В лучших семействах (Убийство миссис Рэкхем) - Стаут Рекс (электронная книга TXT) 📗

Лидс остановился, чтобы перевести дух, потом продолжил:

– Я вижу только один выход: вы должны перестать темнить и сообщить им подлинную причину исчезновения Вульфа. Еще лучше, если он сделает это сам. Пусть придумает, как выкрутиться, если дело касается его собственной безопасности. Кстати, если это связано с какими-то другими клиентами, то я собственными глазами видел, как он принял от моей кузины чек на десять тысяч долларов, и, следовательно, он обязан защищать ее интересы так же, как и интересы других клиентов... А отвлекать подозрения от подлинного преступника, который убил мою кузину, да еще и ее собаку, было бы совсем не в его интересах. – Губы его немного задрожали, но он стиснул зубы и унял дрожь.

– Вы хотите сказать, что сейчас подозревают вас? – осведомился я. – А почему?

– Не в том, что я убийца, вовсе нет, но они подозревают, что я лгу. Хотя кузина и оставила мне столько денег... Нет, я не думаю, что меня арестуют по подозрению в убийстве.

– А кого, по-вашему, следует арестовать?

– Не знаю. – Он махнул рукой. – Вы пытаетесь меня сбить. Дело не в том, что я думаю, а в том, что вы собираетесь предпринять. Насколько я знаю Вульфа, толку от того, что вы изложите ему наш разговор, будет немного; я должен сказать ему сам. Если он что-то скрывает или от кого-то скрывается, сделайте это на ваших условиях. Можете завязать мне глаза и засунуть в машину лицом вниз. Мне необходимо увидеться с ним. Таково было бы желание моей кузины, а он взял от нее аванс.

Я даже порадовался, что не знаю, где находится Вульф. Я не разделял привязанности Лидса к четвероногим, поскольку предпочитал и предпочитаю женское общество доберманам, да и кое в чем другом Лидсу не мешало бы усовершенствоваться, но, отдавая ему должное, следует заметить, что рассуждал он вполне здраво. Так что знай я на самом деле, где прячется Вульф, мне пришлось бы ужесточить сердце, но поскольку я не знал, то довольствовался тем, что ужесточил только голос. Тогда-то мне впервые и пришло в голову, что, быть может, не стоит судить Вульфа слишком строго.

Добрых четверть часа Лидс еще упорствовал, пытаясь меня уломать, но я стоял на своем, одновременно стараясь выудить у него сведения о том, как продвигается полицейское расследование, но безуспешно. Ушел он злой как черт, обзывая меня лжецом, что ставило его на одну доску с остальными. От меня он не узнал ровным счетом ничего. Я же добился от него лишь того, что похороны миссис Рэкхем состоятся завтрашним утром, в среду. Не слишком, однако, мы с ним преуспели за этот час.

Оставшийся кусок дня я посвятил колбасе. Да, в течение десяти минут, прошедших после вскрытия картонки со слезоточивым газом, в тот злополучный день Вульф позвонил и в «Муммиани», и в Службу доставки Флита, но, как и ожидалось, ничегошеньки не выяснил; тем не менее, в слабой надежде на то, что сумею раздобыть кость, которую будет обгладывать мое изголодавшееся любопытство, я прошвырнулся на Фултон-стрит и в центр. В «Муммиани» никто и ведать ничего не ведал. Поскольку Вульф покупал у них колбасу от Дарста уже не первый год, а за это время персонал их постоянно обновлялся, то знать о гастрономических пристрастиях моего шефа мог кто угодно. В Службе доставки же мне были рады помочь, но, увы, не могли. Картонку, конечно, припомнили, благо сам Вульф звонил и расспрашивал о ней, но все подробности сводились к тому, что оставил ее какой-то мальчишка, явно прогулявший урок, чтобы подзаработать, так что я даже не стал тратить времени на то, чтобы установить его приметы.

Поскольку я уже был сыт по горло и опустевшим домом, и телефонным трезвоном, и тем, что меня без конца допекают и обзывают лжецом, то, позвонив из телефонной будки, которая помещалась в аптеке, я заказал себе ужин в ресторане с варьете.

