Человек-шарада - Буало-Нарсежак Пьер Том (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗
Мы явно увязли в абсурде.
— Что вы об этом думаете, аббат? Священник сложил ладони вместе в знак бессилия и смирения.
— В конце концов, — сердито сказала Симона, — у нее нет на нас никого права!
— И да, и нет, — задумчиво произнес священник. — Супруги — единая плоть!
— Но супружеский союз закрепляет церковное освящение… А поскольку они не состояли в церковном браке…
— Следует принимать во внимание и намерение. Она считает, что их бракосочетанию помешали только обстоятельства. И, если она держится как жена, на то у нее…
— Не бойтесь слов! — гневно бросил Эрамбль. — У нее есть право смотреть на нас. Но мои ноги — мои, и навсегда.
— Извини, — сказала Симона.
— Я оговорился, — сказал Эрамбль. — Я хотел сказать, моя нога, разумеется. Но неважно! Я никогда не соглашусь, чтобы эта особа делала вид, будто ей принадлежит частица меня. Куда мы катимся?
Я обменялся со священником удрученными взглядами. Симона Галлар натянула юбку на колени и угрюмо сжалась в углу сиденья. Мы молчали до самого кладбища. Погребение прошло быстро. Я в последний раз пожалел Жюможа. Присутствующие, конечно же, думали только о Миртиле, а я задавался вопросом, не начали ли они ощущать изъяна в своем теле. Режина, отступив на несколько шагов, остановилась у обочины. Гобри подал пример — он пожал ей руку и пробормотал свои соболезнования.
Остальные последовали его примеру. Мы оказались у выхода.
— Вас куда-нибудь подвезти? — предложил мне Эрамбль.
— Нет, благодарю. Я провожу мадемуазель Мансель.
Он не настаивал, и мы расстались. Я пошел вверх по аллее в поисках Режины. Она вернулась к могиле, где работники похоронного бюро заканчивали раскладывать цветы и венки. Венков всего два. На одном была надпись: «Нашему другу от содружества». На другом — «Вечные сожаления».
Режина проследила за моим взглядом и без труда отгадала мою мысль.
— Да, — сказала она, — вечные. На кладбище не принято лгать.
Она умела найти такие формулировки, которые внезапно заставляли вас умолкнуть. Я потихоньку увел ее с кладбища.
— Я хочу вернуться в клинику, — продолжила она. — Прошу вас, господин Гаррик. Я хочу увидеть того, кто получил голову… Как же его зовут?
— Нерис. Альбер Нерис.
— Да… мне нужно его увидеть. Это поможет мне перенести горе… Я стану думать, что мне что-то остается.
— Не знаю, согласится ли профессор. Сегодня утром Нерис чувствовал себя неважно.
— Ну пожалуйста, мсье Гаррик.
Я не умел противиться Режине и, подозвав такси, помог ей сесть в машину.
— Они на меня в обиде, правда? О-о, я это почувствовала кожей. Чем это я им насолила? Ведь я у них ничего не украла!
Я взял ее руку и по-дружески сжал.
— Вы несправедливы, — возразил я. — Никто ни у кого ничего не крал. Так пожелал Миртиль — никогда не забывайте этого.
— Наверное, его накачали наркотиками и заставили подписать черт знает какую бумагу… Рене слишком гордился своим телом… Он был красив. Если бы вы только знали, до чего он был хорош собою!
Режина разрыдалась. Я твердил, что Миртиль действовал не по принуждению — ведь она читала его заявление, — и нечего к этому возвращаться, но тщетно. Режина ничего не желала слушать. Когда мы подъезжали к клинике, она попудрилась, чтобы выглядеть как ни в чем не бывало.
— Держитесь в рамках, — порекомендовал я ей. — Если вы не будете владеть собой, Марек больше никогда не позволит вам переступить порог своей клиники.
Профессор находился у себя в кабинете. Он недоверчиво осмотрел Режину.
— Нерис спит, — сказал он. — Мигрени подрывают его силы. Право же, сам не понимаю… Видите, сейчас я как раз записываю свои наблюдения. Вполне возможно, мы действовали слишком поспешно… Поэтому я переделал ему гипсовую повязку… Если вы обещаете не разговаривать, бросить на него взгляд убегал…
— Беглый, — пояснил я Режине.
— Да, вот именно… Тогда я даю вам три минуты…
Он позвонил. Санитар провел нас в палату. Я был растроган, наблюдая волнение Режины, которую мне приходилось поддерживать… Я подтолкнул ее к кровати.
