Рука - Сименон Жорж (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
Оставалось договориться о цене. Теперь это состоялось, а арендный договор на квартиру был заключен с одним актером, приехавшим из Голливуда, чтобы играть на Бродвее.
С братьями Миллерами тоже почти обо всем уже договорились, и имя Сэндерса давно уже сцарапано со стекол, где оно было написано рядом с Миллер и Миллер. Остается уточнить некоторые детали.
Я никогда не спрашивал Мону, что она сделала с одеждой Рэя, с его клюшками для гольфа, а также со всеми другими его личными вещами, которых я больше не вижу.
Мы часто спускаемся позавтракать в ресторанчик, что на первом этаже, где всегда садимся в один и тот же угол. Хозяин подходит к нам поздороваться. Нас принимают за супружескую пару, и нам это кажется забавным.
После обеда я почти всегда пускаюсь в путь, то по делам Моны, то по моим собственным. Мы назначаем друг другу свидание в баре. Выпиваем там мартини в качестве вечернего аперитива, предпочитая самое сухое.
Пьем мы изрядно, может быть, чересчур много, но никогда не напиваемся.
— Где будем ужинать?
Мы идем наугад, пешком, случается, что Мона спотыкается на своих высоченных каблуках и виснет у меня на руке. Однажды мы встретили Джостина Грипе из Ханаана, одного из гостей на памятном приеме у старого Эшбриджа. Он воздержался от поклона. Я обернулся одновременно с ним и заметил его смущение.
Теперь весь Брентвуд, весь район будет извещен, что у меня связь в Нью-Йорке. Узнал ли он Мону? Возможно, но не обязательно, ведь она была тогда впервые у Эшбриджа, а вид у нее не слишком запоминающийся.
— Это ваш клиент?
— Дальний знакомый… Он живет в Ханаане…
— Вам неприятно, что он вас увидел?
— Нет.
Напротив! Я покончил со всеми этими людьми. Настанет момент, когда они поймут, что, если я еще делаю вид, будто участвую в их игре, я в нее уже не верю.
В одну из суббот я поехал в Торрингтон. Это спокойный маленький городишко, где всего лишь две торговые улицы среди жилых кварталов.
В западной части города расположено несколько небольших предприятий, почти кустарного производства, как, например, фабрика часов или совсем новая, изготовляющая крошечные детали для электронных машин.
Дом, где я родился, стоит на углу тупика и главной улицы, на нем вывеска, на которой готическими буквами написано «Ситизен». Большинство рабочих типографии служат у моего отца уже тридцать лет с лишним. Все здесь устарело, начиная с машин, которые казались мне в детстве столь восхитительными.
Была суббота, и типография не работала. Тем не менее отец сидел в своей застекленной клетке, по обыкновению без пиджака, и его было видно с улицы.
Он всегда работал на виду, как бы показывая, что его газете нечего скрывать.
Дверь не была заперта, и я вошел. Я сел по другую сторону бюро и дожидался, пока отец поднимет голову.
— Это ты?
— Прости, что не приезжал так долго.
— Значит, были дела поважнее. К чему же извиняться.
Это стиль моего отца. Не помню, чтобы он меня целовал хоть когда-нибудь, даже когда я был ребенком. Он довольствовался тем, что по вечерам подставлял мне лоб, как Изабель. Никогда я не видел, чтобы он и мою мать целовал.
— Ты здоров?
Я ответил утвердительно, и тут мне бросилось в глаза, что он-то сильно изменился. Шея у него была такая худая, что жилы на ней выделялись, словно веревки, и мне показалось, что глаза у него какие-то водянистые.
— Несколько дней назад заезжала твоя жена…
Она мне не сказала об этом.
— Она приезжала за покупкой; хотела, кажется, купить какой-то фарфор у старого жулика Тиббитса.
Я помнил с детства этот магазин, где продавали фарфор и серебро. Я был знаком со стариком Тиббитсом и его сыном, который теперь тоже, в свою очередь, состарился.
Поженившись, мы купили сервиз у Тиббитса, и когда разбились многие из его предметов, Изабель приезжала в Торрингтон, чтобы купить замену.
— Ты всем доволен?
Отношения между мной и отцом были столь целомудренно стыдливы, что я никогда не понимал точного смысла его вопросов. Он часто спрашивал, доволен ли я, таким же тоном, как осведомлялся о здоровье Изабель и девочек.
Но на этот раз не шел ли допрос дальше обычного?
Не рассказала ли ему чего моя жена? Или не дошли ли до него какие-нибудь слухи?
Он продолжал читать гранки, вычеркивая и вынося на поля отдельные слова.
Было ли у нас когда что сказать друг другу? Я сидел и смотрел на него, иногда поворачиваясь к улице, на которой характер движения изменился с моего детства. Прежде проезжающие машины можно было пересчитать, а останавливались они где угодно.
— Сколько же тебе лет?
— Сорок пять.
Он покачал головой и как бы самому себе пробормотал:
— Молодой еще…
Ему должно было исполниться восемьдесят. Он поздно женился, после смерти своего отца, который выпускал «Ситизен». Сам он начал с Харфорда и только несколько месяцев проработал в одной из нью-йоркских газет.
У меня был брат Стюарт, который, вероятно, продолжил бы дело отца, если бы не погиб на войне. Он больше, чем я, походил на отца, и мне казалось, что они лучше понимали друг друга.
Впрочем, я тоже ладил с отцом, но близости между нами не было.
— В конце концов, твоя жизнь тебя самого и касается…
Он бормотал. Я не был обязан делать вид, что расслышал. Не лучше ли пропустить мимо ушей, перевести разговор?
— Ты намекаешь на Мону?
Отец вздернул очки на нос и взглянул на меня:
— Я не знал, что ее зовут Мона…
— Изабель тебе не сказала?
— Изабель мне ничего не сказала… Не такая она женщина, чтобы вмешивать кого-нибудь в свои дела, даже и свекра…
В его голосе слышалось явное восхищение. Можно было подумать, что они одной породы, он и Изабель.
— Тогда откуда же тебе известно, что у меня есть любовница?
— Сплетничают… Все понемножку… Кажется, она вдова твоего друга Рэя…
Именно так.
— Ведь это с ним произошел несчастный случай, когда он был у тебя во время бурана?..
Я покраснел, смутно почувствовав его осуждение за этими словами.
— Не я, сын мой, сближаю эти факты… Так говорят люди.
— Какие люди?
— Твои друзья из Брентвуда, Ханаана, Лейквиля… Некоторые рассуждают о том, разведешься ли ты и переедешь ли в Нью-Йорк.