А вот утром в среду пожаловал гость, которого я впустил. Я забыл сказать, что, вернувшись из тюрьмы, взял за правило, заслышав дверной звонок, отправляться в прихожую разглядывать ожидающего на крыльце посетителя сквозь одностороннее стекло, корчить ему гримасу и преспокойно возвращаться в кабинет. Если гость оказывался настырным и продолжал звонить, то я щелкал рычажком и отключал звонок. На сей же раз, около одиннадцати часов, вместо того, чтобы состроить привычную гримасу, я открыл дверь и произнес:

– О, здравствуйте. Хотите заглянуть?

Коренастый субъект примерно моего роста, седовласый, с морщинистым красноватым лицом и проницательными серо-голубыми глазами пробурчал приветствие и перешагнул через порог. Я дружелюбно подметил, что погодка нынче малость холодновата для апреля, и он согласился. Повесив его пальто на вешалку, я напомнил себе, что нужно быть посдержаннее. Даже если я и остался дома один, это еще не повод создавать у инспектора Кремера из уголовной полиции Манхэттена впечатление, что я счастлив его видеть. Есть Вульф, нет Вульфа, но честь флага превыше всего.

В кабинет он прошествовал сам. На сей раз я занял место за собственным столом. Был, конечно, соблазн забраться в кресло Вульфа, чтобы посмотреть, как отреагирует Кремер, но это поставило бы меня в невыгодное положение, поскольку я привык препираться с ним, сидящим в красном, предназначенном для гостей кожаном кресле, со своего места, где свет падает по-другому.

Он воззрился на меня.

– Стало быть, ты тут дом караулишь, – прорычал он.

– Не совсем, – возразил я. – Я только слежу за порядком. А может, хочу уйти на дно вместе с кораблем. Правда, не все из тех, кто покинул корабль, крысы.

– Где Вульф?

– Понятия не имею. Знаю, знаю, сейчас вы наречете меня лжецом. А я признаюсь: да, мол, вы правы, я и впрямь был им когда-то, но исправился. Тогда вы...

– Чушь собачья! Где он, Арчи?

Это существенно меняло обстановку. За все последние годы он называл меня Арчи в одном случае из каждых пятидесяти, что обращался ко мне как к Гудвину. Я удостаивался чести быть названным по имени лишь тогда, когда ему позарез что-то требовалось, либо же в знак признательности за то, что Вульф выкладывал ему очередного преступника прямо на блюдечке – тогда инспектора обуревала сентиментальность. Что ж, значит, мы собираемся ворковать, как голубь с голубкой.

– Послушайте, – сказал я вкрадчиво, но твердо. – Такие методы используют окружные прокуроры, шерифы и газетчики, которые больше ни на что не способны, вам же они не к лицу. Одно из двух: либо я не знаю, где Вульф, либо знаю, но не хочу говорить. Какая разница? Следующий вопрос.

Он вынул из кармана сигару, тщательно осмотрел, растер ладонями и вновь осмотрел.

– Да, это настоящая бомба, – заметил он, без рыка, впрочем. – Я имею в виду объявление в газете. Цветы увезли. Фриц и Теодор уволились. Вукчич выставил дом на продажу. Мне будет недоставать толстяка – не могу даже представить, что никогда сюда больше не наведаюсь и не увижу, как он восседает за столом и почитает себя умнее господа Бога и всех его архангелов. Здорово замыслено! А для чего вы это затеяли?

Я повторил нарочито медленно и устало:

– Либо я не знаю, либо же знаю, но не хочу...

– А как насчет колбасы, которая обернулась слезоточивым газом? Есть тут связь?

Руководствуясь «собственным опытом и интеллектом», я привык ждать от инспектора Кремера любого подвоха и всегда держу с ним ухо востро. Только поэтому я даже глазом не моргнул, а лишь слегка наклонил голову набок, выдержал его пронизывающий взгляд, проанализировал случившееся и лишь тогда ответил.

– Сомневаюсь, что это Фриц, – констатировал я. – Мистер Вульф слишком хорошо его вышколил. Впрочем, в суматохе воскресного утра, когда мистер Вульф исчез, Фриц, должно быть, проболтался Теодору, а Теодора вы раскололи. – Я кивнул. – Да, именно так.

– Неужто он так испугался слезоточивого газа, что задал стрекача?

– А разве он не самый отъявленный трус?

– Нет! – Кремер зажал сигару зубами, кончиком кверху. – Многое мне в Вульфе не нравится и даже раздражает, но он вовсе не трус. Видно, не простой это был газ, а такой, что напугал бы любого. Так?