Крестная мать - Барабашов Валерий Михайлович (бесплатные версии книг TXT) 📗
— Не торопитесь, прошу вас! — стал умолять Городецкий. — Все можно поправить. Вы подумайте и о вашей крестной дочери, Татьяна Николаевна, обо всем, что за этим может последовать. Мы все виноваты, в большей или меньшей мере. Но неужели деньги ничего не значат для юной особы? Она ведь нуждается, я знаю. И те десять миллионов, которые вы назвали… что ж, пусть сегодня это будет аванс, моральная, так сказать, компенсация. А?
— Подождите у телефона. — Татьяна прикрыла трубку рукой, глянула на Марийку. Ту от всего происходящего трясло.
— Десять миллионов, дочка. Аванс. Простишь?
— Крестная, ради Бога!.. Я… не знаю! — У Марийки не попадал от волнения зуб на зуб.
Татьяна хмыкнула, строго сказала в трубку:
— Часа два вам хватит, Антон?.. Хорошо, давайте после обеда, в половине третьего. Встретимся на главпочтамте. Аванс привезете полностью. Об остальных поговорим потом. Не вздумайте выкинуть какой-нибудь фокус. С нами будут мужчины, меры безопасности я приму, имейте это в виду.
— Какой «фокус», Татьяна Николаевна?! О чем вы говорите? Все будет, как договорились, не волнуйтесь, — голос Городецкого все еще дрожал. Ему совсем не нужен был этот конфликт — он мог спутать все его планы, создать «Мечте» ненужную репутацию (да и ему лично). И вообще, тут дело пахло судом, сроком. Феликс вроде бы со смешком отнесся ко всему этому, а напрасно. Напрасно!
— В половине третьего! — напомнила еще раз Татьяна и положила трубку. — Все, Марийка, пошли! Впрочем, погоди, я ребятам сразу позвоню, чтобы приехали к главпочтамту.
Она, мельком глянув на мертво стоящую Анну Никитичну, набрала свой домашний номер, сказала:
— Андрюша, это я. Ты вот что, сынок: собери всех наших ребят, и к половине третьего подъезжайте на главпочтамт. Понял?
— Каких ребят? О чем вы говорите? — недоумевал на том конце провода Петушок, но Татьяна, посильнее прижав трубку к уху, повторила:
— В половине третьего. Юра с Костей пусть на машине подъедут, Семена с Володей можно позвать, они ребята крепкие… А ты сиди дома, не отлучайся, я скоро приеду. Понял?
…Едва Татьяна с Марийкой вышли, Анна Никитична тут же набрала номер Городецкого.
— Антон Михайлович, это я, Никитична. Слушайте, вы сейчас с этой говорили, с крестной Марии… Очень опасная женщина, я вам скажу! Очень! Злющая баба, от нее всего можно ожидать. И лучше действительно от них откупиться. И родни у них тут, в городе, как я поняла, полно. Звонила она сейчас какому-то Андрею, целую банду велела собрать. Так что вы там, на главпочте-то, поосторожней.
— Понял, спасибо, — буркнул Городецкий и швырнул с досадой трубку. Действительно, погуляли они с Феликсом, нечего сказать! Он как услышит, что еще на десять «лимонов» их накололи, с ума сойдет. И вообще, чего доброго, взбеленится, парней с собой притащит на разборку. А там — жутко представить, что может получиться. Нет, лучше Дерикоту ничего этого не говорить, сказать, мол, актерка согласна на пару «лимонов»… М-да, значит, ему, Городецкому, придется выложить… девять! И придется выложить.
Антон Михайлович снова взялся за телефон.
— Феликс, привет! Ну, как ты? Спать хочешь?.. Ну-ну, выспишься. Слушай, являлась снова к Анне Никитичне Мария эта. Договорились на пару «лимонов». Я заплачу, а ты потом отдашь, идет?
— Отдам. Но она об этом еще пожалеет, — рявкнул Дерикот.
— Ну ладно, это потом, потом, я постараюсь компенсировать. — Городецкий чувствовал себя главным виновником всего происшедшего: ведь именно он организовал вечеринку, позвал Феликса, а теперь…
— Да пошел ты со своей компенсацией! — в сердцах проговорил Дерикот, и Городецкий знал, что «лимон» он не отдаст, значит, ему нужно будет выкладывать все деньги. Да еще иметь в виду и свое обещание.
«Да, надо бы этой актерке как-нибудь потом заткнуть рот, — раздраженно думал Городецкий, ожидая главного бухгалтера, которую он вызвал через секретаря. — А то, чего доброго, еще за миллионами припрется. Крестная эта мамаша ее настропалит и — будьте здоровы, Антон Михайлович, выполняйте свое обещание!»
