Великое избавление - Джордж Элизабет (прочитать книгу txt) 📗
И вновь Линли призадумался: на что все-таки рассчитывал Уэбберли, сделав напарниками столь несхожих людей? Однако он слишком вымотался, чтобы ломать себе голову еще и над этой проблемой.
Последний поворот – и вот уже видны огни «Голубя и свистка».
– Зайдем, перекусим, – предложил Линли.
– Жареный цыпленок, – приветствовал их хозяин заведения. – Всегда подаем по воскресеньям. Заходите побыстрее, занимайте места в зале.
Вечером в «Голубе и свистке» было полно народу. Когда полицейские вошли в бар, где, словно мрачная туча, висел сигаретный дым, там на миг воцарилась тишина. Фермеры собрались потолковать в уголке, пристроив ноги в заляпанных грязью ботинках на подставки обитых кожей кресел, молодые парни азартно играли в дротики неподалеку от туалета, женщины – юных среди них не было – щеголяли прическами, сделанными накануне в парикмахерской Синджи. Вокруг стойки толпились завсегдатаи, шутившие с девушкой, которая удивительно бойко нацеживала пиво в их кружки. В грязноватом деревенском пабе девушка производила фантастическое впечатление: угольно-черные волосы торчат острыми иглами, глаза обведены ярко-лиловыми кругами, костюм был бы гораздо уместнее в Сохо: короткая черная кожаная юбка, белая блузка, черные чулки и черные старушечьи ботинки на шнуровке. По четыре дырки в каждом ухе, в них воткнуты дешевые серьги, а из правой мочки вдобавок кокетливо свисает перышко.
– Вообразила себя рок-звездой, – пояснил хозяин, проводя полицейских в гостиную. – Моя дочь, можете себе представить, но ей палец в рот не клади. – Он поставил перед Линли кружку эля, стакан тоника перед Барбарой и лукаво подмигнул. – Ханна! – заорал он, оборачиваясь к бару. – Хватит выставляться! Ты тут всех и так с ума свела! – И он вновь плутовски подмигнул гостям.
– Ах, папочка! – расхохоталась девчонка, и все вокруг заулыбались.
– Заткни ему глотку, Ханна! – посоветовал кто-то из ухажеров, а второй подхватил:
– Что старикан петрит в моде?
– Насчет моды не спорю! – весело откликнулся хозяин. – Такая одежка недорого стоит, пусть себе. Вот только она весь клей извела на свои волосенки.
– Как это тебе удается держать волосы дыбом, а, Ханна?
– Наверное, в аббатстве напугалась. Слыхала, как младенец плачет, верно?
Все хохочут, треплют шутника по плечу. Игра на публику – мы тут все друзья задушевные. Уж отрепетировали ли они этот номер заранее, прикидывала Барбара.
Кроме них в гостиной никого не было. Возвращаясь в бар, хозяин прикрыл за собой дверь. Барбара пожалела, что больше не слышит веселого гвалта, но тут Линли заговорил:
– Наверное, у нее было психическое расстройство – не могла перестать есть.
– И она убила отца за то, что он посадил ее на диету? – Неуместная шуточка сама собой сорвалась.
– Очевидно, она обжиралась тайком от всех, – продолжал Линли, будто и не заметив, что его перебили.
– Нет, мне так не кажется, – возразила Барбара. Она вела себя глупо – упрямо и агрессивно, и сама это сознавала. Вот только остановиться не могла.
– В чем, по-вашему, я не прав?
– Вся эта еда ведь так и осталась в тайнике. Может, она давно там лежит.
– Прошло уже три недели. Вид у припасов был как раз соответствующий.
– Хорошо, ладно, – согласилась Барбара. – Но с психическим расстройством – это не пройдет.
– Почему?
– Черт побери, как вы это докажете? Линли принялся загибать пальцы:
– Два сгнивших яблока, три почерневших банана, расползшаяся груша, кусок хлеба, шестнадцать бисквитов, три наполовину съеденных пирожка и три пакета чипсов. Ну и как вы это объясните, сержант?
– Понятия не имею, – отвечала она.
– Ну, раз у вас нет собственных идей, почему бы не принять мою? – Он секунду помолчал. – Барбара!
По его интонации она сразу поняла, что необходимо его остановить. Он все равно не поймет, не сможет понять.
– Извините, инспектор, – поспешно проговорила Хейверс. – Я понервничала там, на ферме, и с тех пор… с тех пор я все время перечу вам. Извините, пожалуйста.
Он даже растерялся.
– Ладно. Забудем об этом, хорошо?
