Бог гонгов - Честертон Гилберт Кийт (читаем книги онлайн .TXT) 📗
Впрочем, что можно сказать заранее? Подойдя ближе, они заметили перед буфетом, по всей видимости, закрытым, одну из тех чугунных скамеек, что украшали садовые дорожки, но эта была значительно длиннее и размещалась вдоль всего фасада гостиницы. Вероятно, ее поместили здесь для того, чтобы посетители могли, сидя на открытом воздухе, наслаждаться видом на море, хотя в такую погоду желающих провести время на воздухе, пожалуй, трудно было сыскать. И все же на круглом столике у самого конца скамейки стояла бутылка шабли, а рядом с ней — тарелка с изюмом и миндалем. Темноволосый молодой человек с непокрытой головой сидел за столиком и смотрел на море, поражая своей неподвижностью.
На расстоянии четырех ярдов незнакомец мог бы сойти за восковую фигуру, но как только путники приблизились к нему еще на ярд, он вскочил, точно чертик из табакерки, и произнес весьма учтиво, хотя и не без достоинства:
— Добро пожаловать, джентльмены. К сожалению, в данный момент я без прислуги, но могу приготовить вам что-нибудь на скорую руку.
— Весьма признательны, — отозвался Фламбо. — Значит, вы хозяин этого заведения?
— Да, — сказал темноволосый, вновь обретая свой бесстрастный вид. — Видите ли, мои официанты сплошь итальянцы, и, мне кажется, будет справедливо, если я дам им увидеть, как их соотечественник (лишь бы он не подкачал, конечно) уложит черномазого. Вы слышали, что поединок между Мальволи и Черным Недом все-таки состоится?
— Боюсь, мы не располагаем временем, чтобы подвергнуть серьезному испытанию вашу любезность, — отозвался отец Браун, — мой друг удовольствуется бокалом шерри, чтобы разогреться и выпить за итальянского чемпиона.
Достоинства шерри никогда не прельщали Фламбо, однако сейчас он не возражал против этого напитка и вежливо поблагодарил хозяина.
— Шерри, сэр, да-да, конечно, — повторял тот, направляясь к дому. — Вы простите меня, если я задержу вас на несколько минут. Как я уже говорил вам, в настоящий момент я без прислуги…
Он двинулся к мертвым окнам погруженного в темноту здания.
— Не стоит беспокоиться, — запротестовал Фламбо.
Хозяин обернулся к нему:
— У меня есть ключи, а дорогу в темноте я найду.
— Я вовсе не хотел… — начал отец Браун.
Его слова были прерваны рокочущим басом, который раздался из самого чрева пустой гостиницы. Оглушительно и неразборчиво прозвучало некое иностранное имя, и хозяин гостиницы рванулся навстречу обладателю грозного баса намного проворнее, чем направлялся за шерри для Фламбо.
Все происшедшее в эту и последующие минуты подтвердило, что он говорил своим гостям правду и ничего, кроме правды. Как потом частенько признавался Фламбо, да и сам отец Браун, ни одно из пережитых ими (иной раз самых отчаянных) приключений не приводило их в трепет, подобный тому, который они испытали, услышав рык великана-людоеда, разнесшийся в безлюдной тишине гостиницы.
— Мой повар! — заторопился хозяин. — Я совсем забыл про него. Он уходит! Шерри, сэр?
И в самом деле, на пороге появилась бесформенная громада, облаченная, как и подобает повару, в белый фартук и белый колпак; однако черная физиономия была преувеличенно важной. Фламбо уже доводилось слышать, что негры бывают превосходными кулинарами, и все-таки неуловимое противоречие между всем обликом негра и его поварскими атрибутами делало еще более странным то обстоятельство, что хозяин откликался на зов своего повара, а не наоборот.
Поразмыслив, Фламбо отнес все эти чудеса на счет крутого нрава — ведь капризы поваров экстра-класса давно вошли в поговорку. Появился хозяин с бокалом шерри в руке, и это было хорошо.
— Интересно, — как бы между прочим бросил отец Браун, — отчего на побережье так мало народу? Ведь бой предстоит грандиозный. Мы прошагали несколько миль и встретили только одного человека.
Владелец гостиницы пожал плечами.
