Вдовцы - Буало-Нарсежак Пьер Том (книги серия книги читать бесплатно полностью txt, fb2) 📗
Они называют это свободой. Мне тотчас представляется жизнь вдовца — еда в ближайшем бистро, бессонные ночи в спальне, перенаселенной воспоминаниями. Я — обломок кораблекрушения. В мои-то тридцать лет!
Последующие два дня ужасны. Ко мне вернулись физические силы. Я складываю свои вещи — узелок эмигранта. Вот уж не удивлюсь, если Другой ждет меня у выхода. Я этого почти желаю. Все лучше, чем город, наполовину обезлюдевший из-за летних отпусков, где я буду блуждать, как собака, потерявшая хозяина. Придется подписывать счета, платить деньги. Я прикидываю сумму на клочке бумаги; мое материальное положение прямо-таки аховое. Ну, я выставлю на продажу свою малолитражку, это почти ничего не даст. Мне еще должны кое-что на радио; на это можно протянуть несколько недель. Что еще я мог бы сбыть с рук? Ожерелье? Черт побери, да! Замечательная мысль! Мне дадут за него добрых две тысячи франков. Я спасен хотя бы на время. И это благодаря широте натуры Другого! Такая мысль поднимает мне настроение. Формальности при выписке из больницы кажутся уже не столь гнетущими. Я прощаюсь с Арлеттой, врачом.
— Внимание, господин Миркин, не забывайте принимать таблетки. И приходите на прием, ежели с вами что-то будет не так.
Я выхожу на улицу. Погода пасмурная, дышится тяжело. У меня слегка кружится голова. Я спускаюсь в метро не слишком уверенным шагом. Похоже, мне надо всему учиться заново, начиная с умения ориентироваться в подземных переходах. Учиться жить, совершать привычные действия, учиться выносить себя самого, что труднее всего! В переходах метро по-прежнему висят объявления: «Кто написал „Две любви“?», и чьи-то руки начертали мелом ответ: «Сеги… [ 6] Помпиду…» Искушение, которое меня уже посещало, возвращается с новой силой. Когда я исчерпаю все средства к существованию, у меня останется последнее — открыть свое инкогнито, а дальше будь что будет! Мне уже невмоготу терпеть мое положение миллионера-голодранца.
Открывая дверь к себе в квартиру, я испытываю шок: Матильда по-прежнему тут… Невозможно удержаться от воспоминаний. Вот сейчас она выйдет из туалетной комнаты… Запах ее духов не выветрился. Я включаю все лампы. Мои глаза увлажняются. Вот теперь я теряю ее на самом деле. Мне вдруг делается так тяжело на душе, что я начинаю сомневаться: а стану ли продавать ее ожерелье? Я отыскиваю его в ящике трельяжа и, обессилев, плюхаюсь на кровать. Бусинка за бусинкой я пропускаю жемчуг между пальцами, как перебирают четки. Матильда!… Матильда умерла по моей вине. Но мне позарез нужно знать. Мне позарез нужны деньги. Две тысячи? Две тысячи пятьсот? Возможно, больше. Я кладу ожерелье в карман и спускаюсь на лифте. Я не удовольствуюсь первым предложением и обойду нескольких торговцев ювелирными изделиями. Начнем с бульвара Сен-Жермен. Мне немножко стыдно, как если бы я протянул руку за подаянием. Человек берет у меня из рук ожерелье, чуть ли не брезгливо.
— Если вы по поводу оценки, — предупреждает он, — то мы этим не занимаемся… И тут же поднимает брови:
— Да это подделка… Довольно хорошая… Только это дешевое украшение. Судите сами, я такие новые ожерелья продаю по сто сорок — сто пятьдесят франков… Могу показать вам их дюжины…
— Я полагал… судя по замочку.
— В нем нет ничего особенного… Вы рассчитывали его продать? Вы ничего не выручите… Разве что сдав в ломбард, но и там дадут гроши… Сожалею… До свиданья, мсье.