И в этот момент хозяин бара гордо поставил перед своими гостями две тарелки.
– Курица с горохом! – возвестил он. Барбара вскочила и выбежала вон.
7
– Нет, Эзра, прекрати! Я не могу!
Даже не пытаясь заглушить проклятие, Эзра Фармиигтон поднялся, выпустив из своих объятий отчаянно сопротивлявшуюся девушку, и присел на край кровати, пытаясь отдышаться и успокоиться. Его сотрясала нервная дрожь. Горько посмеиваясь над самим собой, он отметил, что сильнее всего трясется голова. Уронив голову на руки, молодой человек вцепился пальцами в свои светлые волосы. Сейчас она примется реветь.
– Полно, полно! – попросил он и добавил в сердцах: – Я же не насильник, черт меня побери!
И тут она все-таки заплакала, прижимая ко рту кулачок, содрогаясь от горячих бесслезных рыданий. Эзра потянулся к лампе.
– Нет! – вскрикнула она.
– Дэнни! – произнес Эзра, пытаясь говорить как можно спокойнее, но понимая, что каждое слово, выдавливаемое сквозь стиснутые зубы, звучит угрозой. На девушку он не глядел.
– Прости меня! – умоляла она.
Который уж раз! Сколько так может продолжаться?
– Знаешь, это просто смешно. – Он потянулся к часам, разглядел на подсвеченном циферблате, что уже восемь часов, и, нацепив часы, принялся одеваться.
Девушка зарыдала еще громче. Потянулась к нему рукой, коснулась обнаженной спины. Эзра дернулся, подхватил одежду и вышел из комнаты в ванную. Полностью оделся и постоял там минут пять, мрачно уставившись на свое отражение в тусклом зеркале, пока часы отсчитывали секунды.
Вернулся в комнату. Рыдания утихли. Девушка лежала на постели, тело цвета слоновой кости тихо сияло при лунном свете. Дэнни уставилась в потолок. Волосы темны как ночь, но все тело светится. Глаза художника заскользили вдоль изящных линий – овал щеки, нежная округлость груди, выпуклость таза, мягкость бедра… Спокойный взгляд знатока, изучающего не живую плоть, но произведение искусства. Ему часто приходилось прибегать к этой уловке, разделяющей потребности тела и потребности ума; видит Бог, сейчас он в этом отчаянно нуждался. Взгляд упал на темный курчавый треугольник, и весь его эстетизм как ветром сдуло.
– Господи, да прикройся! – возопил он. – Или это мне в награду – возможность полюбоваться тобой?
– Ты знаешь, почему все так, – прошептала Девушка, не шевелясь. – Ты же знаешь.
– Знаю, – подтвердил он, все еще стоя на пороге ванной, Там было безопаснее. Если он сделает хоть шаг к кровати, его уже ничто не остановит. Желваки на скулах застыли, каждый мускул в теле живет своей собственной напряженной жизнью. – Ты только и делаешь, что твердишь об этом.
Дэнни резко села:
– Что тут твердить? Это все ты виноват!
– Не ори! Хочешь, чтобы мисс Фицалан донесла твоей тетушке? Ничего не соображаешь, а?
– Я не соображаю? А ты?
– Если ты этого не хочешь, чего ради мы вообще встречаемся? Зачем ты меня позвала?
– И ты еще спрашиваешь? Теперь? Когда все знают?
Эзра сложил руки на груди. Он устоит перед зрелищем обнаженной Дэнни. Волосы рассыпались по плечам, губы раскрылись, щеки намокли от слез и блестят. Грудь… Усилием воли Эзра сосредоточил свой взгляд на ее лице.
– Ты знаешь, что произошло. Мы обсуждали это уже тысячу раз, и если будем обсуждать еще хоть миллион раз, ничего не изменится. Если ты не можешь это преодолеть, мы перестанем встречаться, и все тут.
Слезы вновь заструились по ее щекам. Господи, только бы не смотреть, как она плачет. Два шага – пересечь комнату – стиснуть ее в объятиях. Но что дальше? Все начнется снова и кончится очередной катастрофой.
– Нет! – плакала она, но теперь она старалась говорить тише. Голова клонится все ниже. – Я этого не хочу.
– Так чего же ты хочешь? Я должен знать, потому что я-то очень хорошо знаю, чего я хочу, и если мы оба не хотим одного и того же, во всем этом нет никакого смысла, тебе ясно, Дэнни? – Изо всех сил Эзра пытался овладеть собой, но он был уже на грани. Еще немного, и он тоже разревется.