Шерлок Холмс в Тибете - Норбу Джамьянг (читать полную версию книги TXT) 📗

Если не считать этой достойной сожаления привычки, в Шерлоке Холмсе было много такого, что могло быть сочтено духовным и возвышенным. Он никогда не был женат и, казалось, не испытывал никакой тяги ни к богатству, ни к власти, ни к славе, ни даже к тому, чтобы привлекательно выглядеть. При всей простоте его жизни он мог бы стать аскетом и жить в пещере.

На Рождество нас навестил Стрикленд. Шимла утонула в снегах, а мы, сидя в доме перед камином и глядя на шумно потрескивающие в огне дрова, согревались горячительными напитками и слушали отчет Стрикленда. Дело не сдвинулось ни на дюйм. Несмотря на рьяные усилия бомбейской полиции, между смертью портье-португальца и полковником Мораном не удалось установить никакой связи. Более того, не нашлось ни одного свидетеля, который заметил бы хоть что-нибудь подозрительное в тот миг, когда портье был застрелен перед полицейским участком. Стрикленд попытался было сбить с полковника Морана гонор и приставил к нему «загонщиков» в надежде вытравить его из логова. Он расставил полицейских в штатском вокруг дома полковника и возле клуба, а еще полдюжины направил сопровождать его повсюду, куда бы тот ни пошел. Однако полковник Моран был не из тех, кого подобное обращение могло привести в замешательство. Он продолжал вести себя так, как если бы никаких «загонщиков» не было и в помине. Однажды, выйдя из клуба, он даже заставил одного из полицейских придержать лошадь за уздцы, после чего дал ему рупию на чай. Да, хладнокровия полковнику-сахибу было не занимать.

Помимо этого Стрикленд передал мне указания другого полковника – главы нашего ведомства полковника Крейтона. Мне было приказано оставаться при мистере Шерлоке Холмсе столько времени, сколько потребуется, и исполнять любую его просьбу. Мне было велено также принимать всевозможные меры предосторожности во избежание покушений на его жизнь – я должен был держать ухо востро! Последним из замечаний, совершенно избыточным, полковник Крейтон попытался, видимо, выразить свое недовольство тем, что я оказался не на высоте, когда тхаги полковника Морана совершили неудачное нападение на Шерлока Холмса в приграничном курьерском поезде. У меня, как у человека честного, не возникло даже мысли о том, чтобы исключить описание этого происшествия из отчета, хотя оно, конечно же, представляло меня не в лучшем свете. Но даже если бы я не включил его в отчет, полковник все равно прознал о нем тем или иным способом – такой уж он был человек.

Что ж, мы, бабу, – люди гордые. Я принял решение никогда больше не попадать в столь неловкое положение. Поэтому я удвоил меры предосторожности, велел своим осведомителям и агентам повысить бдительность и даже нанял на полный рабочий день пару маленьких чокра, чтобы они следили за окрестностями коттеджа «Раннимид» и немедленно доносили мне о всяком, кто проявит неподобающий интерес к самому коттеджу и его обитателю. Одна из аксиом моего рода занятий гласит, что время и силы, потраченные на меры предосторожности, никогда не бывают потрачены впустую. Естественно, уже через неделю эта аксиома была в очередной раз подтверждена, Q. E. D. [47].

В один прекрасный день в мое жилище на нижнем базаре ворвался один из растрепанных уличных мальчишек, весь в соплях.

– Бабуджи, за домом, где живет сахиб, недавно появился странный человек, – заявил мальчишка, отвратительно хлюпая носом.

– И что с того? – нетерпеливо спросил я. – По вьючной тропе за домом ежедневно проходят самые разные люди.

– Э нет, бабуджи. Этот человек не просто прошел. Он вошел в дом.

– Кья? А что это за человек?

– Он выглядел как настоящий бадмаш, бабуджи. У него длинные спутанные волосы, а одет он как бхотия. На нем коричневый шерстяной буку и шапка из овечьей шкуры. А за поясом у него бара талвар.

– А что сахиб?

– Мы не знаем, бабуджи. Мы его раньше не видели.

