Танцовщица “Веселой Мельницы” - Сименон Жорж (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
— Доброй ночи, сын…
Жан наклоняется, целует влажный лоб.
— Ты холодный как лед… Ты…
— На улице свежо…
Ты нашел котлету?.. А пирог принесла тетя Мария…
— Я поел с друзьями…
Его мать поворачивается во сне, и ее шиньон сваливается на подушку.
— Доброй ночи…
Он больше не может терпеть. У себя в комнате он даже не зажигает свет. Бросает пиджак куда попало, валится на кровать и зарывается головой в подушку.
Он не плачет. Он не в состоянии плакать. Старается перевести дыхание. Все его члены трепещут, тело вздрагивает, как будто у него начинается какая-то серьезная болезнь.
Только бы его матрац не скрипел. Только бы подавить рыдания — они уже подступают у него к горлу, и он догадывается: лежащий в соседней комнате отец не спит, напрягает слух.
В голове его возникает картина, звучит одно слово, оно разбухает, принимает чудовищные размеры, все это сейчас раздавит его: турок!..
Всю ночь кто-то сжимает, теснит, душит его со всех сторон, до тех пор пока в слуховом окне не забрезжил рассвет и пока отец Жанна, стоя у кровати, не прошепчет, боясь показаться слишком строгим:
— Ты не должен делать этого, сын!.. Ведь ты опять пил, не так ли?.. Ты даже спал не раздеваясь!..
С первого этажа поднимается запах кофе и яичницы с салом. По улице проезжают грузовики. Хлопают двери. Поет петух.
Глава 2
«Малая касса»
Жан Шабо, оттолкнув тарелку, положил локти на стол и не отрываясь смотрел на дворик, виднеющийся сквозь тюль занавесок. Белая краска стен ярко блестела на солнце.
Отец украдкой наблюдал за ним, не переставая есть, и пытался создать подобие беседы.
— Ты еще не знаешь, наверное, что большой дом на улице Феронстре будет пущен в продажу? Кто-то спрашивал меня об этом на работе. Может быть, тебе следовало бы узнать…
Но тут вмешалась мадам Шабо, которая чистила овощи для супа и тоже следила за сыном.
— Почему ты не ешь?
— Я не хочу есть, мать.
— Потому что этой ночью ты опять напился, пари держу! Признавайся!
— Нет.
— Ты думаешь, это не заметно! Глаза у тебя совсем красные! А цвет лица, словно оно из папье-маше! Напрасно мы лезем из кожи, чтобы подкрепить тебя! Ну, давай! Съешь хоть яйцо…
Однако это было не в его силах, даже если бы ему предложили целое состояние. От домашней обстановки, запаха сала и кофе, вида белой стены, закипавшего супа его просто тошнило. Жану не терпелось выйти из дому и все выяснить. Он вздрагивал от каждого звука, доносившегося с улицы.
— Мне надо идти.
— Еще рано. Ты был с Дельфосом вчера вечером, правда?.. Пусть только он придет сюда за тобой!.. Этот парень бездельничает, потому что у него богатые родители!.. Порочный мальчишка!.. Ему-то не приходится вставать рано и ходить в контору!
Месье Шабо молча ел, глядя в тарелку, потому что не хотел становиться ни на чью сторону. Со второго этажа спустился жилец, студент-поляк; он вышел на улицу и направился в университет. Слышно было, как в комнате над кухней одевался другой.
— Вот увидишь, Жан, это плохо кончится! Спроси у своего отца, занимался ли он кутежами в твоем возрасте?
У Жана Шабо глаза и в самом деле были красны, лицо осунулось. На лбу виднелся небольшой красный прыщ.
— Я ухожу, — повторил он, посмотрев на часы.
Как раз в это время кто-то тихонько постучал по почтовому ящику, вделанному во входную дверь. Это был способ вызывать близких людей; посторонние пользовались звонком. Жан поспешно пошел открывать; он увидел Дельфоса, который спросил:
— Ты идешь?
— Да… Сейчас возьму шляпу…
— Войдите, Дельфос! — крикнула из кухни мадам Шабо. — А я как раз говорила Жану, что с этим пора кончать! Он портит себе здоровье этими кутежами! Что до вас — это дело ваших родителей, но Жан…
Дельфос, длинный и худой, еще бледнее, чем Шабо, опустил голову и пытался изобразить смущенную улыбку.
