Мегрэ в школе - Сименон Жорж (читаем книги бесплатно TXT) 📗

— Вы не заметили ничего особенного в поведении детей?

— Они были весьма сдержанны. Возможно, они стесняются.

— Они ни о чем не шушукались, не передавали друг другу записочек во время урока?

Заместителю учителя было не больше двадцати двух лет. Мегрэ явно его смущал, но не столько тем, что был из полиции, сколько своей знаменитостью. Он, без сомнения, вел бы себя точно так же и перед известным политическим деятелем, и перед кинозвездой.

— Уверяю вас, я не обратил на это внимания. А надо было?

— Что вы думаете о Марселе Селье?

— Минуточку… это который? Я еще плохо знаю их фамилии…

— Самый толстый… хороший ученик…

Учитель перевел взгляд на первую парту, за которой, по-видимому, сидел Марсель. И тогда Мегрэ решил сесть на место Марселя, с трудом засунув ноги под слишком низкую парту. Отсюда, через второе окно, он увидел не огород, а липу во дворе и дом Гастена.

— Вам не показалось, что он чем-то обеспокоен, расстроен?

— Нет. Я помню, что спрашивал его по арифметике и отметил, что он очень способный мальчик.

Справа от дома учителя виднелись окна вторых этажей других домов.

— Возможно, завтра я попрошу у вас разрешение понаблюдать за ними во время урока.

— С удовольствием. Кажется, мы с вами остановились в одной и той же гостинице. Здесь, в школе, мне удобнее готовиться к урокам…

Мегрэ простился с ним и направился к дому учителя. Он хотел повидать не мадам Гастен, а ее сына, Жан-Поля. Он прошел уже половину пути, но, заметив, как шевельнулась занавеска, тут же остановился. Мысль о том, что он снова очутится в маленькой душной комнате перед расстроенными лицами матери и сына, была нестерпима.

Мегрэ стало не по себе. Его одолевала непреодолимая лень от ритма деревенской жизни, от белого вина, от солнца, которое медленно спускалось за крыши.

А что, собственно, он здесь делал? Десяток раз во время следствия он чувствовал себя абсолютно беспомощным и бесполезным. Внезапно он окунулся в самую гущу жизни людей, дотоле ему неизвестных, и ему надо было разгадывать их самые сокровенные тайны. В данном случае это даже не было его обязанностью. Он приехал сюда по собственной воле, потому что какой-то учитель долго ждал его в «чистилище» сыскной полиции.

Над деревней медленно сгущались синие сумерки. Пахнуло свежим, чуть влажным воздухом. Кое-где засветились окна. Кузница Маршандона вырисовывалась в вечерней синеве красным пятном, было видно, как пляшут там языки пламени, раздутые мехами.

В лавчонке напротив, как на рекламной картинке в календаре, неподвижно сидели две женщины, и только губы их медленно шевелились. Казалось, они говорили по очереди и после каждой фразы печально опускали головы. О чем они говорили? Может, о Леони Бирар?

Возможно. А может, о завтрашних похоронах, которые должны стать незабываемым событием в истории Сент-Андре…

В заведении Луи мужчины по-прежнему играли в карты. Так они, должно быть, ежедневно проводили многие часы, обмениваясь одними и теми же фразами, время от времени протягивая руки к стаканам и потом вытирая губы.

Он собирался уже войти и усесться в свой угол в ожидании обеда, как вдруг внезапно остановившийся около него автомобиль заставил его отпрянуть в сторону.

— Я вас напугал? — окликнул его веселый голос доктора. — Вы еще не нашли виновного?

Он вышел из машины, закурил сигарету.

— Это не очень похоже на Большие бульвары [2]? — спросил он, взмахом руки обводя все вокруг: плохо освещенные витрины, кузницу, церковную паперть с полуоткрытыми дверями, откуда просачивался слабый свет. — Вы бы посмотрели на все это зимой. Ну как, привыкаете помаленьку к нашей деревенской жизни?

— Леони Бирар не всегда отдавала письма адресатам.

— Вот старая ведьма! Недаром некоторые называли ее жабой. Если бы вы только знали, как она боялась умереть!

— Она чем-нибудь болела?

— Всеми смертельными болезнями. Но не умирала.

