Мегрэ и порядочные люди - Сименон Жорж (читать полную версию книги .TXT) 📗
Глава 7
Было без пяти шесть. По случаю субботы большинство кабинетов было заперто, а в глубине пустого коридора один-единственный посетитель томился перед какой-то дверью, спрашивая, не забыли ли о его существовании. Начальник уголовной полиции только что уехал, предварительно пожав руку Мегрэ.
— Попытаетесь закончить дело сегодня вечером?
— Чем быстрее, тем лучше. Возможно, завтра приедут родственники из провинции, ведь у них наверняка есть какие-нибудь дальние родственники. На понедельник назначены похороны, так что этот день тоже отпадает.
Уже прошел час, как Мегрэ вышагивал из угла в угол в своем кабинете, руки за спиной, беспрерывно курил и готовился к последнему, как он надеялся, разговору. Он не любил заранее продуманные мизансцены, а предпочитал запросто рассаживать людей, как в ресторане. При этом, однако, он всегда старался не упустить ни единой детали.
В половине шестого, отдав необходимые распоряжения, он вышел в пивную «У дофины». По-прежнему шел дождь. Было сумрачно. Он выпил не одну, а две кружки, одну за другой, словно предполагал, что теперь ему долго не представится такой случай.
Когда он вернулся в кабинет, ему оставалось лишь ждать. Наконец в дверь постучали, и первым зашел взволнованный, оживленный Торранс, преисполненный важностью предстоящего, как и всякий раз, когда ему поручали особо деликатное дело. Он осторожно запер за собой дверь и с видом победителя провозгласил:
— Они здесь!
— В приемной?
— Да. Кроме них, там никого нет. Кажется, они удивлены, что вы заставляете их ждать, особенно мать.
По-моему, ее это задевает.
— Как все происходило?
— Когда я пришел туда, мне открыла служанка.
Я представился, а она вздохнула: «Еще один!» Дверь в гостиную была закрыта. Мне пришлось довольно долго ждать в прихожей, я слышал, как они перешептывались, но слов разобрать не мог. Наконец, не меньше чем через полчаса, дверь открылась, и я увидел, что оттуда вышел священник. Мать проводила его до дверей квартиры. Она смотрела на меня так, словно не могла вспомнить, кто я такой, потом пригласила войти. Дочь сидела в гостиной, у нее были красные глаза, как будто она плакала.
— Что сказала мадам Жослен, увидев повестку?
— Она дважды ее перечитала. У нее слегка дрожали руки. Потом передала ее дочери. Та тоже прочла и взглянула на мать с таким видом, словно хотела сказать: «Я в этом не сомневалась. Я тебя предупреждала». Все это происходило как в кино при замедленной съемке, и мне было как-то не по себе.
«Нам необходимо ехать туда?» — спросила дочь.
Я ответил утвердительно. «С вами?» — продолжала она. «Вообще-то я оставил внизу машину, но если вы предпочитаете взять такси…»
Они вполголоса посовещались, казалось, приняли какое-то решение и попросили меня несколько минут подождать.
Я опять довольно долго ждал в гостиной, пока они собирались. Они позвали служанку, которая была в столовой, и та пошла к ним в комнату.
Когда они вышли, обе были уже в пальто и шляпах и натягивали перчатки. Служанка спросила, ждать ли их к ужину, а мадам Жослен ответила, почти не разжимая губ, что не знает.
Они сели сзади и, пока мы ехали, не проронили ни слова. В зеркало мне была видна дочь, и мне показалось, что она волнуется больше, чем мать. Что мне теперь делать?
— Пока ничего. Подождите меня в вашем кабинете.
Затем вошел Эмиль — официант из кафе. В костюме и плаще он выглядел гораздо старше.
— Я попрошу вас подождать вон там.
— Не очень долго, шеф? В субботу вечером всегда много работы, и приятели будут злиться, если им придется вкалывать за меня.
— Я вас вызову буквально на несколько минут.
— Мне не придется выступать свидетелем на суде?
Это точно?
— Точно.
