Черная гора - Стаут Рекс (мир книг txt) 📗

Петер испустил дикий вопль. Я толкнул ногой дверь и ворвался внутрь. Шум открываемой двери потонул в истошном крике Петера, но Буа увидел меня, бросил веревку и вытаращился на нас; его сотоварищ последовал его примеру, и тут же сидевший на стуле спрыгнул с него и повернулся. Поскольку он был ко мне ближе всех, я прицелился в него. Вульф, вытянув вперед нож, заговорил, но его прервали. Рука моего противника нырнула к бедру. Не знаю, был ли он круглым болваном или отчаянным храбрецом, но мешкать я не стал и с девяти футов выстрелил ему прямо в грудь. Краешком глаза я заметил, что рука человека справа от меня метнулась назад и тут же вылетела вверх, и судорожно отпрянул в сторону. Нож просвистел на волоске от моего уха, но враг уже надвигался, на ходу доставая что-то из-за пояса, так что мне пришлось остановить его выстрелом в упор.

Я развернулся влево и остолбенел. Буа, привалившись спиной к стене, по-волчьи ощерился, держа перед собой нож, а Вульф, вытянув вперед руку с тесаком, наступал на него в классическом боевом полуприседе. Когда я позже спросил Вульфа, почему Буа не бросил в него нож, Вульф объяснил, что в поединках на ножах не принято прибегать к подобной тактике – если противника сразу не прикончишь, то, оставшись без оружия, очутишься в его полной власти. Знай я это тогда, я мог бы пальнуть Буа в плечо или в ногу, но я не знал и стремился лишь как можно скорее всадить в него пулю, прежде чем он успеет уложить Ниро Вульфа. Я выстрелил, и Буа судорожно дернулся, но руку с ножом не опустил. Я пальнул еще раз, и он мешком свалился на пол.

Вульф протопал мимо меня к стулу, сел и сказал:

– Не выпускай их из вида.

Петер Зов, по-прежнему висевший под потолком, что-то хрипло выдавил. Вульф перевел:

– Он просит, чтобы его опустили. Только сперва посмотри на них. Кто-то из них может притворяться.

Никто не притворялся. Я в этом тщательно убедился. Дольше всех я подозревал Буа, поскольку пушинка, которую я положил ему на ноздри, слетела. Однако две повторные попытки показали, что ее просто сдуло сквозняком.

– Никто не прикидывается, – провозгласил я. – Я стрелял в упор. Если вы хотели, чтобы…

– Ты слышал, чего я хотел. Опусти его.

Я размотал цепь и опустил Петера. Должно быть, я немного отвлекся и не следил за ним, потому что, когда я выпустил цепь из рук, Петер мешком свалился на пол. Я вынул из кармана складной нож, раскрыл его и склонился над Петером, чтобы порезать его путы, но Вульф остановил меня.

– Подожди. Он жив?

– Конечно, жив. Он просто потерял сознание, и я его прекрасно понимаю.

– Он умрет?

– От чего? Вы захватили с собой нюхательную соль?

– Проклятье! – взорвался вдруг Вульф. – Ты и на собственных похоронах будешь паясничать! Свяжи его лодыжки, и мы поднимемся наверх. Сомневаюсь, чтобы снаружи были слышны выстрелы, но мне все-таки будет поспокойнее, когда мы выберемся отсюда.

Я повиновался. Веревки в комнате было сколько душе угодно, так что управился я быстро. Когда я покончил с Петером, Вульф уже стоял у двери с фонариком в руке. Я тоже взял с полки фонарик и вышел следом за Вульфом к лестнице, а затем поднялся по ней. На сей раз мы преодолели пятнадцать ступенек быстрее, чем в первый раз, Вульф сказал, что нужно проверить, не остался ли в крепости еще кто-нибудь, и я согласился. Вульф знал в крепости все укромные места и закоулки, как будто сам ее построил. Он даже заставил меня подняться на сторожевую вышку, в то время как сам караулил у ее основания с моим «кольтом» в руке. Убедившись, что в крепости нет ни души мы вышли наружу и Вульф присел на валун возле тропы. Я заметил, что на поверхности камня рядом с Вульфом буреет пятно.

– Здесь Пашич зарезал пса, – сказал я.

– Да. Сядь. Как тебе известно когда я беседую с людьми, я должен смотреть им в глаза, а ты вынуждаешь меня крутить шеей.

Я уселся прямо на пятно.

– Я и не знал, что вы хотите поговорить.

– Я не хочу – я вынужден. Петер Зов – убийца Марко.

У меня отвалилась челюсть.

– Это шутка?

– Нет, это истина.

– Откуда вы знаете?

Вульф пересказал мне слова человека, сидевшего в кресле.

13

Добрую минуту я переваривал полученные сведения, щурясь на солнце.