Как Тео, который должен был бы окочуриться по крайней мере лет десять назад, а он все продолжает выпивать каждый день свои четыре литра белого вина, не считая аперитивов.

— Что вы скажете о семействе Селье?

— Они изо всех сил стараются выбиться в мелкие буржуа. Жюльен приехал сюда как воспитанник благотворительного учреждения. Ему пришлось здорово поработать, чтобы создать себе положение. У них только один сын.

— Знаю. Это умный мальчик?

— Да…

Мегрэ показалось, что в голосе доктора прозвучала некоторая сдержанность.

— Что вы хотите сказать?

— Ничего. Просто он хорошо воспитанный мальчик.

Поет в церковном хоре. Любимчик кюре.

Видимо, доктор не любил и кюре.

— Вы думаете, он солгал?

— Я этого не сказал. Но ничему не верю. Если бы вы проработали двадцать два года деревенским врачом, вы бы рассуждали, как я. Их интересуют только деньги: получить деньги, превратить их в золото, положить это золото в кубышки и закопать эти кубышки у себя в саду.

Даже когда они болеют или получают травму, то непременно хотят поживиться и на этом…

— Что-то не очень ясно.

— Существуют же страховки, вспомоществования, то есть возможность все превратить в деньги. — Он говорил почти то же самое, что и почтальон. — Это такие проходимцы! — добавил он тоном, который будто бы опровергал его слова. — Забавные, черти! Очень я их люблю!

— И даже Леони Бирар?

— О, это штучка!

— И Жермену Гастен?

— Она будет всю жизнь есть себя поедом и съедать других за свой проступок… Если завтра вы будете еще здесь, приходите ко мне завтракать. Сегодня вечером мне необходимо съездить в Ла-Рошель…

Наступила ночь. Мегрэ постоял еще немного на месте, выбил трубку о каблук, вздохнул, пошел к Луи и уселся за облюбованный им столик.

Как раз напротив сидел с картами в руках Тео, изредка бросая на него хитрые взгляды, как бы говоря: «Ну как? Не сладко? То-то. Еще несколько лет, и ты станешь таким же, как они».

Глава 6

Похороны почтальонши

Утром Мегрэ проснулся весь какой-то разбитый.

И вовсе не потому, что сегодня должны были состояться похороны старой почтальонши. В такой солнечный день смерть Леони Бирар никого не волновала, в ней не видели ничего трагичного, и поэтому жители Сент-Андре, окрестных деревень и ферм одевались на эти похороны так же весело, как на свадьбу. Уже с самого утра Луи Помель, в белой накрахмаленной рубашке и черных брюках, но без воротничка и галстука, наполнил во дворе вином изрядное количество бутылок, которые он расставлял, как в дни ярмарки, не только за стойкой, но и на столе в кухне.

Мужчины брились. Все должны были быть в черном, как, если бы вся деревня погрузилась в траур. Мегрэ вспомнил, как много лет назад его отец спросил у одной из его тетушек, зачем она купила себе еще и черное платье.

— Видишь ли, у моей кузины рак груди и через несколько месяцев или недель она умрет… А мне не хочется перекрашивать в черный цвет одно из своих платьев.

Ведь вещи так портятся от краски!

Поистине в деревнях столько родственников, которые могут умереть не сегодня завтра, что почти вся жизнь проходит в трауре.

Мегрэ тоже побрился.

Он видел, что автобус ушел утром в Ла-Рошель полупустой, хотя и была суббота. Тереза подала ему наверх чашку кофе и горячую воду. Сегодня все ему казалось трагичным, и все это, видимо, потому, что он плохо спал.

Всю ночь ему снились детские лица, он видел их крупным планом, будто в кино; они походили одновременно и на Жан-Поля, и на Марселя Селье, а на самом деле не имели ни малейшего сходства с ними.

Он безуспешно пытался вспомнить свой сон: один из мальчиков — он не знал который, потому что все время их путал, — сердился на него. Мегрэ твердил себе, что их легко различить, так как сын учителя носит очки. Но он тут же увидел Марселя Селье в очках. Заметив, что комиссар удивился, мальчик сказал: «Я надел их только для того, чтобы идти на исповедь».