Зеркало треснуло - Кристи Агата (читать книги без сокращений .TXT) 📗
Позади раздался звук шагов, и инспектор обернулся. Престон возвратился в сопровождении доктора Мориса Гилкриста. Тот оказался совсем не таким, каким представил его себе Дэрмот. У него не было ни вкрадчивых манер врача, ни театральной внешности. На первый взгляд, он казался довольно грубоватым, энергичным, деловым человеком. На нем был твидовый костюм, слишком яркий для англичанина. Впечатление дополняли густые каштановые волосы и внимательные острые глаза.
— Доктор Гилкрист? Старший инспектор Крэддок. Могу я поговорить с вами наедине.
Врач кивнул. Он провел Крэддока по коридору почти до конца, затем распахнул одну из дверей и предложил ему войти.
— Прошу вас, здесь нам никто не помешает. Очевидно, это была комната доктора, очень удобно обставленная. Гилкрист указал Крэддоку на кресло и сел сам.
— Насколько я понял из вашего свидетельства, — начал Дэрмот, — мисс Марина Грегг не способна сейчас давать никаких показаний. Что с ней, доктор.
Гилкрист чуть заметно пожал плечами.
— Нервы, — ответил он.
— Попытайтесь задавать ей вопросы, и минут через десять она придет в состояние, близкое к истерике. Я не могу этого допустить. Если вы пришлете ко мне полицейского врача, я объясню ему все подробно. На дознании она не смогла присутствовать по той же самой причине.
— Как долго может длиться такое состояние? — спросил Крэддок.
Доктор Гилкрист посмотрел на него и внезапно улыбнулся. У него была приятная улыбка.
— Если хотите знать мое мнение, — сказал он, — мнение человека, а не врача, не пройдет и сорока восьми часов, как она не только сможет, но и будет страстно желать увидеть вас! Она будет спрашивать, будет отвечать на ваши вопросы. Таковы актеры!
— Он наклонился вперед.
— Я хотел бы попытаться объяснить вам, старший инспектор, почему все эти люди так себя ведут. Жизнь киноартистов — постоянное напряжение, которое тем больше, чем больший успех они имеют. Они всегда, в любое время, на глазах у публики. Их работа — съемки, ужасно тяжелый монотонный труд, который длится долгими часами. Они приходят утром, ждут, играют в маленьком эпизоде, который затем без конца переснимают. В театре актеры репетируют сразу же целый акт или хотя бы часть акта. Это еще более или менее приемлемо. Но в кино, как вы знаете, все шиворот-навыворот. Это утомительное, изматывающее занятие. Конечно, они живут в роскоши, пользуются всевозможными успокаивающими средствами медицинской помощью, ваннами, косметикой, устраивают приемы, развлечения, но они постоянно на виду у публики! Они не могут спокойно развлекаться. Они не могут позволить себе даже расслабиться.
— Могу представить себе это, — сказал Дэрмот.
— Да, могу.
— И еще, — продолжал Гилкрист.
— Люди, выбирающие профессию актера, и особенно те, кто пользуется успехом, обладают определенным типом личности. Это, как мне удалось установить по опыту, люди, как говорят, со слишком тонкой кожей, большой чувствительностью, к тому же всю жизнь мучающиеся неуверенностью в себе. Мучительное чувство неадекватности, опасение, что вы не делаете того, чего они от вас все ждут. Бытует мнение, будто актеры и актрисы — самоуверенные люди. Это не правда. Они далеко не высокого мнения о себе, они постоянно недовольны собой и всегда нуждаются в каком-либо успокоении. Их постоянно требуется подбадривать. Спросите Джейсона Радда, и он скажет вам то же самое. Режиссерам приходится давать им почувствовать, что они могут справиться со своей задачей, неоднократно заверять их в этом, пока не получится нужного эффекта. Но они все равно остаются неуверенными в себе! Именно поэтому они все такие, выражаясь обычным, непрофессиональным словом, нервные! Чертовски нервные! Сплошной клубок нервов. И чем больше расстроены их нервы, тем лучше их игра.
— Интересно, — заметил Крэддок.
— Очень интересно. Хотя я не вполне понимаю, к чему вы…
— Я хочу заставить вас понять Марину Грегг, — сказал Морис Гилкрист.