— Жан должен зарабатывать на жизнь! У нас нет состояния! Вы достаточно умны, чтобы понять это, и я прошу вас оставить его в покое.
— Пошли?.. — прошептал Жан, который не мог больше терпеть эту пытку.
— Клянусь вам, мадам, что мы… — пробормотал Дельфос.
— В котором часу вы вернулись домой сегодня ночью?
— Не знаю… Может быть, в час…
— А Жан признался, что было больше двух часов утра!
— Мне пора в контору, мать…
Взяв шляпу, он подтолкнул Дельфоса в коридор.
Месье Шабо тоже встал и надел пальто.
На улицах Льежа, как обычно в этот час, хозяйки мыли тротуары, обильно поливая их водой; перед дверьми останавливались тележки с овощами и углем, от одного квартала к другому раздавались выкрики торговцев.
— Ну, как?
Приятели завернули за угол. Теперь они могли не скрывать своей тревоги.
— Ничего нет!.. В утренних газетах ни о чем не упоминается!.. Может быть, еще не нашли… его…
На голове у Дельфоса была студенческая фуражка с большим козырьком. В этот час все студенты направлялись в университет. На мосту, пересекавшем Мёзу, они образовали целую процессию.
— Мать очень зла… на тебя в особенности…
Они шли через рынок, пробираясь между корзинами с овощами и фруктами, топтали ногами листья капусты и салата. Жан устремил вперед неподвижный взгляд.
— Скажи! Откуда мы возьмем деньги?.. Сегодня пятнадцатое…
Они перешли на другую сторону улицы, потому что поравнялись с табачной лавкой, хозяину которой задолжали франков пятьдесят.
— Знаю… Сегодня посмотрел в бумажнике у отца…
Там были только крупные ассигнации…
Дельфос понизил голос:
— Не расстраивайся… Сейчас я зайду к своему дяде, на улицу Леопольд… Редко когда меня хоть на одну минуту не оставят одного в магазине…
Жан знал этот магазин, самый большой из всех тех, где продавался шоколад. Он представлял себе, как его приятель запускает руку в выдвижной ящик кассы.
— Когда мы увидимся?
— Я буду ждать тебя в двенадцать.
Они подходили к конторе нотариуса Лоэста, где работал Жан. Попрощались, не глядя друг на друга, и у Жана возникло неприятное чувство, как будто рукопожатие Рене было не таким, как обычно.
Правда, теперь они стали сообщниками!
Стол Жана стоял в передней. Так как он поступил сюда последним, его работа состояла главным образом в том, чтобы наклеивать марки на конверты, разбирать почту и исполнять обязанности курьера.
В то утро он работал молча, ни на кого не глядя, с таким видом, как будто хотел остаться незамеченным.
В особенности он опасался заведующего конторой, сурового человека лет пятидесяти, своего начальника.
В одиннадцать часов все было как обычно, но не задолго до полудня заведующий подошел к нему.
— У вас есть счета «малой кассы», Шабо?
— Простите меня, месье Озэ, сегодня я надел другой костюм и оставил дома записную книжку и деньги. Я отчитаюсь перед вами после полудня.
Он был мертвенно-бледен. Заведующий удивился.
— Вы заболели?
— Нет… Не знаю… Может быть, немножко…
«Малая касса» — это был отдельный счет в конторе, деньги, необходимые на марки, на отправку заказных писем, на все мелкие текущие расходы. Два раза в месяц, пятнадцатого и тридцатого, Жану выдавали определенную сумму, а он отмечал расходы в записной книжке.
Служащие выходили из конторы, Жан, выйдя на улицу, поискал глазами Дельфоса и заметил его возле витрины табачной лавочки. Он курил сигарету с позолоченным кончиком.
— Ну как?
— Здесь уплачено!
Они пошли.
Они ощущали потребность чувствовать себя среди людей, в движущейся толпе.
— Зайдем в «Пеликан». Я был у своего дяди. В моем распоряжении было всего несколько секунд. Ну, я и запустил руку… Сам того не желая, взял слишком много…
— Сколько?
— Почти две тысячи…
Эта цифра испугала Шабо.
— Вот тебе триста франков для «малой кассы». Остальное мы разделим.
— Да нет же!..
Оба они говорили возбужденно, с той только разницей, что Дельфос настаивал почти угрожающе.
