Стеклянные дома - Пенни Луиза (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
– Понимаю, ваша честь.
– Bon, – сказал прокурор. – Вчера днем, в конце заседания, вы сказали нам, что пришли к следующему выводу: кто-то из жителей деревни Три Сосны совершил нечто столь ужасное, что пришлось вызывать это существо. – Прокурор показал на кобрадора. – Кто это был, по вашему мнению?
– Я правда не знал.
– Мне известно, что не знали, я спрашиваю, каково было ваше мнение. У вас возникли какие-нибудь подозрения?
– Возражаю, – сказал защитник.
Судья Корриво поддержала возражение, хотя и с сожалением. Ей бы хотелось услышать ответ.
– Совесть? – произнесла Рут. У нее за спиной в этот сумрачный ноябрьский вечер стучал по окну дождь со снегом – уже не осень, еще не зима. – Вот оно, значит, в чем дело. Интересно, за кем же он пришел.
Она оглядела всех со своего места в глубоком кресле в гостиной Гамашей. Усевшись, она уже не могла подняться без посторонней помощи. Ее соседей это очень даже устраивало. И удобно, и не без ограничений.
Роза сидела у нее на коленях, поворачивая голову к тому, кто говорил в данный момент. Словно бесноватая.
– Кто его сделал? – спросил Оливье, появившийся в дверях между кухней и гостиной. В руке он держал багет.
– Жаклин, – ответила Сара. – Прошу прощения. В пекарне больше ничего не оставалось. Что, она так и не научилась?
Оливье продемонстрировал хлебный нож с погнутыми зубцами, зажатый в другой руке. Он подошел к задней двери и швырнул багет на улицу – пусть найдет какой-нибудь бобер и поточит зубы. Хотя, скорее всего, багет так и останется там лежать, пока его не найдет какой-нибудь археолог из будущего. И он станет такой же загадкой, как Стоунхендж.
Мирна встала, подошла с бокалом красного вина к окну и поглядела в темноту.
– «Мир, что превыше всех земных блаженств, – процитировала она. Потом повернулась к собравшимся. – Спокойная, утихнувшая совесть!» [20]
– Шекспир, – сказала Рейн-Мари. – Только вот ощущение, что не очень спокойная.
– Потому что мы еще в неведении, – объяснила Мирна. – Это существо здесь, оттого что у кого-то в деревне совесть нечиста.
– Это просто человек в маскарадном костюме, – сказал Арман. – Он играет с кем-то в игры разума.
– Но не с нами, – сказал Габри.
– Правда? – спросила Рут. – Не с нами? У нас иммунитет? Твоя совесть такая уж чистая и незапятнанная?
Габри поморщился.
– Есть еще такие? – спросила Рут, обводя всех взглядом, пока не остановилась на Армане.
И в этот момент он обнаружил, что стоит у двери, которую всегда держал закрытой. Она вела в глубины памяти.
Он протянул руку. Правую. Она слегка дрожала.
И открыл дверь.
Она оказалась не заперта. Но он и не мог ее запереть, сколько ни пытался, помоги ему Господь. Иногда она распахивалась сама, открывая то, что внутри.
Нет, это не был какой-то жуткий, отвратительный позор.
За порогом стоял молодой человек, юноша. Улыбался. Полный надежд, веселья, честолюбивых устремлений, укрощенных добротой. Он был строен, даже худ, и униформа Квебекской полиции смотрелась на нем маскарадным костюмом.
«Ничего, он дорастет», – заверил старший инспектор Гамаш его мать на приеме в честь новых рекрутов.
Но он, конечно, не дорос.
И теперь юноша стоял и улыбался Арману. В ожидании приказов на день. Полностью доверяя ему.
«Я тебя найду. Все будет в порядке».
Но конечно, никакого порядка не получилось.
«Уходи. – Вот какие слова хотел бы сказать Арман. – Оставь меня с миром. Я очень переживаю из-за случившегося, но ничего не могу изменить».
Однако Арман Гамаш ни разу не произнес этих слов. И он знал, что если молодой человек исчезнет, то ему, Гамашу, будет его не хватать. Не той почти невыносимой боли, которую он всегда чувствовал, когда распахивалась эта дверь, а его общества.
Это был особенный молодой человек.
И Арман убил его.
