старейшим в Западном Тибете. Увы, нам не довелось его посетить, поскольку мы должны были встретиться с правителем округа.

Его слуги ждали нас у отведенного нам жилья – маленькой побеленной постройки из высушенных на солнце кирпичей. Когда мы спешились, все они сняли шапки и низко поклонились, высунув языки. Я счел этот жест чудным образчиком «добровольного подчинения приветствующего тому, кого он приветствует», которое, как показал мистер Герберт Спенсер, лежит в основе многих современных практик приветствия. Они передали нам дары от правителя: овечьи туши, мешки с сыром и маслом, корзины с яйцами и кули с цампой – главной пищей тибетцев. Немного отдохнув и подкрепившись, мы отправились засвидетельствовать свое почтение здешнему правителю в его официальную резиденцию – мрачный каменный особняк на краю города.

Его звали Пхурбу Тхондуп, что означает Сбывшееся Желание Четверга. Это был человек фальстафовского телосложения, даже толще меня. Он был облачен в желтые шелковые одежды, в ухе у него была длинная сережка, а волосы были стянуты в пучок на макушке, в точности как у Церинга. Однако в соответствии с его более высоким общественным положением (он принадлежал к четвертому классу, тогда как Церинг – к шестому) в его зачесанных наверх волосах поблескивал маленький золотой амулет. Тибетская знать подразделяется на семь классов, к первому из которых принадлежит только далай-лама. Однако, несмотря на явное превосходство, правитель относился к Церингу весьма почтительно и обращался к нему крайне вежливо. Видимо, наш юный друг был на особом счету, но стороннему наблюдателю вроде нас было невдомек, чем это вызвано. Прежде чем огласить новые указания, полученные от секретаря далай-ламы, Пхурбу Тхондуп шумно и торжественно прочистил горло.

Нам надлежало как можно быстрее проследовать в Лхасу. Во всех деревнях и на всех стоянках кочевников на нашем пути, равно как в отдельно стоящих тасамах – маленьких караван-сараях, где можно сменить мула и переночевать, – были предприняты предупреждающие меры. Однако нам следовало по возможности не привлекать внимания. Мы должны держать себя особенно осторожно, продолжил он, когда доберемся до Шигаце, где нам ни в коем случае нельзя приближаться к зданию китайского посольства.

Вот те на! Стало быть, это политика. Уж не связан ли наш приезд в Тибет с трениями между тибетцами и маньчжурским амбанем в Лхасе?

На обратном пути я поделился своими мыслями с Шерлоком Холмсом, однако, судя по всему, мои догадки не произвели на него должного впечатления.

– Не стану утверждать, что вы ошибаетесь, Хари. Но, как я уже говорил вам, строить предположения, пока данных недостаточно, – крупнейшая ошибка. Давайте пойдем от противного. Разве приглашение в Тибет иностранца, коль скоро о нем станет известно, не усугубит и без того натянутых отношений с маньчжурским представителем? Ведь степень его ксенофобии, как мне дали понять, необычна даже для китайца, хотя китайцы по природе подозрительны. Поэтому прошу вас избавить меня от дальнейших рассуждений подобного рода.

Наутро, ворча и дрожа от рассветной прохлады, я перебросил через плечо зонтик, к которому, словно ремень к ружью, была привязана с двух концов веревка, и, толком не продрав глаз, вскарабкался на пони.

Еще неделю мы скакали вдоль берегов реки Сатледж по стране, которая, несмотря на недостаток плодородия, отличалась своеобразной красотой. Над валунами и в зарослях дрока бесшумно порхали всяческие мелкие птахи, а неуклюжие индийские журавли ловили на мели рыбу. Помимо них мы впервые повстречались с кьянгом (equus hemionus) – тибетским диким ослом. Большое стадо этих грациознейших животных не спеша вышло взглянуть на наш караван. Удовлетворив свое любопытство, они разом, как будто бы по команде, повернулись и изящно затрусили прочь.

К счастью для всех этих птиц и зверей, столь широкие возможности для охоты нисколько не прельщали мистера Холмса. Я не переставал удивляться, поскольку любой другой из известных мне англичан со страстью предавался убиению тигров, оленей, кабанов, рыб и прочей живности. Отвращение мистера Холмса к кровавым развлечениям еще более возвысило его в глазах тибетцев, Кинтупа и Джамспела, которые были привержены буддийской и джайнской доктринам о неприкосновенности жизни во всех ее проявлениях. А еще мы проезжали мимо стоянок кочевников, вокруг которых паслись стада овец и знаменитых тибетских яков (bos grunnions).

Когда же мы приближались к тасаму в Барге, нашим взорам открылась поблескивающая в вечернем солнечном свете цепочка ледников, среди которых высились вершина Гурла Мандата и священная гора Кайлас. Эту гору почитают священной не только буддисты, считающие ее обиталищем бога Демчога (его имя на санскрите звучит как Чакрасамвара), но и индуисты, для которых это престол Шивы. По этой самой причине вот уже больше двух тысяч лет гора Кайлас притягивает сонмы буддийских и индуистских аскетов и паломников, которые приходят, чтобы поклониться ей, предаться в ее окрестностях аскетизму и совершить вокруг нее священный обход. Тибетское название горы Кайлас – Канг Тисе или Канг Ринпоче, что означает Драгоценная гора. Ей отводится важная роль даже в добуддийской шаманистской религии бон. Не исключено, что описание горы Меру – центральной горной оси индуистской и буддийской космологии – основано на уникальных физических и географических особенностях горы Кайлас.