Расплата кровью - Джордж Элизабет (книга жизни TXT) 📗

– Вернемся к сценариям, – сказал Линли.

– Это убийство не имеет никакого отношения к пьесе Джой Синклер.

Лорд Стинхерст смотрел не на Линли, а на разбитую антикварную горку рядом с дверью. Он встал со стула и, подойдя к ней, извлек из груды осколков, которые так и лежали на нижней полке, голову пастушки из дрезденского фарфора. С ней он вернулся на свое место.

– Думаю, что Франчи еще даже не осознала, что разнесла ее вчера вечером, – заметил он. – Она страшно расстроится. Ее ей подарил наш старший брат. Они были очень близки.

Линли не был склонен вдаваться в тонкости их семейных отношений.

– Мэри Агнес обнаружила тело в шесть пятьдесят этим утром, а в полиции ваш звонок зафиксировали только в семь десять… Почему вам потребовалось двадцать минут, чтобы обратиться за помощью?

– До сего момента я даже не подозревал, что тогда прошло двадцать минут, – ответил Стинхерст.

Интересно, как долго он репетировал этот ответ, подумалось Линли. Умный ход – ответ без ответа, к которому не привяжешь ни дальнейших комментариев, ни обвинений.

– Тогда почему бы вам не рассказать мне, что именно случилось сегодня утром, – произнес он с продуманной вежливостью. – Возможно, таким образом мы сможем вместе отыскать эти двадцать минут.

– Мэри Агнес обнаружила… Джой. И сразу повежала к моей сестре, Франческе. Франческа пришла ко мне. – Лорд Стинхерст, похоже, заранее угадал, о чем подумал Линли, так как пояснил: – Моя сестра невероятно растерялась. Она была в ужасе. Не представляю, чтобы она сама стала звонить в полицию. Она привыкла что с любой неприятной ситуацией разбирается ее муж Филип. Но Филипа больше нет, и она переложила это на меня. Что вполне естественно, Томас.

– И это все?

Стинхерст смотрел на фарфоровую головку, которую осторожно держал в ладони.

– Я попросил Мэри Агнес отправить всех в салон.

– Они подчинились?

Он поднял глаза.

– Они были в шоке. Никто ведь не ожидает, что одного из вчерашних твоих сотрапезников и собутыльников ночью заколют. Проткнут ему шею ножом. – Линли вопрошающе поднял бровь. Стинхерст объяснил: – Я посмотрел на тело, когда запирал сегодня утром ее комнату.

– Вы сохранили на редкость ясную голову для человека, который впервые в жизни видит труп.

– Мне кажется, следует сохранять ясную голову, когда рядом бродит убийца.

– Вы в этом уверены? – спросил Линли. – Вам не приходила мысль, что убийцей мог быть посторонний?

– Ближайшая деревня от нас в пяти милях. Сегодня утром полиции потребовалось почти два часа, что-бы добраться сюда. Вы можете предположить, что кто-то среди ночи потащился бы сюда в снегоступах или на лыжах, чтобы разделаться с Джой?

– Откуда вы позвонили в полицию?

– Из кабинета сестры.

– Как долго вы там находились?

– Пять минут. Возможно, меньше.

– Это был единственный ваш звонок?

Вопрос явно застал Стинхерста врасплох, что сразу отразилось на его лице.

– Нет. Я позвонил своей секретарше в Лондон. На квартиру.

– Зачем?

– Я хотел, чтобы она знала о… ситуации. И еще я велел ей отменить все встречи, назначенные на вечер воскресенья и понедельник.

– Очень предусмотрительно с вашей стороны. Но при данных обстоятельствах, согласитесь, довольно странно думать о своих личных встречах. Сразу после того, как вы узнали, что произошло убийство?

– Может, и странно. Но что поделаешь… Я действовал именно так.

– И что это были за встречи, которые вам пришлось отменить?

– Понятия не имею. Книжку с моим расписанием секретарша держит у себя. Я знаю лишь о том, что мне предстоит делать в ближайший день, она мне напоминает. – И он нетерпеливо закончил, словно чувствуя необходимость защититься: – Меня часто не бывает в офисе. Так мне проще.