Час назад Мегрэ позвонил доктору Фабру. Тот молча выслушал и сказал:
— Я постараюсь быть у вас. Все будет зависеть от больных…
Он приехал в пять минут седьмого и, проходя, увидел обеих женщин через застекленную перегородку приемной. Мегрэ тоже пошел взглянуть на эту комнату с зелеными креслами, три стены которой были увешаны фотографиями полицейских, погибших на боевом посту. Электрический свет горел здесь круглые сутки. Обстановка была унылой, безрадостной. Он вспомнил, как здесь долгими часами оставляли томиться некоторых подозреваемых, словно забывая, что они ждут, для того чтобы окончательно сломить их сопротивление.
Мадам Жослен сидела на своем стуле неподвижно, очень прямо, а дочь то вставала, то снова садилась.
— Входите, месье Фабр…
Получив приглашение явиться сюда, врач, видимо, приготовился к тому, что дело приняло новый оборот, и выглядел встревоженным.
— Я пришел так быстро, как только смог, — сказал он.
Он был без шляпы, без плаща, чемоданчик, вероятно, оставил в машине.
— Садитесь… Я недолго вас задержу…
Мегрэ уселся за стол напротив, медленно раскурил трубку и произнес с мягкой укоризной:
— Почему же вы не сказали, что у вашей жены есть дядя?
Должно быть, Фабр ждал этого вопроса, но уши у него все равно вспыхнули, как, вероятно, случалось всякий раз, когда он волновался.
— Но вы у меня не спрашивали… — ответил он, стараясь выдержать взгляд комиссара.
— Я просил вас назвать тех, кто бывал у родителей вашей жены…
— Он там не бывал.
— Означает ли это, что вы никогда его не видели?
— Да.
— Он не присутствовал на вашей свадьбе?
— Нет. Я знаю о его существовании по рассказам жены, но на улице Нотр-Дам-де-Шан о нем никогда не упоминали, во всяком случае в моем присутствии.
— Будьте откровенны, месье Фабр… Когда вы узнали, что ваш тесть умер, что его убили, когда вам стало известно, что убийца воспользовался пистолетом вашего тестя и что он действовал как человек, который прекрасно ориентируется в этом доме, вы сразу же о нем подумали?
— Не сразу…
— А что вас натолкнуло на эту мысль?
— Поведение тещи и жены…
— Жена говорила с вами о нем позже, когда вы остались вдвоем?
Он ответил после некоторого раздумья:
— Мы очень мало бывали вдвоем все это время.
— Она вам ничего не сказала?
— Сказала, что боится…
— Чего?
— Она не уточняла… Главным образом она думала о матери… Я ведь только зять… Меня соблаговолили взять в семью, но все-таки я не считаюсь полноправным членом. Мой тесть был ко мне весьма великодушен… Мадам Жослен обожает моих детей. И все же есть вещи, которые меня не касаются.
— Вы полагаете, что после вашей свадьбы дядя жены ни разу не появлялся в этом доме?
— Я знаю только, что между ними произошла какая-то ссора, что его жалели, но принимать у себя не могли по каким-то причинам, докапываться до которых я не старался… Жена говорила о нем скорее как о бедняге, заслуживающем сожаления, чем порицания, как о полусумасшедшем, если хотите…
— Это все, что вам известно?
— Все. Вы будете допрашивать мадам Жослен?
— Я обязан это сделать.
— Будьте с ней не очень жестоки. Внешне она умеет владеть собой, но это весьма обманчиво, хотя многим она кажется женщиной с сильным характером.
Я-то знаю, что она не только болезненно чувствительна, но и не способна проявлять свои чувства. Боюсь, что после смерти мужа у нее в любой момент могут сдать нервы…
— Я постараюсь обращаться с ней как можно мягче.
— Благодарю вас… Это все?
— Возвращаю вас вашим больным.
— Можно мне сказать несколько слов жене?
— Лучше, если вы не будете с ней разговаривать, а особенно с тещей.
— В таком случае передайте ей, что, если меня не будет дома, когда она вернется, значит, я в больнице… Когда я уходил, мне позвонили… Возможно, мне придется оперировать… — Уже дойдя до двери, он вдруг что-то вспомнил и вернулся. — Простите за мой нелюбезный прием… Подумайте, в каком положении я оказался… Меня радушно приняли в чужую семью…
В этой семье, как и в любой, есть свои несчастья.