— Видите ли, зрители приедут со стороны вокзала, это в трех милях отсюда. Им только бокс и нужен, остановятся в гостинице всего на одну ночь. В такую погоду не очень-то позагораешь на берегу.
— Да и на скамейке тоже, — добавил Фламбо, указывая на круглый столик.
— Приходится следить за тем, что происходит вокруг, — отозвался собеседник с непроницаемым видом.
Это был весьма сдержанный молодой человек с правильными чертами болезненно бледного лица. Его темный костюм не привлек бы их внимания, если бы не черный галстук, повязанный слишком высоко, словно подпиравший шею, и заколотый золотой причудливой булавкой. В лице его тоже не было ничего примечательного, кроме одной особенности, впрочем, вполне объяснимой излишней нервозностью, — он щурил один глаз, из-за чего другой заметно увеличивался и даже казался искусственным.
Последовавшее молчание было прервано небрежным вопросом хозяина:
— Так где же вы встретили этого прохожего?
— Самое любопытное, — ответил священник, — что мы встретились неподалеку, близ курортной эстрады.
Фламбо, который, расположившись на скамье, допивал свой шерри, в мгновение ока вскочил на ноги, изумленно воззрившись на своего товарища. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать, но тут же закрыл его.
— Очень интересно… — задумчиво протянул темноволосый. — И как он выглядел?
— Я видел его в темноте, — начал отец Браун, — но он был… Как уже упоминалось, хозяин гостиницы говорил исключительно правду, и это всякий раз подтверждалось. Слова о том, что повар уходит, в самом буквальном смысле соответствовали истине, ибо в то время, как они беседовали, повар действительно вышел из дома, на ходу натягивая перчатки. Тот, кто в эту минуту красовался перед ними, не имел ни малейшего сходства с бесформенной черной глыбой, закутанной в белое. Теперь повар был щегольски изыскан, одет с иголочки, затянут во фрак последней моды так, что его глаза, и без того навыкате, выпирали из орбит. Высокий черный цилиндр на массивной черной голове был с шиком сдвинут набекрень. Меткий галльский юмор уподобил бы такую шляпу восьмерке зеркал. Да и сам негр чем-то напоминал свою глянцево блестевшую шляпу. Его темная, лоснящаяся физиономия отражала блики света под всеми восемью углами. Излишне упоминать о белых гетрах и белой манишке. Красный цветок дерзко торчал в петлице, будто только что распустился там. Манера, с которой он держал трость в одной руке и сигару в другой, была подчеркнуто нарочитой. Подобная нарочитость приходит на ум всякий раз, когда речь заходит о расовых предрассудках, — эдакое сочетание наивности и бесстыдства.
— Меня ничуть не удивляют суды Линча, — заметил Фламбо, гладя ему вслед.
— А меня, — ответил отец Браун, — перестали удивлять дела, замысел которых нашептан в преисподней. Но, как я уже говорил, — продолжал он в то время, как негр, демонстративно натягивая желтые перчатки, быстро двигался в сторону набережной, немыслимый персонаж мюзик-холла в обрамлении мрачного зимнего ландшафта. — Итак, как я уже говорил вам, мне трудно описать внешность встреченного нами человека. Могу сказать лишь, что у него были пышные старомодные усы и бакенбарды, очень темные, возможно, крашеные, ну, знаете, как на фотографиях банкиров-иностранцев. Был длинный лиловый шарф, повязанный вокруг шеи и трепетавший на ветру. У самого горла шарф скреплен наподобие того, как няньки закалывают на ребенке теплый шарф английской булавкой. Только это, — безмятежно продолжал патер, — была не английская булавка.
Человек, сидевший на длинной чугунной скамье, все так же невозмутимо вглядывался в морскую даль. Теперь, когда он застыл в прежней позе, Фламбо готов был спорить, что один глаз у него и впрямь больше другого. Глаза незнакомца были широко раскрыты, и Фламбо показалось, что под его пристальным взором левый глаз увеличивается.
— Это была длинная золотая булавка с выточенной обезьяньей головкой, — рассказывал священник, — заколотая весьма необычным образом. Еще на нем было пенсне и широкий черный…
Владелец гостиницы продолжал неподвижно всматриваться вдаль. Глаза на застывшем лице как будто принадлежали двум различным людям. Внезапно он сделал молниеносное движение.