Я представил себе, как мистер Холмс, мирно сидя за столом, учит тибетские склонения, а быть может, ушел с головой в один из своих зловонных экспериментов. Тем временем сзади к нему приближается убийца и заносит над его головой сверкающий меч. Мне стало дурно.

Я быстро вытащил из-под кровати свой жестяной сундук и, покопавшись в нем, выудил наконец маленький никелированный револьвер, купленный несколько лет назад на базаре в Кабуле. Однако должен признать, что стрелок я никудышный. Честно говоря, я до сих пор не избавился от неудобной, но совершенно неуправляемой привычки изо всех сил зажмуривать глаза в тот самый миг, когда я нажимаю на курок. Впрочем, будучи противником всякого насилия и жестокости, я всегда считал, что эту проклятую игрушку следует использовать не ad mortiferus [48], a ad terrorem [49]. Посему моя меткость, по сути, не имеет никакого значения.

Вслед за мальчишкой я устремился к коттеджу. Второй чокра поджидал нас на повороте дороги прямо перед коттеджем «Раннимид».

– Эй, Сану, – крикнул мой спутник своему приятелю, – что тут было?

– Куч нахин, – ответил тот, – человек все еще в доме.

– А сахиб? – в тревоге спросил я, нащупывая под курткой пистолет.

– Я не видел его сегодня, бабуджи.

– А где слуга?

– Он ушел на базар час назад – еще до того, как бхотия вошел в дом.

– Оба оставайтесь здесь и не шумите. А я пойду взгляну, – сказал им я со всей уверенностью, на какую только был способен. Не сказать, чтобы вся эта история доставляла мне удовольствие, но у меня не было выхода. Стараясь ступать настолько легко, насколько позволяли мои сто двадцать сиров веса, я приблизился к коттеджу с восточной стороны, где было меньше всего окон. Я без труда перелез через частокол, отделавшись несколькими царапинами и слегка порвав дхоти, и прижался к каменной стене дома. Затем я подкрался к парадному входу и приготовился действовать. Собравшись с духом – правда, вместо духа мне пришлось собрать в узел свободные концы дхоти и заткнуть их за пояс, чтобы они не путались в ногах, – и зажав в руке револьвер, я медленно отворил дверь.

В маленькой гостиной никого не было, однако я заметил, что дверь в кабинет, где мистер Холмс не только работал, но и жил, полуотворена. С напряженными до предела нервами я на цыпочках подобрался к двери и заглянул внутрь.

У приставного столика рядом с камином стоял первостатейный проходимец из горцев и рылся в бумагах мистера Холмса. Выглядел он воистину зловеще. Его маленькие косые глазки едва заметно пробегали по бумагам, которые он хватал грязными тонкими пальцами. Сальные губы были окаймлены свисающими вниз жидкими усами. На длинные волосы, в которых запутались комки грязи, была натянута не менее грязная шапка из овечьей шкуры. Он был облачен в буку – шерстяной халат тибетского покроя – и обут в татарские ботинки. Я с облегчением заметил, что его тибетский палаш плотно вогнан в ножны, закрепленные на ремне. Он выглядел как истинный бадмаш, или головорез, и был, видимо, из числа тех негодяев из верховий Гарваля, что грабят паломников, направляющихся к горе Кайлас.

Но что он здесь делал? Будь он грабителем, он должен был бы хватать и увязывать в узлы все ценное, что только попадется ему под руку, а вовсе не просматривать чужую переписку – да и как бы он сумел ее прочесть? Здесь была какая-то загадка, и я бы никогда не разгадал ее, дрожа в гостиной.

Взведя курок револьвера, я вошел в комнату.

– Кхабардар! – с вызовом произнес я. Злодей медленно повернулся и показался мне еще более отвратительным, чем прежде. Он подбоченился, а его сальные губы искривились в глумливой ухмылке. – Поберегись, бадмаш! – решительно продолжил я. – Стоит тебе только прикоснуться к рукоятке твоего меча, и ты у меня отправишься прямиком в преисподнюю.

Моя решимость, должно быть, произвела на него впечатление, поскольку он неожиданно упал на колени и забормотал извинения на странной смеси плохого хинди и тибетского.