Духи дамы в черном - Леру Гастон (лучшие книги .TXT) 📗
М-с Эдит ответила, что за завтраком мы его увидим — повинуясь нашему желанию, она пригласила его, — и затем рассказала мне кое-что об этом человеке.
Я узнал, что князь Галич — весьма богатый помещик из той области России, которая именуется там «черноземьем», области весьма плодородной и расположенной между лесами Севера и степями Юга. Унаследовав в двадцатилетнем возрасте обширные подмосковные имения, он расширил их благодаря экономному и разумному управлению, чего никак не ожидали от молодого человека, главными занятиями которого были до этого охота и книги. О нем говорили, будто он человек рассудительный, скупец и поэт. От своего отца он унаследовал также высокое положение при дворе. Он был камергером; ходили слухи, что за большие заслуги отца царь оказывает сыну особое расположение. При этом князь Галич был нежен, словно девушка, и необычайно силен. В общем, этот русский дворянин взял геем. Я его еще не знал, но он был мне уже неприятен. Что до его отношений с супругами Ранс, то они были по преимуществу соседскими. Купив два года назад великолепное имение, которое за висячие сады, цветущие террасы и балконы прозвали «садами Семирамиды», князь неоднократно оказывал помощь м-с Эдит, когда та надумала устроить в крепостном дворе экзотический сад. Он подарил ей несколько растений, которые прижились в форте Геркулес и цвели почти так же, как на берегах Тигра и Евфрата. Мистер Ранс приглашал порою князя Галича отобедать, после чего тот вместо цветов присылал то ниневийскую пальму, то кактус, именуемый «Семирамида». Это ему ничего не стоило: у него их было слишком много, они ему мешали, а сам он предпочитал розы. К посещениям молодого русского м-с Эдит проявляла определенный интерес, потому что он читал ей стихи — сначала по-русски, потом переводя на английский, а иногда и сам сочинял для нее английские стихи. Стихи, настоящие стихи, посвященные м-с Эдит! Это до такой степени ей льстило, что она даже попросила князя перевести написанные для нее по-английски стихи на русский. Эти литературные забавы весьма нравились м-с Эдит, но оставляли равнодушным ее мужа. Тот, впрочем, и не скрывал, что в князе Галиче ему нравится лишь одна черта его характера, при этом, как ни странно, как раз та, которая была по душе и м-с Эдит, то есть сторона поэтическая, но, он не любил его за скупость. Мистер Ранс не понимал, как поэт может быть скуп; и в этом я с ним согласен. У князя не было своего выезда. Он пользовался трамваем, а иногда и вовсе ходил пешком в сопровождении своего единственного слуги Ивана, тащившего за ним корзину со съестным. К тому же — вздохнула м-с Эдит, узнавшая об этом от своей кухарки, — к тому же он торговался из-за каждого морского ежа стоимостью в два су. Но странное дело: эта необычная скупость вовсе не вызывала неудовольствия у м-с Эдит; она даже находила ее оригинальной. Дома у князя никто никогда не был. Он ни разу не пригласил супругов полюбоваться своим садом.
— Князь красив? — поинтересовался я, когда м-с Эдит закончила свой панегирик.
— Даже слишком, — отозвалась она. — Сами увидите. Не знаю почему, но этот ответ был мне особенно неприятен. После ухода м-с Эдит я размышлял о князе до самого окончания своего дежурства, то есть до половины двенадцатого.
При первом ударе гонга к завтраку я, поспешно вымыв руки и приведя себя в порядок, быстро поднялся по ступеням «Волчицы», так как думал, что накрыто будет там, однако, дойдя до передней, услышал музыку и встал как вкопанный. Кто мог осмелиться в такой момент играть в форте Геркулес на рояле? Да к тому же еще и петь: я услышал тихий звук мягкого мужского голоса. Напев звучал странно: то жалобно, то грозно. Теперь я знаю эту песню наизусть — потом мне ее приходилось слышать много раз. Возможно, вы тоже ее знаете, если вам доводилось когда-нибудь пересечь границу холодной Литвы, если вы побывали в этой громадной северной стране. Это песня полуобнаженных дев, которые увлекают путника в пучину и безжалостно его топят, песня «Озера русалок», которую Сенкевич прочитал однажды Михаилу Верещаку. Вот она.
Эти-то слова и пел речитативом мягкий мужской голос под печальный аккомпанемент рояля. Я вошел в зал; навстречу мне встал молодой человек. Тут же позади меня послышались шаги м-с Эдит. Она представила нас друг другу. Это был князь Галич.
Князь оказался, как говорится в романах, «красивым и задумчивым молодым человеком»: правильный, немного жесткий профиль придавал лицу выражение суровости, тогда как светлые глаза, очень мягкие и наивные, выдавали почти детскую душу. Его длинные ресницы не стали бы чернее, даже если б он их подкрашивал тушью; именно эта особенность придавала его лицу необычный вид, особенно в сочетании с весьма розовыми щеками, какие можно встретить лишь у искусно нарумяненных женщин да у чахоточных. Во всяком случае, у меня создалось такое впечатление, однако я был слишком настроен против князя Галича, чтобы придавать этому какое-нибудь значение. Я решил, что он слишком молод, без сомнения, потому что сам я похвастаться этим уже не мог. Я не нашелся что сказать молодому красавчику, распевавшему экзотические песни; м-с Эдит, увидев мое смущение, взяла меня под руку — что доставило мне большое удовольствие, — и мы медленно пошли меж благоухающих кустов, ожидая второго удара гонга к завтраку, который решили накрыть в беседке, крытой пальмовыми листьями, на площадке башни Карла Смелого.
В полдень мы уселись за стол на террасе башни, откуда открывался вид просто бесподобный. Пальмовые листья отбрасывали живительную тень, однако земля и небо вокруг сияли столь нестерпимо, что наши глаза не выдержали бы, не надень мы все темные очки, о которых я упоминал в начале этой главы.