Я ошеломлен. И тем не менее повторяю свою попытку. Еще более унизительную, чем первая. Выходит, Матильда сказала правду. Никто ей не дарил этого ожерелья. Ну а как же тогда пневматичка? Может, в ней содержалось предложение работы, о котором она предпочла умолчать. А телефонный звонок? Разве я все придумал? Я уверен: она догадалась обо всем, что связано с Мерилем, поняла, что произошло… Для этого любовник не требуется… А что, если никакого любовника вовсе не существует… Не может быть! Но ведь ошибся же я в первый раз, с этим Мерилем… Как тяжко все же признавать, что я мог опять ошибиться. Этот любовник служил мне оправданием. Более того, он был для меня… Я во всем этом уже запутался. В каком-то смысле я в нем нуждался. Я уподобился гладиатору, который ощетинился оружием, но в отсутствие противника стал всего лишь ряженым. Но…
Но если любовника нет, если нет больше угрозы у этой стороны, что мешает мне пойти к издателю?.. Матильда могла стать свидетелем обвинения, предъявить веские доказательства. Теперь, когда ее больше нет, остаются свадебные гости, видевшие меня лишь мимолетно. Риск тут, скорее всего, минимальный. И тем не менее я продолжаю колебаться. И захожу к парикмахеру, лишь бы еще немного потянуть время. Укорачиваю волосы. При этом шрам на голове становится заметнее. Тем лучше. Я подстригаю бороду. Это будет всего лишь их слово против моего. Но кто теперь им поверит, что автор романа «Две любви» — убийца? Меня спросят, почему я так долго не раскрывал своего инкогнито? Ответ: не чувствовал себя в состоянии встретиться с успехом; заболел. Доказательством тому — мои неоднократные отлучки на радио; а теперь — автомобильная катастрофа. Ножницы порхают вокруг моего лица. Я чувствую, что собираюсь совершить очередную глупость. Но поскольку ожерелье ничего не стоит, мне придется выходить из положения как-то иначе. Я еще не открывал своего почтового ящика. Наверное, он набит счетами, напоминаниями о долгах… Ладно, я решаюсь на этот шаг. Последний взгляд в зеркало. Лицо не особенно изменилось, но шрам сделал другим его выражение… Какая удача этот шрам! Я сказал: удача? Прости, Матильда.
Издательство находится неподалеку от моего дома. Я иду вверх по бульвару. На сей раз я, Миркин, — признанный автор романа «Две любви». В моем кармане пусто, но мне причитаются большие деньги. Они примут меня за чудака. Но ведь все выдающиеся писатели — чудаки. Теперь меня уже ничто не остановит. Я прохожу мимо книжного магазина. Бросаю беглый взгляд на витрину. Завтра весь Париж будет потрясен. Мой роман по-прежнему красуется за стеклом. Но что-то изменилось.
Я вернулся к витрине. Стал высматривать три икса на ленте. Но они уступили место имени. Я ничего не понимаю: Патрис Гараван. Кто придумал это имя? Что это значит? Я бросаюсь в магазин. Продавец мне объясняет:
— Гараван?.. Он автор романа «Две любви». Объявился уже несколько дней назад. Вы что, не читали газет?
Я что-то бормочу в ответ. Выхожу из магазина, ничего не соображая. Смотрю на книги, стоящие в ряд. «Патрис Гараван… Премия „Мессидор“… Патрис Гараван…» Иронический голос нашептывает мне. «А ты что думал? Свято место пусто не бывает?»
Глава 9
Гараван! Я уже слышал эту фамилию. Но где? Где?.. И вдруг меня осенило. Коктейль… Тип, которого наградили орденом Почетного легиона… Это произошло в тот вечер, когда я купил револьвер. Но сколько бы я ни напрягал память, я видел лишь расплывчатый силуэт седеющего мужчины. Как он посмел? Книги стояли тут, одна за другой. Патрис Гараван! Ясно, он воспользовался моим несчастным случаем. Возможно, ходили слухи, что я умираю… Ну и что? Значит, он меня знал? Ему было известно, что я автор романа? Кто же его просветил? Это мог сделать один-единственный человек на свете. Матильда!… Матильда и он, значит… Мне, однако, легко его разоблачить. Доказательство находится у меня в руках. А не у него!
Я вернулся домой. Я уже нащупывал в кармане ключ от ящика, где запер копию рукописи. Когда я ее предъявлю — что я и сделаю незамедлительно, — им придется меня выслушать! Я прямиком прошел к письменному столу. Открыл ящик… Он пуст.
Они оставили меня в дураках, оба. И нечего больше доискиваться. Многие месяцы рукопись лежала тут. Я сдал два экземпляра издателю, а третий — последний — запер в этом ящике и больше его не отпирал. Матильда его похитила, что не составляло труда. Вечером, раздеваясь, я имел обыкновение выкладывать содержимое карманов на камин… Она взяла рукопись, чтобы передать своему любовнику. Теперь все выстраивалось в одну цепочку. А я — то… да, я испытывал к ней жалость… и продолжал любить эту шлюху… которую мало убить. Ах, как же она меня обвела… «Назови себя!… Скажи, что ты автор романа!» А потом, осознав, что я буду молчать, они оба придумали этот ловкий маневр, — ведь стоило моей рукописи оказаться у Гаравана, и я ограблен. Я потерял право даже заикнуться об авторстве.
