Лощина - Кристи Агата (серия книг TXT) 📗
Она оживилась, и Эркюль Пуаро любовался выразительными жестами ее тонких и красивых рук.
— Во всяком случае, у вас такой вид, что вы сами очень хорошо все поняли! — сказал он.
— Да, я его хорошо понимала. Джон приходил ко мне и рассказывал. Я думаю, что не столько для меня, сколько для себя. Так его мысли становились более ясными и точными. Иногда он приходил расстроенный, почти в отчаянии. В процессе объяснения ему в голову приходил какой-нибудь новый метод лечения. Я не могу вам точно передать, как это было! Как сражение… Тяжелое и суровое сражение, которое его иногда просто лишало сил, истощало…
Она замолчала, вспоминая…
Через некоторое время Пуаро спросил:
— У вас есть медицинские знания?
Она отрицательно покачала головой.
— Нет. Я знала достаточно, чтобы понимать объяснения Джона, не больше и не меньше. Прочитала несколько книг…
Последовало новое молчание. Генриетта заново переживала пришлое, исчезнувшее навсегда. Она глубоко вздохнула, вернулась к настоящему, и, когда она обратилась к Пуаро, в голосе ее звучала мольба:
— Если бы вы только могли меня понять, месье Пуаро!
— Я вас понял.
— Правда?
— Правда. Я знаю, когда говорят правду!
— Спасибо. Боюсь, что объяснить все инспектору Грэнджу будет гораздо труднее.
— Вероятно! Он скорее обратит внимание на другие стороны вопроса.
— Они так ничтожны! Какое они вообще имеют значение?
Генриетта произнесла эти слова с таким пылом, что удивила Пуаро. Он этого не скрыл.
— Поверьте мне! — сказала она. — Прошло определенное время, и я стала его стеснять, я становилась между ним и его мыслями. Я была женщиной, и это мешало ему сосредоточиться. Он начал бояться меня, он боялся влюбиться, а он не хотел никого любить, он не мог допустить, чтобы его мысли были заняты женщиной. Я стала его любовницей. Но для него эта связь не имела большого значения и никогда не стала бы важной.
Пуаро внимательно за ней наблюдал, он спросил:
— И вы считали, что все это очень хорошо? Вас это удовлетворяло?
Она встала и сухо ответила:
— Нет, я не считала, что это очень хорошо! Я такая же женщина, как все остальные…
— Тогда почему же вы?..
— Почему? — воскликнула она. — Потому что это было то, чего он хотел. Единственное, что для меня имело значение — это счастье Джона. Я хотела, чтобы у него была полная свобода мысли, необходимая для того, чтобы продолжать единственное дело на свете, которое его интересовало, — его работу! Он боялся любви, он не хотел страданий… Я это поняла и покорилась.
Пуаро почесал кончик носа и спросил:
— Только что вы говорили о Веронике Крей. Она тоже является другом Джона Кристоу?
— Они не виделись пятнадцать лет до той субботы, когда она появилась в «Долине».
— А что было пятнадцать лет тому назад?
— Они были помолвлены…
Генриетта подошла и снова села рядом с Пуаро.
— Очевидно, нужно кое-что уточнить. Тогда Джон был по уши влюблен в Веронику. А она всегда была такой, какой осталась до сих пор: подлой и самовлюбленной. Она поставила свои условия: Джон должен порвать со всем, что его интересует в жизни, и стать покорным муженьком великой актрисы Вероники Крей. Джон от этого отказался и ушел от нее. Он был совершенно прав, но он очень страдал. Он хотел, чтобы его жена во всем отличалась от Вероники, и женился на Герде. А Герда, вы меня извините, это славно упакованная дура. Было совершенно ясно, что должен наступить день, когда он пожалеет о том, что его жена так глупа. Этот день, конечно, пришел. У Джона были связи с женщинами, но они были поверхностными, и Герда о них ничего не знала. Мне кажется, что, несмотря на то, что Джон потерял Веронику из виду пятнадцать лет тому назад, внутренне он от нее так и не избавился!
