Мегрэ и ленивый вор - Сименон Жорж (книги хорошего качества .TXT) 📗
— Он пил только один стаканчик?
— Иногда два… Но никогда больше… Нет, выпивохой он не был. Таких я узнаю сразу, с первого взгляда…
— В каком часу он приходил в последний раз? После обеда? Или вечером?
— Поздним вечером, пожалуй, далее ночью… Минуточку. Моя жена уже пошла наверх, чтобы лечь… Должно быть, было уже далеко за полночь, может быть, половина первого, а может, и час…
— Как получилось, что вы так хорошо все помните?
— Прежде всего потому, что ночью сюда приходят только постоянные клиенты… Ну, случается иногда, что зайдет погреться шофер такси, если у него нет пассажиров… Или полицейский выпить стаканчик украдкой… Приходила также одна пара — хорошо помню, они занимали вон тот столик в углу. А кроме этого… в зале никого. Я всегда за стойкой, должен наблюдать за кофеваркой… Тогда я не слышал даже, как он вошел. Поворачиваюсь — а он стоит у стойки, опершись на нее локтями… Я немного удивился.
— Поэтому вы так хорошо и запомнили?
— И потому еще, что он спрашивал, нет ли у меня вишневки, но такой настоящей вишневки, сухой… Мало кто заказывает сухую вишневку… Я достал бутылку со второй полки — вон там, с немецкой этикеткой «Кирш». Пожалуй, она ему нравилась, поскольку он сказал: «Должна быть хорошей!» Минуту он подержал в руках стаканчик, чтобы напиток разогрелся, и пил его медленно, каждую секунду поглядывая на часы. Я видел, что он раздумывает не выпить ли еще, и, когда я пододвинул к нему бутылку, он не отказался. Видно было, что он пьет не потому, что ему хочется просто выпить, а потому, что ему хочется выпить именно вишневки.
— Он ни с кем не разговаривал?
— Только со мной.
— А те, что сидели в углу, не обращали на него внимания?
— Это влюбленные. Я хорошо их знаю. Они приходят сюда два раза в неделю, шепчутся, смотрят друг другу в глаза целыми часами…
— Они, наверно, вышли сразу за ним?
— Наверняка нет.
— Вам не бросилось в глаза, не ждал ли его кто-нибудь у бара? А может, за ним кто-то следил?
Хозяин пожал плечами, как будто почувствовал личную обиду.
— С пятнадцати лет я сидку в этой дыре и подобного…
Это должно было означать, что если бы что-то необычайное и произошло, то он наверняка бы заметил.
Выйдя из бара, Мегрэ отправился в отель «Ламбер». На этот раз на месте портье сидела жена владельца. Она была более молода и привлекательна, чем комиссар мог бы допустить, зная ее мужа.
— Вы пришли по поводу номера 33, правда? Ваш человек наверху.
Мегрэ пришлось прижаться к стене, чтобы пропустить пару, спускавшуюся по лестнице. От женщины пахло ночными духами, а мужчина отвернул лицо, сконфуженный.
Комната номер 33 тонула во мраке. Инспектор Барон сидел в кресле, придвинутом к окну. Ему, видимо, пришлось выкурить целую пачку сигарет, в комнате было черно от дыма.
— Есть что-нибудь новое?
— Эта дама вышла полчаса назад. Перед тем там была какая-то девушка с большой картонной коробкой, может быть, швея или портниха, или белошвейка, сам не знаю. Обе пошли в спальню, и я видел только тени на занавесках: сначала они двигались, потом были неподвижны, как если бы одна стояла, а вторая крутилась вокруг нее, может быть, примеряли платье.
На первом этаже свет был только в холле, лестница освещена вся, до второго этажа, в салоне налево зажжены только два бра и небольшая люстра сверху. В будуаре, находящемся справа от входа, горничная в темном платье, белом фартучке и наколке на голове занималась уборкой.
— Окна столовой и кухни выходят на противоположную сторону. Наблюдая за этими людьми, я невольно задаю себе вопрос: что же они делают целый день? Я насчитал по крайней мере три человека прислуги, которая крутится по дому и неизвестно чем занимается. Никто сюда не приходит, если не считать той портнихи. Девушка с картонной коробкой приехала на такси, а возвращалась пешком, уже без коробки. Парнишка из магазина принес какие-то свертки, а более крупные покупки привозит поставщик в фургончике. Все свертки — и большие, и маленькие — принимает лакей в передней, он никого не впускает даже в холл. Я должен до утра тут сидеть?