— Вы, конечно, видели фильмы с ее участием?
— Она прекрасная актриса, — сказал Дэрмот.
— Прекрасная. В ней есть личность, красота, обаяние.
— Да, — согласился Гилкрист, — в ней все это есть, и все же ей приходится работать как дьяволу, чтобы производить нужный эффект. Это требует немало нервов, а она не так уж сильна физически. Далеко не так сильна, как следовало бы. А ее темперамент! Она постоянно пребывает в одном из двух состояний: в восторге или в отчаянии. Она ничего не может с собой поделать. Она сама избрала этот путь. Она сильно страдала всю свою Жизнь. Отчасти это было вызвано ее собственными ошибками. Ни один из ее браков «е был счастливым, за исключением, может быть, последнего. Сейчас она замужем за человеком, который сильно ее любит и любил долгие годы. Она защищена этой любовью и чувствует себя счастливой. По крайней мере, в данное время она счастлива, но никто не сможет сказать, как долго это будет продолжаться. Самое ужасное, что она либо уверена, что все в ее жизни улажено, что все ее мечты осуществились и ничто теперь не изменится к худшему, что она теперь никогда не будет несчастлива; либо она погружается в беспросветное уныние женщины, жизнь которой разрушена, которая никогда не знала любви и счастья и никогда их не узнает. Если бы она смогла когда-нибудь удержаться посредине между этими двумя состояниями, это было бы очень полезно для нее. И мир потерял бы прекрасную актрису.
Он замолчал. Дэрмот Крэддок не прерывал его молчания. Ему очень хотелось знать, зачем Морис Гилкрист сказал ему все это. Для чего этот глубокий, детальный анализ Марины Грегг? Гилкрист смотрел на него. Похоже было, что он ждет от Дэрмота какого-то вопроса. Дэрмот хотел бы знать, что же это за вопрос. Наконец он спросил наугад:
— Она была очень расстроена случившейся здесь трагедией?
— Да, — ответил Гилкрист.
— Пожалуй, даже чересчур, да?
— Ну, видите ли, это зависит… — начал доктор Гилкрист.
— От чего?
— Это зависит от причины ее расстройства.
— Полагаю, — заметил Крэддок, продолжая блуждать в темноте, — что этой причиной было потрясение, вызванное внезапной смертью в самый разгар приема.
— Он заметил, как лицо его собеседника на мгновение изменилось.
— Или же вы полагаете, — продолжал он, — что была еще какая-нибудь причина?
— Нельзя, конечно, — осторожно начал доктор Гилкрист, — предугадать, как человек будет реагировать. Невозможно это сделать, как бы хорошо вы его ни знали. Это может быть для вас неожиданностью. Марина вполне могла воспринять происшедшую здесь трагедию в своем стиле. Она, мягкая и добросердечная женщина, могла сказать: «О господи, бедная, какое несчастье! Как же это могло случиться?» Она могла посочувствовать, не ощущая большой печали. В конце концов, внезапная смерть — не такая уж редкость в мире кино. С другой стороны, она могла воспринять эту смерть как настоящую трагедию и в этот момент решить покинуть сцену. Или же могла быть какая-нибудь совершенно другая причина. Дэрмот решил взять быка за рога:
— Мне хотелось бы знать, что вы сами думаете о причинах ее состояния.
— Не знаю. Не уверен. В конце концов, существует, как вы знаете, профессиональная этика. Отношения между врачом и пациентом.
— Она рассказывала вам что-нибудь?
— Не знаю, имею ли я право отвечать на этот вопрос.
— Марина Грегг была знакома с Хесей Бедкок? Они прежде встречались?
— Не думаю, что до того злополучного дня Марина вообще знала о ее существовании. Нет, дело не в этом. Если хотите знать, к Хесе Бедкок это вообще не имеет никакого отношения.
— Это лекарство, кальмовит, Марина Грегг когда-нибудь принимала его?
— Принимала и принимает. Здесь все его принимают — и Элла Зилински, и Хейли Престон, половина сотрудников студии. Это средство сейчас в моде. Все эти успокоительные препараты по сути своей одинаковы. Людям надоедает одно, они пробуют другое, новое, которое, как им кажется, в корне отличается от предыдущего.
— И оно действительно отличается?