— Боже мой! — пролепетала она.
Лежа с закрытыми глазами и вытянув руки вдоль тела, с компрессами на лбу, Нерис казался мертвым. Ногти Режины вонзились в мое запястье.
— Он отпустил бороду, — шептал я.
— И все-таки я его узнаю… это действительно он… Рене.
— Тсс!
Санитар уже решительно выставлял нас за дверь. Я подумал, что Режина сейчас упадет в обморок, и подвел ее к открытому окну.
— Сюда, сюда… моя маленькая… Да успокойтесь же.
— Это Рене, — сказала она. — В конце концов, вы отдаете себе отчет в том, что это Рене?
— Да нет же… Это его голова, согласен. Только теперь в ней живет Нерис. Знаю… Вначале я реагировал, как и вы. И не хотел признать этот факт. Тем не менее сомнений нет. Впрочем, когда ему станет лучше, вы будете вынуждены смириться с очевидностью. Он увидит в вас незнакомку, будет разговаривать с вами как с чужой. Вам будет трудно это перенести.
— Ужасно!
— Скажем — поразительно. По зрелом размышлении, даю вам слово, с этим свыкаешься.
Однако Режина была слишком потрясена, чтобы задумываться.
— Не хотите ли поехать ко мне и передохнуть? — спросил я. — У нас будет вдоволь времени поговорить. Я постараюсь вам лучше объяснить…
Она приняла мое приглашение, и такси подвезло нас ко мне домой. Я рассказал Режине обо всех опытах, какими занимается Марек, и повторил ей все, что говорил Нерис. Я отчетливо видел, что она и верила мне, и все же в чем-то сомневалась. Я усадил ее в гостиной и угостил виски, в котором она, похоже, сильно нуждалась. И перечитал ей свои записи.
— Как же вы себя утруждаете! — заметила она. — Какой вы милый!
— Да нет, Режина. Дело не в этом… я стараюсь объяснить вам…
Я терял понапрасну время. Философские рассуждения были для нее тайной за семью печатями.
— Спросите священника, — настаивал я. — Он следит за этим экспериментом с интересом, о котором нетрудно догадаться.
— Значит, Рене умер!… — сказала она упавшим голосом, и я подумал, что все начнется сначала. Но, взяв себя в руки, она продолжала: — Ну и что же остается в этой ситуации мне? Навязываться я не намерена. Когда, по-вашему, мне позволят снова увидеть Рене?.. Я хочу сказать, Нериса. Другие интересуют меня меньше. Эрамбль — урод. Галлар — вздорная баба.
— Они собираются пожениться. Режина отвела глаза.
— Мне придется смириться и с этим. У Рене болел шрам к перемене погоды. И тогда я ему массировала ногу. В конце концов…
— Есть еще Гобри, — напомнил я. — Я очень хотел бы, чтобы вы не упустили его из виду.
— Гобри? А вы не знаете, что с ним произошло?.. Ах, правда! Со всеми этими событиями я совсем потеряла голову. Ему устраивают персональную выставку. Да, нечто весьма торжественное. Он показал свои полотна — то, что он называет своей новой манерой, — директору одной галереи, и тот сразу загорелся.
— Да неужели? Вам надо было меня предупредить!
— Он совершенно чокнулся. Бедный Оливье! Раньше он пил с горя. Теперь пьет от радости. Он себя не узнает. К тому же он уже получил кучу денег.
— Но когда же все это произошло?
— Два-три дня назад. Я застала его в мастерской за тем, что он танцевал сам с собой. Он показал мне левую руку и сказал: «Эта лапа — целое состояние». То была рука Рене!
Ее глаза наполнились слезами, но она продолжала:
— Он взял кисть и изобразил ею что-то наподобие разноцветных кривых. Они были без начала и конца, но, в общем, не лишены приятности. Он мне сказал: «Знаешь, как я это назову?.. „Галактика“. Название их волнует ужасно. Парень считает, что я рисую гиперкосмос. Этим я обязан твоему Миртилю…» Ну, пришлось влепить ему пощечину.
— Да что вы говорите?!
— Он выставил меня за дверь. И все. Больше я не хочу иметь с ним никаких дел.
— Режина, — сказал я, — и не думайте. Наоборот, за ним нужен глаз да глаз. Это катастрофа!
Так оно и было. Мне пришлось в этом убедиться уже несколько дней спустя.
