Мегрэ забавляется - Сименон Жорж (полная версия книги .TXT) 📗
Мегрэ дорого бы дал, чтобы самому вести этот допрос. И еще с удовольствием провел бы полчасика лицом к лицу с мадемуазель Жюссеран, няней, презиравшей все человечество, которая по собственной воле, хотя ее об этом не спрашивали, раскрыла секрет драгоценностей.
Что касается Жозефы, то для него она не представляла загадки. Он знавал много подобных вдов-тружениц, которые всю жизнь придерживались традиционной морали, но когда речь заходила об их собственных дочерях, нежданно-негаданно проявляли всепрощенчество.
Ловкач Лассань писал, что в ее глазах доктор Жав был полубогом. Это вполне объяснимо. Он спас ее дочь. Должно быть, вначале он относился к ней с почти отеческой нежностью. Комиссара ничуть не удивляло, что Жав влюбился в женщину, напоминавшую ему жену. Мужчину зачастую привлекает более или менее одинаковый тип женщины.
Может быть, это даже доказывало, что в Конкарно доктор женился по любви, а не из-за денег.
Перед ним была девушка, зациклившаяся на себе самой, которая вела совершенно безрадостную жизнь.
А не оказалась ли она совершенно иной, чем Жав себе представлял? И не указывает ли на это история с драгоценностями, которые она собирала с упорством трудяги муравья, делающего запасы в своем муравейнике? Через три года волею случая Жав познакомился с другой девушкой — тоже телесной больной и тщедушной, как и первая. Стоит ли удивляться, что в нем, как и тогда, вспыхнула любовь?
Он отправился в Канны с семьей, оставив Антуанетту в Париже! А тут его жена сообщает, что собирается провести целый день, а может быть, и всю ночь у подруги в Сен-Тропезе. Не воспользовался ли он этим, чтобы помчаться в аэропорт, одержимый желанием хотя бы несколько часов побыть с Антуанеттой? Похоже на то. Впрочем, можно привести и некоторые возражения, которые, в свою очередь, можно опровергнуть.
Если все происходило именно так, то ему не было никакого смысла появляться на бульваре Османн. Во всяком случае, до тех пор, пока там находился Негрель. После шести — пожалуйста, путь открыт.
Но зачем, спрашивается, ему туда идти? И почему, прилетев на самолете, он не вернулся в Ниццу тем же путем, оставив Эвелин в неведении о своей отлучке при условии, конечно, что сам поверил в ее поездку к подруге?
Среди вопросов, которые он задавал самому себе, был и тот, что ставил Лассань: знала ли мадам Жав о любовных похождениях мужа? Не забывал Мегрэ и о другом, тоже правомерном и пока остающемся без ответа вопросе: знал ли доктор Жав о любовной связи своей жены с его заместителем? Пока не ясно какого рода, но связь между ними существовала, поскольку мадам Жав звонила в пятницу вечером молодому врачу.
Сомневаться в свидетельстве консьержки более не приходилось. Эвелин нанесла за месяц по меньшей мере два визита в дом на улице Сен-Пер.
Если Жав знал, что его жена отправилась в Париж, а не в Сен-Тропе, то вовсе не опоздал на самолет, а умышленно дождался другого рейса?
Что же теперь собирается предпринять Жанвье? Мегрэ представлял, как кипятится снедаемый нетерпением следователь Комельо, который, должно быть, настаивает сейчас на аресте доктора Негреля.
Все еще моросил дождь. Желающих сыграть в бильярд так и не оказалось. Мегрэ, расплатившись, слегка кивнул на прощанье игрокам в бел от и вышел, глубоко засунув руки в карманы.
Комиссар думал, что на месте Жанвье он бы…
Дождь в общем-то не был таким уж противным, и Мегрэ незаметно для себя дошагал до площади Республики. Зашел в свою утреннюю пивную, попросил пива, лист бумаги и ручку, а затем принялся выводить печатные буквы, как уже делал однажды. Текст был таким же кратким, как и в первой записке в адрес Жанвье.
«НА ВАШЕМ МЕСТЕ Я БЫ ОТПРАВИЛСЯ В КОНКАРНО!»
Почему бы и нет, если администрация оказалась настолько любезна, что оплатила самолет до Ниццы!..