После некоторого молчания Пуаро сказал:
— В субботу вечером Джон ушел из «Долины» вместе с Вероникой, он собирался проводить ее домой. Он вернулся ночью, в три часа.
— Откуда вы это знаете?
— У одной из горничных была нестерпимая зубная боль.
— У Люси всегда было слишком много слуг! — заметила Генриетта.
— Но вы сами это знали?
— Да.
— И как вы это узнали?
После едва заметного колебания, она ответила:
— Я смотрела в окно и видела, как он вернулся.
— Вы тоже страдали от зубной боли?
Она улыбнулась.
— Я страдала, месье Пуаро, но это не было зубной болью!
Она встала, сказав, что собирается вернуться в «Долину». Пуаро пошел ее проводить. Они направились по тропинке в лес и там, где тропинка выходит на дорогу, сели на скамейку. Между деревьями поблескивала вода пруда. Сначала они молчали, потом Пуаро спросил:
— О чем вы думаете?
— Об Айнсвике.
— Что такое Айнсвик?
Она мечтательно описала рай своего детства: светлый красивый дом среди лесистых холмов, большая магнолия перед окном библиотеки, лужайка, по которой она любила бегать…
— И там вы жили?
— Нет, я жила в Ирландии, но там мы все собирались на каникулы. Все — это Эдвард, Мидж и я. Дом принадлежал отцу Люси и после его смерти перешел к Эдварду.
— А почему же не к сэру Генри, который имеет титул?
— Генри дворянство было пожаловано позже, он получил титул и орден за заслуги перед государством, а тогда он был только дальним родственником.
— А кто унаследует Айнсвик, если исчезнет Эдвард Эндкателл?
— Забавно! Этот вопрос мне никогда в голову не приходил! Если Эдвард не женится…
Она замолчала. Какая-то тень прошла по ее лицу, Пуаро очень хотел бы знать, в чем тут дело.
— Если Эдвард не женится, — снова начала она, — то я предполагаю, что Айнсвик перейдет к Дэвиду. Это без сомнения! Вот почему…
— Что?
— Вот почему Люси его пригласила…
Понизив голос, она почти прошептала:
— Дэвид и Айнсвик не подходят друг другу!
Движением подбородка Пуаро показал на тропинку перед ними.
— По этой тропинке вы тогда спустились к пруду?
— Нет, по этой тропинке пришел Эдвард, а я шла от дома по другой.
Резко повернувшись к Пуаро, она спросила:
— Неужели необходимо об этом говорить? Этот пруд наводит на меня страх! Я его ненавижу! И «Долину» тоже! Я ее ненавижу! Ненавижу!..
Пуаро вполголоса продекламировал:
Генриетта с удивлением посмотрела на Пуаро.
— Это — Теннисон, — объявил он не без гордости. Генриетта тихо повторила последнюю строчку.
— Однако, говоря все это, вы думали о чем-то определенном?
— Я подумал о том, как вы подошли к миссис Кристоу, взяли у нее из рук револьвер и бросили его в пруд.
Он почувствовал, как она вздрогнула, но голос ее прозвучал совершенно спокойно.
— Герда — очень неловкая. Я боялась, что в револьвере остались еще пули, и она может кого-нибудь ранить…
— Но не вы ли оказались слишком неловкой, когда уронили оружие в воду?
— Это только… Я была потрясена, я тоже!.. На что вы хотите намекнуть, месье Пуаро?
Пуаро открыл глаза и непреклонно заявил:
— Если на револьвере были отпечатки пальцев, оставленные до того, как миссис Кристоу взяла револьвер в руки, было бы интересно знать, кому они принадлежали… Теперь мы этого никогда не узнаем.
Генриетта сказала спокойно, но твердо:
— Вы думаете, что там были мои отпечатки? Вы предполагаете, что я убила Джона и оставила револьвер рядом с ним, чтобы Герда его подняла и понесла всю ответственность за преступление? Не так ли? Но, если бы я убила Джона, у меня хватило бы соображения вытереть оружие и ликвидировать свои отпечатки.