Все произошло из-за случайной ошибки, говорил себе Гамаш. Из-за неверного решения, принятого в кризисной ситуации.
Непреднамеренно.
Но это была глупая ошибка, которой можно было избежать.
Если бы в тот ужасный момент он повернул направо, а не налево, молодой человек остался бы жив. Женился бы. Уже, наверное, растил бы детей.
«И пусть твои дни на земле будут долгими и счастливыми».
Но этого, конечно, не случилось.
И совесть Армана опять подала голос. Ничего особенного, говорила она, всего лишь тощий юноша, который никогда не обвинял его, только улыбался.
Арман поднес руку к виску и рассеянно провел пальцами по шраму. Словно это была печать Каина.
Рут наклонила голову, глядя на Армана. Как, вероятно, и все остальные, она знала, о чем он думает. О ком.
Старуха посмотрела на свой пустой стакан, потом на Розу, словно обвиняя утку в том, что та выпила ее виски.
Это случилось бы уже не в первый раз. Роза была пьяницей. Правда, с таким же успехом она могла быть и трезвой. Отличить пьяную утку от трезвой – дело нелегкое.
– А может, он здесь из-за меня, – сказала Рут. – Это ведь больше похоже на правду?
Она улыбнулась Арману. Точно так же ему улыбался и мальчик. В улыбке было столько нежности.
– Некоторые из моих деяний вам известны, – сказала Рут. – Я призналась в них и возместила убытки.
Клара посмотрела на Габри и одними губами произнесла: «Возместила?»
– Но есть одно…
– Вы не обязаны нам говорить, – сказала Рейн-Мари, коснувшись руки Рут.
– И чтобы это существо, – старуха подняла пустой стакан, указуя им в сторону деревенского луга, – преследовало меня до конца жизни? Нет уж, спасибо.
– Вы думаете, он здесь из-за вас?
– Возможно. Вам известно, почему мы переехали в Три Сосны, когда я была ребенком?
– Твой отец получил работу на лесопилке? – спросил Габри.
– Получил. Но знаешь, почему он вообще обратился туда? У него была хорошая работа в Монреале, в Канадской пароходной компании. Его все устраивало.
Рут погладила Розу, и та выгнула свою изящную шею то ли от удовольствия, то ли в пьяном ступоре.
Старая поэтесса перевела дыхание, как это делает ныряльщик со скалы перед прыжком:
– Я каталась на коньках на пруду в парке Мон-Руаяль. Был конец марта, и мать предупреждала меня, чтобы я не выходила на лед, но я не послушалась. Со мной был двоюродный брат. Он не хотел кататься, но я его заставила. Я по характеру лидер.
Друзья переглянулись, но промолчали.
– Мы опаздывали на ланч, и мать отправилась искать нас. Она увидела нас на пруду и закричала, и я покатила к берегу, чтобы первой добежать до нее и во всем обвинить брата. Я могу немного привирать.
Брови слушателей опять поползли вверх, но никто ничего не сказал.
– Мой двоюродный брат ее еще не увидел, и, наверное, шапочка, натянутая на уши, помешала ему услышать ее крик. А может, у меня просто слух был настроен на ее голос. Я до сих пор его слышу.
Старуха наклонила голову. Прислушалась.
– Вы, наверное, догадались, что случилось, – сказала она.
– Он провалился под лед? – тихо спросила Рейн-Мари.
– Я провалилась. Лед начинает таять по краям, и когда ты думаешь, что уже в безопасности, в этот-то момент и жди беды. Лед треснул. Я до сих пор помню это мгновение. Я словно замерла в воздухе. Смотрела на мать, которая была все еще далеко от пруда. Я помню все цвета, все деревья, солнце на снегу. Выражение ее лица. И вдруг – я под водой.
– Господи боже, Рут, – прошептал Габри.
– Она была такая холодная, она обжигала, ну, вы знаете.
Рут огляделась. Все присутствующие знали, что такое сорокаградусный мороз, когда воет ветер и ледяной холод обжигает щеки.
Но оказаться целиком в ледяной воде?
– И что дальше? – прошептал Габри.
– Я умерла, – фыркнула Рут, возвращаясь к жизни. – Что, по-твоему, случилось, тупица?
– И что дальше, Рут? – спросила Рейн-Мари.
– Брат бросился ко мне на помощь и тоже провалился. Моя мать успела спасти только одного из нас.
