Пассажир из Франкфурта - Кристи Агата (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗
– Все очень просто, – откликнулся мистер Робинсон. – Когда затевается что-то значительное, требуются деньги. Мы должны выяснить, откуда эти деньги поступают. Кто ими распоряжается? На что они расходуются? Почему? Джеймс совершенно правильно говорит: я много знаю про деньги, практически все.
Робинсон умолк, и в разговор снова вступил Клик:
– Кроме того, необходимо учитывать так называемые тенденции. Это слово сейчас у всех на слуху. Общие направления, веяния – как их только не называют. Эти слова отнюдь не синонимы, но они тесно связаны друг с другом. Проявляется, скажем, тенденция к мятежу. Обратитесь к истории, и вы увидите, что эта тенденция время от времени давала о себе знать. Предощущение мятежа, мятежное настроение, способы мятежа, форма мятежа. Мятеж не есть некое специфическое явление, характерное для какой-то одной страны. Если он возникает в одной стране, то отголоски его в большей или меньшей степени будут слышны и в других странах. Вы ведь это имеете в виду, сэр? – обратился он к лорду Олтемаунту. – Вы примерно так мне объясняли.
– Да, Джеймс, ты очень ясно излагаешь.
– Это модель, которая возникает и представляется неизбежной. Ее легко распознать. Было время, когда многие страны охватила жажда крестовых походов. По всей Европе люди грузились на корабли и отправлялись освобождать Святую землю. Все вполне ясно, прекрасная модель обусловленного поведения. Но почему люди шли в эти походы? Вот что интересно для истории: понять, почему возникают подобные устремления и модели. Ответ не всегда материалистичен: причиной мятежа может стать все, что угодно. Жажда свободы, свободы слова, свободы вероисповедания – опять близкие модели. Это побуждало людей к эмиграции, к формированию новых религий, часто столь же жестких, как и те, от которых они отказались. Но если внимательно посмотреть, если копнуть поглубже, то можно понять, как возникли эти и многие другие – я использую то же слово – модели. В некотором смысле это похоже на вирус, который носится по всему миру через моря и горы, сея заразу, и появление которого вроде бы ничем не обусловлено. Но мы не можем с уверенностью сказать, что всегда было именно так. Изначально могли существовать какие-то причины. Сделаем еще один шаг в своих предположениях, и мы увидим людей – одного, десяток, несколько сотен, – которые инициировали то или иное событие. Следовательно, рассматривать нужно не конечный результат, а исток, тех людей, с которых все началось. Вы помните крестоносцев, религиозных фанатиков, жажду свободы, все прочие модели, но вам нужно пойти еще дальше вглубь. Сны и грезы. Пророк Иоиль знал это, когда писал: «Старцам вашим будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения». Какая же из этих двух вещей более эффективна? Сны не оказывают разрушительного воздействия, а вот видения способны открыть новые миры, и они же могут уничтожить те миры, которые уже существуют… – Джеймс Клик внезапно повернулся к лорду Олтемаунту: – Я не знаю, сэр, есть ли здесь связь, но вы как-то рассказывали мне об одном человеке в посольстве в Берлине – о женщине.
– Ах это? Да, это была интересная история. Да, это имеет отношение к тому, о чем мы сейчас говорим. Жена одного из сотрудников посольства, умная, высокообразованная женщина, очень хотела сама пойти послушать фюрера – я, конечно же, говорю о времени перед самым началом войны в 1939 году. Ей было любопытно испытать на себе воздействие ораторского искусства Гитлера. И она пошла. Потом, вернувшись, сказала: «Просто невероятно, невозможно себе представить. Конечно, я не очень хорошо понимаю по-немецки, но речь фюрера произвела на меня очень сильное впечатление. И теперь я знаю почему. Я хочу сказать, его идеи замечательны, они зажигают огонь в сердцах слушателей. Когда слушаешь его, то веришь, что все так и есть, как он говорит, и иначе быть не может: следуй за ним, и тебе откроется новый мир. Ах, мне трудно изложить это. Я запишу все, что смогу вспомнить, и дам вам прочесть. Тогда вы лучше поймете мое впечатление». Я сказал ей, что это хорошая мысль. На следующий день она мне сказала: «Не знаю, поверите ли вы, но я начала излагать на бумаге то, что говорил Гитлер, пыталась передать смысл его слов… но… записывать было вообще нечего, я не смогла вспомнить ни единой яркой или волнующей фразы! Какие-то слова мне хорошо запомнились, но, когда я их записала, получилось совсем не то. Они просто… они просто оказались лишенными всякого смысла. Я ничего не понимаю».