Главбух, тучная низкорослая дама с лицом, которое невозможно запомнить и описать, выслушала распоряжение Городецкого — десять миллионов наличными, срочно, к двум часам! — молча и бесстрастно. Шеф «Мечты» и раньше брал деньги, правда, не в таких крупных суммах, и никогда потом за них не отчитывался. Но все в офисе знали: деньги шли на дело, на пользу акционерному обществу. Бухгалтер уронила послушное, тихое: «Хорошо, Антон Михайлович», — и ушла.
«Хрен с ними, с этими миллионами, — расстроенно, конечно, думал Городецкий, поглядывая на часы. — Акционеры еще принесут, накрутим мы эти десять «лимонов». Главное, не поднимать сейчас шума, не привлекать к себе внимания. Слиняю из России, тогда пусть шумят сколько угодно…»
…К главпочтамту он приехал в сопровождении одного лишь Лукашина, да и тому велел сидеть в машине, в зал не заходить.
Марийка и Татьяна ждали его в самом центре зала, за полированным овальным столом. В двух шагах прогуливался рослый, спортивного вида парень, поблизости, за соседним столом, ошивались еще трое. И вообще, в зале слонялись какие-то подозрительные типы.
«Правильно я поступил, что привез деньги, — успокаивал себя Городецкий. — И затевать здесь, в зале, что-нибудь ни в коем случае нельзя. Это же стрельба, кровь…»
Наверно, его мысли изменились бы, если бы он знал, что возле стола прохаживался один лишь беглый солдат российской армии, дезертир Андрей Петушок, а все остальные молодые люди — просто клиенты главпочтамта.
Городецкий сел к столу, положил на столешницу полиэтиленовый пакет с твердыми пачками денег. Сказал, глядя на Татьяну:
— Дороговато берете за банальную вечеринку, мадам, — глаза его излучали ярость.
— Свобода дороже, Антон Михайлович, — спокойно парировала Татьяна. — Наука вам впредь. Здесь — как мы договорились?
— Конечно. Имеете дело с порядочными людьми. Пересчитывать будете? Или как?
— Поверим. Позвоним, если что не так.
— Понял. Значит?..
— Остальные потом, как соберете. Пока что можете спать спокойно. До следующей вечеринки.
— А вы дама не без юмора.
— Лучше бы нам с вами шутить по другому поводу, Антон Михайлович, — Татьяна придвинула к себе пакет, встала. Рядом с нею вырос тот, спортивного вида парень, а те, что за столом, внимательно смотрели в их сторону.
Городецкий сухо попрощался со всеми сразу рассеянным кивком головы и пошел к выходу — дело было сделано.
Глава двенадцатая
Сломанные ребра заживали плохо, и Дорош почти полтора месяца провалялся в постели. В милицию он обращаться не стал. Врачу «Скорой помощи», которую вызвала жена, Людмила, сказал, что подвернулась нога, он упал и кубарем покатился по каменным ступеням лестничного марша. Врач, молодой, с сонными глазами человек, глянул на Дороша с подозрением, но никакой активности проявлять не стал. Сказал, что завтра надо будет явиться в поликлинику по месту жительства, на рентген, помог остановить кровь, текшую из носа, и был таков.
В поликлинике предварительный диагноз подтвердился. В двух ребрах оказались трещины, они доставляли Дорошу мучительную боль, но ложиться в стационар он не захотел. Людмила была медиком, врачом-педиатром, необходимую ему помощь она, разумеется, оказывала грамотно, по науке, и он чувствовал себя дома достаточно комфортно.
Зимние эти месяцы Дорош посвятил книгам и телевизору, да потихоньку тренировал мышцы рук. С обидчиками своими он решил расправиться не торопясь, продуманно, главное, без следов. Он знал, как это делается.
Прежде всего надо было дать понять своим врагам, что он сломлен и ничего предпринимать не собирается. Дорош не сомневался в том, что его судьбой и умонастроениями обязательно поинтересуются, прекрасно знают, что он сейчас дома, «зализывает бока». И что вполне возможно, вынашивает план мести. Конечно, пока он дома, информацию о нем можно было получить только через жену, и Дорош эту информацию давал. Людмила рассказывала, что у нее на работе, в детской поликлинике, здоровьем мужа время от времени интересуется некая Дора Григорьевна, заместитель главного врача. Вообще-то, Дора Григорьевна и раньше интересовалась его самочувствием, особенно когда Дорош вернулся домой после лечения в Ташкентском госпитале и долечивался уже здесь, в Придонске. Это, разумеется, мог быть и чисто профессиональный, и человеческий интерес: как-никак Людмила работала в медицинском коллективе, где все друг о друге знали. И скрыть тот факт, что муж был в Афганистане, получил серьезное ранение, было нельзя. Да и к чему было скрывать?