– Если бы вы сказали это перед тем, как мы ворвались в камеру пыток, я потратил бы на одну пулю больше, – хмуро произнес я.

– Пф! Ведь ты не стал бы стрелять в повешенного?

– Нет.

– Тогда нечего вешать мне лапшу на уши.

Я еще немного пораскинул мозгами

– Все вывихнуто наизнанку. Он убил Марко. Я пришил негодяев, которые убили Карлу.

– В честном бою. Потом – у тебя не было выбора. Сейчас выбор есть.

– Какой? Вы спуститесь и взрежете ему ножом брюхо? Или я пристрелю его? Или один из нас бросит ему перчатку в лицо и вызовет на дуэль? А, может, зашьем его в мешок и сбросим с утеса? Или замуруем в стену и оставим подыхать от голода? – Тут меня вдруг осенило. – Нет, ни вам, ни мне это но вкусу не придется. А вот как насчет того, чтобы передать негодяя в руки Данило и его головорезов и рассказать о том, что мы узнали? И дело в шляпе.

– Нет.

– О'кей, тогда теперь ваша очередь. Только учтите копаться нам некогда – могут нагрянуть нежданные гости.

– Мы должны увезти его с собой в Нью-Йорк.

Признаться, на несколько мгновений я даже дара речи лишился.

– И вы еще укоряете меня за паясничанье!

– Я не паясничаю. Я сказал, что выбор у нас есть, но я ошибся. Мы повязаны по рукам и ногам.

– Чем?

– Обязательством, которое и привело нас сюда. Если бы речь шла только о мщении, мне бы и впрямь ничего не мешало спуститься туда и воткнуть в него нож. Но в таком случае мне пришлось бы согласиться с абсолютно неприемлемой для меня доктриной, согласно которой человек несет ответственность единственно перед собственным «эго». И все. Этой доктрине свято следовал Гитлер, а теперь на нее уповают Маленков, Тито, Франко и сенатор Маккарти. Все они враги подлинной свободы и демократии. Я их решительно осуждаю. Нечего ухмыляться. Так вот, поскольку Марко убили в Нью-Йорке, я считаю, что приговор его убийце должен вынести нью-йоркский суд, а не я. Наша задача в том, чтобы доставить его в Нью-Йорк.

– Ура, да здравствуем мы! Правда, есть только легальный способ, как это сделать – нужно добиться его экстрадиции. [5]

– Ничего подобного. Ты, как всегда, небрежен в терминологии. Единственным способом экстрадиция является лишь в том случае, если вывозить его отсюда законным образом. Нам же главное – доставить его в Америку, где он предстанет перед законным судом.

– Допустим. Каким образом?

– В том-то и дело. Ходить он в состоянии?

– Думаю, что да. Кости вроде бы целы. Пойти и выяснить?

– Нет. – Вульф, кряхтя, поднялся и выпрямился. – Я должен поговорить с этим человеком… Станом Косором. Я не хочу оставлять тебя здесь одного, поскольку ты можешь разговаривать только на языке выстрелов. Поэтому я сначала попробую по-другому.

Он повернулся лицом к Черногории и начал призывно размахивать руками, еще и еще раз. Я прикинул, что шансы на успех равны примерно десяти процентам: во-первых, Косор мог не оказаться на своем посту, а, во-вторых, я сомневался, что он настолько доверяет Вульфу, что с готовностью откликнется на его призыв. Но я проиграл. Я еще толком не начал вычислять, сколько времени ему может понадобиться, чтобы до нас добраться, как вдруг уголком глаза заметил за ручьем какое-то движение и в следующий миг узнал Косора, который с ловкостью ящерицы выскользнул из-за скалы. Когда он подошел поближе, я понял, что ошибся – это был вовсе не Косор, а Данило Вукчич. Он окликнул Вульфа, Вульф отозвался, и Данило быстро зашагал к нам.

Завязался оживленный разговор. Данило начал поглядывать в мою сторону, причем, как мне показалось, с куда большим уважением, нежели накануне. Сознавая, что столь высокой чести я обязан своей ловкости в обращении с огнестрельным оружием, я со скучающим видом зевнул и принял небрежную позу. Пусть видит, что для меня ухлопать троих головорезов – пара пустяков. Привычное занятие. Потом вспыхнул жаркий спор. Уладив его, Вульф дальше по большей части говорил сам, а Данило внимательно слушал, лишь время от времени вставляя отдельные реплики. Наконец, они вроде бы поладили миром; во всяком случае, обменялись рукопожатием, после чего Данило пожал руку мне. Выглядел он совершенно преобразившимся. По крайней мере, уходя, он дважды оглянулся, а напоследок, прежде чем исчезнуть за скалой, даже помахал нам рукой.