И однако, думал Линли, Стинхерст не похож на человека, которому требуются какие-то няньки, пусть даже в виде секретарши. Поэтому два последних заявления очень смахивали на уход от прямого ответа и вообще были весьма сомнительны. Линли гадал, заем Стинхерст вообще приплел сюда свой офис.

– Каким образом в ваши планы на выходные затесался Джереми Винни?

Это был второй вопрос, к которому Стинхерст, похоже, готов не был. Но на сей раз его колебания при ответе были вызваны скорее вдумчивым размышлением, а не желанием вывернуться.

– Джой хотела, чтобы он был здесь, – ответил он через минуту. – Она рассказала ему о читке, которую мы собирались провести. Он пишет об обновлении «Азенкура» – целая серия статей в «Тайме». Полагаю, эти выходные казались естественным продолжением его темы. Он позвонил мне и спросил, можно ли ему приехать. Эта просьба выглядела достаточно безобидной, и потом, совсем неплохо получить хорошие отзывы накануне открытия. В любом случае они с Джой, как оказалось, довольно хорошо знали друг друга. Она настаивала, чтобы он приехал.

– Но зачем он ей понадобился? Ведь он театральный критик, не так ли? Почему она решила допустить его к самой первой читке, когда еще нет никакого спектакля? Может, он был ее любовником?

– Не исключено. Мужчины всегда находили Джой невероятно привлекательной.

– Или его интересовал исключительно текст пьесы? Почему вы его сожгли?

Линли постарался, чтобы вопрос прозвучал как логически неизбежный. На лице Стинхерста отразилось смиренное признание этого факта.

– Уничтожение сценария, а я сжег все экземпляры, не имело никакого отношения к смерти Джой, Томас. Пьеса в новом варианте не увидела бы свет. Как только я лишил ее своей поддержки – а я сделал это вчера вечером, – она умерла сама собой.

– Умерла. Интересный выбор слов. Тогда зачем вы сожгли сценарий?

Стинхерст не ответил. Его взгляд был устремлен на огонь. Было очевидно, что он пытается принять какое-то решение. Эта борьба отражалась на его лице.

Но что это были за противостоящие друг другу силы и что стояло на карте? По-видимому, какие-то деликатные подробности конфликта, который еще так и не прояснился.

– Сценарии, – неумолимо напомнил Линли. Тело Стинхерста шевельнулось, это движение было похоже на содрогание.

– Я сжег их из-за сюжета, – сказал он. – Пьеса была о моей жене Маргерит. О ее романе с моим старшим братом. И о ребенке, который родился у них тридцать шесть лет назад. Об Элизабет.

5

Гоувана Килбрайда одолевали новые мучения. Они начались в тот момент, когда констебль Лонан открыл дверь в библиотеку и сказал, что лондонская полиция хочет поговорить с Мэри Агнес. Накал его страданий возрос, когда Мэри Агнес тут же вскочила, демонстрируя явную готовность к этой встрече. А своего апогея они достигли, когда он осознал, что вот уже пятнадцать минут она находится вне поля его зрения и лишена его решительной – пусть даже и неадекватной – защиты. Но что еще хуже, сейчас она находилась под защитой Нью-Скотленд-Ярда – надежной, абсолютно адекватной и сугубо мужской.

Что и было причиной его терзаний.

Как только полицейская группа из Лондона – а в особенности высокий светловолосый детектив, который, видимо, руководил ею, – покинула библиотеку после короткого разговора с леди Хелен Клайд, Мэри Агнес повернулась к Гоувану с горящим взором.

– Он ба-ажественный, – выдохнула она.

Это замечание служило дурным предзнаменованием, но, как потерявший от любви последний разум, Гоуван жаждал уточнений.

– Божественный? – раздраженно переспросил он.

– Ну, тот полицейский!

И затем Мэри Агнес принялась восторженно перечислять достоинства Линли. Гоуван чувствовал, как они отпечатываются у него в мозгу. Волосы как у Энтони Эндрюса [17], нос как у Чарлза Дэнса [18], глаза как у Бена Кросса [19], а улыбка как у Стинга [20]. И не важно, что этот «божественный» не удосужился хотя бы раз улыбнуться. Мэри Агнес обладала великолепной способностью домысливать детали, когда это требовалось.