Лорд Олтемаунт продолжал:
– На этом примере нетрудно убедиться в существовании серьезной опасности, о которой обычно забывают. Есть люди, обладающие способностью внушить слушателю свое видение жизни и событий, но не словами и даже не идеей, которую исповедуют сами. Это что-то иное, некая магнетическая сила, которой владеют немногие и с помощью которой они способны зажигать других и внушать им собственное видение. Может быть, это магнетизм личности, интонации голоса, может быть, какое-то излучение тела – не знаю, но нечто подобное, бесспорно, существует. Эти люди имеют магическую силу. Такой силой обладали великие религиозные проповедники, она присуща и людям, несущим в себе негативный заряд зла. Можно внушить людям веру в идею, в необходимость определенных действий, в результате которых наступит рай на земле, и люди поверят в эту идею, будут бороться за нее и даже с готовностью пойдут на смерть. – Понизив голос, он сказал: – У Яна Смэтса есть одно высказывание по этому поводу. Он сказал, что магия вождя, таящая в себе огромную созидательную силу, способна обернуться величайшим злом.
Стэффорд Най подался вперед:
– Я понимаю, что вы имеете в виду. То, что вы говорите, очень интересно, наверное, вы во многом правы.
– Но вы, конечно же, считаете это преувеличением?
– Не знаю. То, что на первый взгляд кажется преувеличением, очень часто оказывается сущей правдой. Просто раньше вы никогда с этим не сталкивались, и потому все представляется настолько странным, что не остается ничего иного, как принять все это на веру. Кстати, можно мне задать простой вопрос? Что в таких случаях делают?
– Если возникает подозрение, что происходит что-то подобное, первым делом необходимо все выяснить, – ответил лорд Олтемаунт. – Приходится действовать по методу киплинговского мангуста: пойди и узнай. Узнай, откуда приходят деньги, и откуда приходят идеи, и каков, если можно так выразиться, механизм действия. Кто всем этим заправляет. Как вы понимаете, там должны быть начальник штаба и главнокомандующий. Вот все это мы и пытаемся выяснить. И хотели бы попросить вас о помощи.
Это был один из тех редких случаев в жизни сэра Стэффорда Ная, когда его застигли врасплох. Обычно, какие бы чувства он ни испытывал, ему всегда удавалось их скрыть, но на этот раз все происходило иначе. Он переводил взгляд с одного лица на другое; смотрел на мистера Робинсона, с его бесстрастным желтым лицом и сверкающими зубами, на сэра Джеймса Клика – довольно нахальный тип, подумал сэр Стэффорд, но тем не менее в своем роде он явно полезный человек – верный пес, как мысленно окрестил он его. Он взглянул на лорда Олтемаунта: голова его покоилась на спинке кресла, и неяркий свет лампы придавал его облику сходство со статуей святого в нише какого-нибудь кафедрального собора. Средневековый мученик. Великий человек. Да, Олтемаунт был одним из великих людей прошлого, в этом сэр Стэффорд Най не сомневался, но теперь он уже старик. Отсюда, подумал он, и нужда в услугах сэра Джеймса Клика и помощи его, сэра Стэффорда. Потом он перевел взгляд на загадочное, невозмутимое создание, сидевшее в стороне от всех, на ту, что доставила его сюда: на графиню Ренату Зерковски, она же Мэри-Энн, она же Дафна Теодофанос. Выражение ее лица не сказало ему ничего. Она даже не взглянула в его сторону. Наконец взгляд его обратился на мистера Генри Хоршема из службы безопасности, и с неким удивлением он обнаружил, что Генри Хоршем ему улыбается.
– Но послушайте, – произнес Стэффорд Най, отбросив всякую официальность и напустив на себя вид школьника из далеких времен своей юности. – Какого черта, я-то здесь при чем? Что я-то знаю? Честно говоря, я ведь даже в своей профессии ничего особенного не достиг, в министерстве иностранных дел меня вообще олухом считают!