Глава 6
Поездка в Конкарно
Анонимное послание Мегрэ не успело дойти до набережной Орфевр, как некто другой решил съездить в Конкарно, причем с весьма эффектной подачей своей инициативы. Впрочем, раньше случилось куда более важное событие, но комиссару довелось узнать о нем лишь вместе с остальной публикой.
А пока он под дождем вернулся на бульвар Ришар-Ленуар. И словно находясь в пляжном отеле в плохую погоду, даже не усевшись в кресло, спросил мадам Мегрэ:
— Что будем делать?
— Что захочешь.
Было всего пять часов пополудни, и следовало как-то заполнить остаток дня.
— А почему бы нам не посмотреть фильм?
Посетить кинотеатр дважды в течение одной недели — такого не случалось с ними уже долгие годы. Только в этот раз ради смены обстановки они вместо киношки у себя в квартале выбрали большой кинозал на Елисейских полях, добравшись туда на метро.
После кинохроники, документального фильма и последовавшей за ними изрядно затянувшейся паузы на экране появился текст, должно быть наскоро написанный от руки на стеклянной пластинке, как это делается в дни выборов или великих катастроф:
«В ПОСЛЕДНЮЮ МИНУТУ»
«ДЕЛО НА БУЛЬВАРЕ ОСМАНН»
«ДОКТОР ЖИЛЬБЕР НЕГРЕЛЬ АРЕСТОВАН СЕГОДНЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ ДНЯ У СЕБЯ ДОМА».
То было весьма впечатляющее зрелище: в огромном, заполненном от силы на одну треть кинозале после мельтешения кадров в музыкальном сопровождении появился всего лишь краткий текст, но, казалось, возвратились времена старинного «волшебного фонаря». Зрители беспокойно заерзали в креслах. В разных концах зала раздавалось покашливание и перешептывание.
Надпись на побелевшем, но по-прежнему светившемся экране вскоре исчезла, и появилась фотография молодого врача. На снимке он был не один. Находился в группе медиков в белых халатах, стоявших во дворе больницы. Крестик под одним из врачей указывал на человека, которого следователь Комельо только что отправил в камеру предварительного заключения, обвинив в убийстве.
Изображение вновь поблекло, и его тотчас сменила фотография Эвелин Жав, ранее публиковавшаяся в газетах — в строгом купальнике на пляже в Бретани.
— Эй! Довольно! — закричал кто-то в темном зале.
А какой-то пожилой мужчина прошептал позади Мегрэ:
— Я так и знал, что это он…
Экран снова потемнел, и было какое-то облегчение в том, что зазвучала музыкальная прелюдия к фильму, титры которого побежали по полотну.
Однако Мегрэ, в отличие от остальных, не почувствовал облегчения и, как ни пытался сосредоточиться на фильме, все время мысленно возвращался на набережную Орфевр, где, как он себе представлял, в эти минуты приступили к допросу Негреля, причем в его, комиссара, собственном кабинете, поскольку именно там расположился Жанвье.
В какой-то момент мадам Мегрэ взяла его под руку, точно понимала, о чем он думает, а когда они вместе с толпой выходили из кинотеатра, не задала ему никаких вопросов и не сделала комментариев.
Сияющие огнями Елисейские поля вступали в свою вечернюю жизнь, и, как сотни и тысячи других парижан, Мегрэ раздумывал, в какой ресторан отправиться. В конце концов, чтобы далеко не ходить, выбрали ближайшее крупное заведение, специализировавшееся на рыбных блюдах и дарах моря, и пристроились там за крохотным столиком, причем Мегрэ никак не удавалось удобно поставить ноги.
О новых подробностях дела он узнал только из утренних газет на другой день, сидя в уголке привычной террасы на площади Республики. Дождь прекратился, сменившись ветром.
«МЭТР ШАПЮИ В КОНКАРНО.
Как сообщило вчера вечером радио, следователь Комельо принял после полудня решение взять доктора Негреля под стражу, и инспектор Жанвье в сопровождении своего коллеги Лапуэнта к трем часам явился на улицу Сен-Пер.
Молодого врача они нашли в обществе его невесты, мадемуазель Мартин Шапюи, и будущего тестя, адвоката Ноэля Шапюи.
Все трое встретили их спокойно, похоже ожидая подобного развития событий.
Сходя с тротуара, чтобы занять место в полицейском фургоне, доктор Негрель на мгновение задержался, что позволило фотографу сделать свое дело, и, как вы видите на снимке, на губах обвиняемого застыла горькая и одновременно доверчивая улыбка.
