Мастера детектива. Выпуск 3 - Сименон Жорж (читать книги регистрация txt) 📗
Был полдень следующего дня, среда. Если вам надоели все эти собрания, то Вулфу и мне они осточертели вдвойне, но уж таково неудобство, если вашим клиентом является не отдельный человек, а целая комиссия.
Через два часа после того, как я все выложил Стеббинсу, наш коллективный клиент был вызван к нам. Ради этого визита Кнаппу пришлось прервать партию в бридж. Ошина разыскали за ужином в ресторане Сарди. Имхофа и Эми Винн вытащили с совещания в издательстве «Виктори пресс». Декстер, Харвей и Кора Баллард были обнаружены посыльными дома. Харвей расспросил всех, кто где находился, и доложил об этом Вулфу, чтобы тот осознал важность ситуации.
Явившись в одиннадцать часов вечера, они просидели у нас около часа. Было все: и повышенные голоса, и проклятия, и горячие дебаты, не было только общего согласия. Возьмем хотя бы вопрос: признают ли они вероятным, что Джекобс был убит с целью помешать ему выдать кого–то? Кнапп и Харвей ответили на вопрос отрицательно: Джекобс мог быть убит по каким–либо другим мотивам, не относящимся к нашему делу; возможно, что это просто совпадение. Декстер и Ошин заявили: да, они отвергают совпадение и не могут снять с себя ответственности за его смерть. Имхоф, Эми Винн и Кора Баллард заняли выжидательную позицию. Вулф поставил точку в этом споре: неважно, признают они вероятность того, что он убит в связи с нашим делом или не признают — полиция так же, как и сам Вулф, решила принять это за рабочую гипотезу.
Конечно, тут сразу же возник другой вопрос. Если Джекобса убили, чтобы он не смог рассказать, кто написал повесть «Все мое — твое», на основании которой Ричарда Экклза обвинили в плагиате, следовательно, убийца должен был знать о разработанном нами плане подкупа Джекобса. Кто сообщил об этом убийце? Вот что пыталась выяснить полиция, того же самого хотел добиться и Вулф.
Эми Винн рассказала о нашем намерении подкупить Джекобса двум друзьям, мужчине и женщине, с которыми ужинала вечером в понедельник. Кора Баллард известила президента и вице–президента НАПИД, а также двух членов правления. Мортимер Ошин поделился со своим адвокатом, литературным агентом, продюсером и женой. Джеральд Кнапп рассказал адвокату и двум членам правления своей фирмы. Рубен Имхоф разболтал трем руководящим сотрудникам издательства «Виктори пресс». По утверждению Филиппа Харвея, только он не сказал никому ни слова. Томас Декстер рассказал своей секретарше, адвокату и шестерым членам совета директоров «Тайтл хауз». Итак, включая членов комиссии, Вулфа и меня, об этом знали тридцать три человека. Предположим, они рассказали об этом другим — каждый только еще одному человеку, что было вовсе не трудно предположить, следовательно, осведомленных будет уже шестьдесят шесть. А если предположить… Дальше считайте сами. Я отказываюсь.
Другой вопрос: что теперь делать комиссии? По мнению Джеральда Кнаппа, она не должна ничего делать. Так как полиция считает, что убийца действовал, побуждаемый срочной необходимостью заткнуть рот Джекобсу, она направит свои усилия на то, чтобы выяснить личность того, кто написал эти произведения и подстрекал предъявлять иски. Хотя это могло иметь свои отрицательные стороны, но все же по сравнению с возможностями полиции возможности комиссии практически равны нулю. Филипп Харвей согласился с Кнаппом, может быть, потому, что трижды в течение девяти дней ему приходилось покидать постель до полудня, и он хотел наконец–то выспаться как следует. Эми Винн высказала предположение, что не помешает выждать и посмотреть, к каким выводам придет полиция. Кора Баллард считала, что для рассмотрения этой проблемы нужно созвать специальное заседание правления НАПИД, так как комиссии, созданной правлением, было поручено лишь разобраться с обвинениями в плагиате, а не заниматься поисками убийцы.
