Здесь был Хопджой - Уотсон Колин (книги онлайн .TXT) 📗

— Очень остроумно, — сказал Росс.

Он поднял узкий, сложенный пополам прямоугольничек бумаги на мундштуке своей трубки, подержал его мгновение на весу, потом быстрым движением убрал руку. Листок скользнул в сторону, в другую и мягко опустился на стол у локтя Памфри.

— Видишь ли, Чабб был абсолютно прав. Это действительно самый настоящий билет тотализатора, пусть и подпольного. — Росс вытянул лицо, передразнивая главного констебля: «Мы много таких собираем, мистер Росс: это всего-навсего симптомы одной из наших маленьких провинциальных слабостей». Бедный старина Чабб. Третников или Дзарбол слопали бы трех таких на завтрак и не поперхнулись. Незамеченными проходят не невинные вещи, вроде автобусных билетов или этикеток на банках с джемом, а как раз вот такие — явно нелегальные. Билеты тотализатора? Ну, конечно, это билеты тотализатора. А чем еще они могут быть?

Памфри с серьезным, деловым видом рассматривал бумажку, оттянув мочку правого уха вниз, словно это подключало его к некоей цепи с электронным скан-нером. «Пять шиллингов в оба конца Рукодельница Хэрст Парк четыре тридцать Питер Пайпер»— прочитал он на одной ноте и без знаков препинания.

— Заранее выбранный псевдоименной код: расшифровать невозможно. Не стоит терять на это время. — Он протянул руку.

— Подожди минутку…— Ухо Памфри натянулось сильнее и еще больше покраснело. Он вторично пробормотал себе под нос содержание записки и постукал пальцем по бумаге.

— Рукодельница, — сказал он с нажимом и поднял глаза.

— Имя лошади. Я проверял. И бежит она именно в четыре тридцать, можешь не сомневаться. — Росс произнес все это механически. Его внимание было приковано к яркой, налившейся кровью мочке Памфриева уха. Перед его внутренним взором возникли устрашающие клещи, опробованные на некоем краковском гравере, которого злая судьба и неблагодарный партийный секретариат сделали их первой жертвой: «обезличенность» — такой диагноз записала чья-то язвительная рука в его карточку в тюремном госпитале.

— Да-да, вот только «рукодельница»… что, если рассмотреть ассоциативный ряд. Рука… шить… игла… наперсток,. Фимбл-Бей [16].

Интерес засветился в глазах Росса, но лишь ненадолго. Он покачал головой.

— Заманчиво, Гарри, но чуть уж слишком очевидно. Нет, тут важно другое: основные каналы информации нашего друга подтверждаются. Нам необходимо срочно проследить их все. А заодно скажу: он оставил нам неплохие наметки.

Памфри смотрел, как Росс укладывает билетик к себе в «дипломат».

— Я, разумеется, послал запрос на установку слежки за Андерсоном.

— Андерсоном? А, этот старый попрыгунчик. Хорошо. У людей Чабба он зафиксирован просто как подпольный букмекер, но другого я и не ожидал. Они, вероятно, думают, что ядерное разоружение — это всего лишь другое название Оксфордского движения [17].

Росс взглянул на циркониевый со слоновой костью циферблат своих часов.

— Самое время, — заметил он, — нанести визит миссис Бернадетте Кролл, прежде чем фермер Кролл к дому повернет со своего турнепса или что там у него еще. Не хочешь составить мне компанию?

Мамлсби представлял из себя крохотную деревушку из четырнадцати домов, полуразвалившейся церкви и замшелых останков водяной мельницы. Ее основатели, видимо, совершенно сознательно поместили ее в зеленую складку между двумя холмами, чтобы никто, кроме них, не мог отыскать к ней дорогу. Даже сегодня, когда шоссе, ведущее к побережью, проходило в какой-нибудь четверти мили от ее осыпающихся стен и кишащих крысами соломенных крыш, Мамлсби по-прежнему пряталась в своей лощине, никем не замечаемая и никому не нужная.

Громадный «бентли» с решеткой из пушечной бронзы бесшумно скользил по шоссе, стремительно удаляясь от Мамлсби, когда сидевший за рулем Росс заметил своему спутнику:

— Еще минуты четыре, и мы будем на месте.