— Ты голоден?
— Немного, но до завтрака выдержу.
— Иди уж.
— Никто меня не подменит?
Мегрэ пожал плечами.
— Можешь идти, — сказал он, запер дверь на ключ, сунув «его в карман. Спустился вниз и сказал хозяйке гостиницы:
— Прошу не сдавать номер 33, пока я его не освобожу. И никому туда входить нельзя — ни горничной, ни вам, ни вашему мужу. Хорошо?
Выйдя на улицу, он издалека заметил Ольгу, которая шла под руку с каким-то мужчиной, и приветливо ей улыбнулся.
Глава 5
Усаживаясь за стол, он не знал ни того, что внезапный телефонный звонок вырвет его из уютной домашней атмосферы, ни того, что десятки людей, которые сейчас составляли себе планы на ближайший вечер, проведут эту ночь иначе, чем предполагали, и что все окна в здании на набережной Орфевр будут светиться до утра, так, как бывает в ночи больших тревог.
А обед был таким приятным, обстановка такой интимной, полной тонкого взаимопонимания между ним и женой. Он рассказал ей о великолепных поджаренных колбасках, которые ел в двенадцать часов в маленьком ресторанчике на улице Сент-Антуан. Они часто бывали вместе в таких маленьких заведениях, когда-то очень многочисленных. Типичные для Парижа, они находились почти на каждой улице, и их называли «Шоферскими бистро».
Несмотря на столь скромное название, готовили там вкусно — в основном благодаря тому, что рестораторы происходили из провинции: из Оверни, Бретани, Нормандии, Бургундии, и не только сохраняли традиции своих кухонь, но и поддерживали контакты с родными деревнями, привозя оттуда копчености, колбасу, а иногда даже и деревенский хлеб…
Вспомнились ему и Кюэнде, и его мать: эти двое привезли на людную и шумную улицу Муфтар напевный акцент своей страны и своей деревни в кантоне Во вместе с характерными для швейцарцев спокойствием и медлительностью.
— Ты не знаешь, что сейчас со старой Жюстиной?
Мадам Мегрэ, казалось, читала его мысли.
— Ты забываешь, что официально я занимаюсь только этим бандитским нападением на улице Лафайет и ничем больше. Бандитские налеты — серьезное дело, ведь они угрожают банкам, страховым обществам, крупным предприятиям. Гангстеры быстрее приспосабливаются ко времени, чем мы.
Он сказал это с легкой горечью. Ему вспомнилось, что еще только два года, и он должен будет уйти на пенсию. Мир меняется. Париж меняется, все меняется — люди и методы работы тоже. Разве он через какое-то время, даже еще до ухода на пенсию, висящую над ним как дамоклов меч, не будет чувствовать себя в этом мире, который он уже не будет понимать, потерянным?
— Странный человек, — сказал он тихо, про себя, в то же время обращаясь к жене. — Ничто не указывало на то, что его постигнет такая судьба, а его мать совершенно не казалась обеспокоенной, когда я спросил ее, на что она будет жить — пробормотала только: «Я уверена, что он не оставит меня ни с чем…» — и все.
Если она так уверена, что сын ее обеспечил, то как он это сделал? Что придумал? Какой способ изобрел?
В минуту, когда Мегрэ уже наслаждался десертом, зазвонил телефон.
— Может быть, я сниму трубку? — предложила жена. Но Мегрэ сорвался из-за стола с салфеткой в руке. Звонил Жанвье с набережной Орфевр.
— Довольно важная новость, шеф. Минуту назад звонил инспектор Николя. Установлено, с кем вел телефонный разговор Рене Люссак из кафе «У друзей».
— С кем?
— Вы ее хорошо знаете, господин комиссар. С Розалией Бурдон.
— С «прекрасной Розалией»?
— Да. Сейчас она живет в Корбейле, на берегу Сены, в собственной вилле.
— Что дальше?
— Я связался с бригадой полиции в Корбейле. Розалия Бурдон в настоящее время дома.
Розалия Бурдон… Еще одна из тех, кто целые часы проводил на набережной Орфевр. Хотя ей было уже далеко за сорок, может быть, даже около пятидесяти, она все еще была аппетитная, пухлая, розовая, а выражения ее были такими же сочными и красочными, как и раньше…