Но Томас Декстер, Мортимер Ошин, так же как и Рубен Имхоф, придерживались иного мнения. Хотя и по различным мотивам, они настаивали на том, чтобы Вулф продолжал расследование. Доводы Имхофа состояли в том, что неизвестно, сколько времени займут у полиции розыски плагиатора, если они вообще когда–либо разыщут его, а гласность, неизбежная при этом, может принести вред не только издателям, но и писателям. Ошин исходил из личных интересов. Он дал десять тысяч долларов наличными в надежде пресечь посягательства Кеннета Реннерта и желал, чтобы Вулф продолжал работать, что бы там ни говорили члены комиссии. Позиция Томаса Декстера была еще более личной. Это можно было понять из его речи, обращенной к Харвею. Он считал себя в какой–то мере виновным в подстрекательстве к убийству Джекобса. Очевидно, у него была старомодно–совестливая душа. Он продолжал твердить, что не может переложить ответственность за поимку убийцы на полицию, желает, чтобы Вулф продолжал расследование и чтобы в этом ему не создавали никаких помех: не желая ограничивать Вулфа в расходах, он готов внести любую требуемую сумму. При этом он даже не прибавил «в пределах разумного».
Он попросил председателя поставить вопрос на голосование. Три руки взметнулись вверх немедленно — Декстера, Имхофа и Ошина. Они были «за». Затем подняла руку Эми Винн, но без энтузиазма. Кора Баллард заметила, что, не являясь членом комиссии, не имеет права голоса. Джеральд Кнапп просил отметить, что голосует против.
— Даже если бы председатель имел право голосовать, это ничего бы не изменило, — сказал Харвей и обернулся к Вулфу. — Итак, продолжайте расследование. За прошедшее время в результате вашей деятельности был убит человек. Что нас ждет дальше?
— Очень грубо с вашей стороны, — заметил Ошин. — Я протестую. Предложение выдвинул я, и оно было принято.
Харвей игнорировал его слова и повторял:
— Что нас ждет дальше?
Вулф прочистил горло.
— Я дважды осел, — сказал он.
Все уставились на него. Он утвердительно кивнул.
— Во–первых, мне не следовало соглашаться, чтобы моим клиентом являлась комиссия. Это было вопиющей глупостью с моей стороны. Во–вторых, мне не следовало соглашаться выполнять обязанности простого передатчика приманки. Это тоже была глупость. Где была моя обычная предусмотрительность?! Согласившись на затею, которая ставила человека в опасное положение, и еще при том, что все вы знали о плане и, конечно, не могли не разболтать о нем, я был осел, что не принял никаких мер предосторожности. Я был обязан все предусмотреть, обязан был сделать все, чтобы не подвергнуть Джекобса опасности. Я доверился вам, а вполне возможно, что один из вас является тем самым негодяем, которого я должен отыскать…
— Вы забываетесь, сэр, — негодующе произнес Харвей.
— Возможно, что этим человеком являетесь вы, мистер Харвей, — продолжал Вулф. — При том, что ваша весьма удачная книга тиснута всего девятью тысячами экземпляров, вы должны быть беззащитны перед соблазном. Итак, хотя я не считаю, подобно мистеру Декстеру, что являюсь невольным подстрекателем к убийству, я признаю, что действовал неправильно. Если бы не моя ошибка, мистер Джекобс был бы жив и, возможно, помог бы нам найти того, кого мы ищем. Естественно, что вы можете расторгнуть наш контракт. Более того, предлагаю вам сделать это немедленно.
Трое из них сказали «нет» — Ошин, Имхоф и Декстер. Остальные промолчали.
— Хотите проголосовать, мистер Харвей? — обратился к председателю Вулф.
— Нет, — сказал Харвей. — Результат будет прежним — один к четырем.
— Он будет единогласным, — заметил Джеральд Кнапп. — Я не предлагал расторгнуть наше соглашение с Вулфом.
Вулф хмыкнул.
— Очень хорошо. Должен заявить, однако, что, если бы вы расторгли нашу договоренность, я все равно не прекратил бы заниматься этим делом. Я должен рассчитаться кое с кем, точнее говоря — с самим собой. Я оскорбил чувство собственного достоинства и желаю сатисфакции. Я разыщу убийцу Саймона Джекобса, не дожидаясь, пока это сделает полиция, и думаю, что этим самым разрешится и ваша проблема. Я займусь этим во что бы то ни стало, но если я буду действовать в качестве вашего агента, руки у меня должны быть свободны. Я не буду извещать вас о своих намерениях. Если любой из вас сделает мне какое–либо предложение, как, например, это проделал мистер Ошин, я отвергну его безотносительно достоинств этого предложения. Коль скоро я не могу положиться на ваше благоразумие, придется вам полагаться на мое.