Но машина, окончательно сбитая с пути обстоятельными, со множеством подробностей объяснениями веселых поселян, продолжала нестись в волнах высокой зеленовато-белой пены клевера и мимо пурпурных берегов, усеянных смолевкой, пока указатель не подтвердил смутные подозрения Памфри, что они вот-вот должны въехать назад, в пригороды Флаксборо.

Росс оценил ситуацию мгновенно. Он не сбавил скорости и не изменил направления.

— Остановимся у первого приличных размеров магазина канцтоваров и купим военно-топографическую карту, — объявил он. — Видишь ли, Гарри, тебе не следовало понимать тех ребят буквально. Было, было у меня чувство, что они над тобой издеваются.

Памфри возмущенно повернул к нему худое трудолюбивое лицо. Ведь это Росс взял на себя заботу вести, как он выразился, «переговоры с крестьянами».

— Но послушай, я же не…

Росс быстро улыбнулся и похлопал его по руке.

— Мой дорогой Гарри, слишком уж легко тебя можно спровоцировать на возражения в категоричном тоне; это, знаешь ли, не делает чести разведчику.

В газетном киоске, где требуемая карта была получена, Росс купил себе плитку жареного фундука в молочном сахаре. Памфри он побаловал шестипенсовой «мням-мнямкой» — изюм в меду на подушке из шоколадного пралине, дважды взбитого для большей воздушности.

Двадцать минут спустя «бентли», мягко качнувшись, остановился среди придорожных цветов в двух шагах от тропинки, которая вела через окружавшие Мамлсби рощицы рябин и вязов. Росс внимательно посмотрел на карту.

— Я поднимусь к ферме, это около двухсот метров отсюда, вот здесь, справа, если верить тому, что здесь нарисовано. Ты, если хочешь, оставайся в машине, а то можешь поразнюхать, чем тут народ в деревне дышит.

Росс свернул с тропинки, над которой деревья, сплетаясь наверху кронами, образовали как бы готический свод и где воздух был прохладен и зелен, как старое стекло, на кремнистую рабочую дорожку, которая шла напрямик между коричневыми, подсушенными солнцем полями… Земля произвела на свет первые, еще не распустившиеся листья картофельного урожая, но их было пока так немного, что распознать рядки не удавалось. В конце дорожки стояла викторианских времен ферма из серого кирпича, крытая шифером такого же, похоронного цвета. Теплое солнце безуспешно пыталось смягчить ее чопорную угловатость. Более старые пристройки, сохраненные в первозданном виде, в то время как сам дом полностью сносили и перестраивали, были крыты желобчатой черепицей. Они выглядели как дюжие, изрядно навеселе, соискатели руки у постели больной вдовицы.

Несколько цыплят барахтались в пыли на неопрятном дворе; единственным, кроме них, обитателем этого двора оказался забрызганный грязью гусь с недобрым взглядом. Росс аккуратно переступил через колесные колеи, на дне которых еще не высохла протухшая вода зимних дождей, а также жижа, стекавшая со скотного двора, открыл калитку в проволочной изгороди, заключавшей внутри себя дом и узкую полоску сада, и подошел к двери.

Его стук произвел внутри помещения малообнадеживающую реверберацию, словно дом, не просыпаясь, мрачно пробормотал ему «уйди». Он подождал, постучал снова и прислушался. Откуда-то из самой глубины доносились звуки музыки. Дверь оставалась запертой. Росс потянулся к большой круглой ручке, покрытой коричневой эмалью. Она повернулась свободно и без малейшего эффекта.

— Это вы убивать пришли?

Росс круто повернулся. Мягкий, довольно скучный голос задал свой жуткий вопрос так же невозмутимо, как попросил бы спичку.

— Вообще-то к нам заходят с заднего двора. Вы могли бы тут весь день проторчать.

— Я пришел что..?

Девушка, которая и не подозревала, что из всех людей она оказалась единственной, кому довелось увидеть смятение на лице Росса, не кого-нибудь, а самого Росса! — смерила его взглядом.

— Нет, вы не мистер Рассмуссен, ведь так? Он же, я так думаю, датчанин или что-то в этом роде. В общем, мы вызвали его из Гелдинг-Марша. У нашего большой палец нарывает.