Очертя сердце - Буало-Нарсежак Пьер Том (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗
— При чем здесь… я что-то не понимаю.
— Сейчас поймешь. Друг, о котором мы говорим, если он согласился исполнить последнюю волю твоего мужа или, если хочешь, согласился мстить за него… пойдет до конца. Но тогда Мелио не должен был предлагать тебе петь.
— Стало быть, это не Мелио. И все же… Брюнстейн?.. Да нет, Морис никогда не выбрал бы себе в наперсники мужа своей любовницы.
— Кто же тогда? Флоранс? Девошель? Гюрмьер?
— Только не Гюрмьер. Гюрмьер делец, да притом из продажных. Тот, у кого остались пластинки, мог бы явиться ко мне, чтобы шантажом выманить у меня деньги. Сам понимаешь, Морис должен был предвидеть этот риск. Он Должен был выбрать кого-то очень надежного… Кого-то, кто, вероятно, нас ненавидит…
— Его брат?
— Он даже не явился на похороны. Они уже много лет в ссоре.
Лепра в унынии опустился на стул.
— Что же делать? — спросил он.
— Ничего, — прошептала Ева. — Ждать.
— Чего ждать?
— Очередных пластинок.
6
Прошла неделя. Каждое утро в девять Лепра звонил Еве.
— Есть что-нибудь новое?
— Нет. Ничего. Письма.
В полдень он часто забегал к ней. Ева показывала ему почту, в беспорядке валявшуюся в хрустальной вазе. По мере того как песня становилась все популярнее, писем приходило все больше. Писали друзья, убеждавшие Еву не отказываться от выступлений, незнакомые, поздравлявшие Еву, восхищавшиеся Фожером. Ева похудела, но не сдавалась и упорно старалась вести прежний образ жизни, показывалась по вечерам в тех ресторанах, в которых привыкла бывать, улыбалась. Она пожимала руки, принимала приглашения.
— Я немного устала, — объясняла она. — Мне надо отдохнуть… Нет… Пока еще никаких планов у меня нет…
— Вы довольны? «Очертя сердце» становится бестселлером…
— Тем лучше Песня этого заслуживает.
Но через час она уезжала с головной болью. Лепра был рядом, наготове, он молча увозил ее домой. Он тоже был на пределе сил. В присутствии Евы он старался казаться спокойным, шутил.
— Знаешь, за сегодняшний день я слышал ее одиннадцать раз. Я подсчитал… Утром, у парикмахера. Потом на лестнице… кто-то мурлыкал ее, ожидая лифт… дважды в метро… дважды в Тюильри, мальчишки наигрывали ее на гармонике. В полдень…
— Довольно, дорогой! Я тоже слышу ее повсюду… Наваждение какое-то!
У дверей Лепра долго сжимал ее руку. Он чувствовал, что ей хочется быть одной, он смирялся, терпел.
— Всего хорошего, дорогая. Постарайся уснуть. Утром я позвоню.
Он брел куда глаза глядят, подавленный одиночеством, входил в кафе, не в состоянии размышлять, составить план. Он заказывал виски, но не притрагивался к нему, а наблюдал за снующей взад и вперед толпой. Снова и снова перебирал он в памяти список подозреваемых… Мелио… Флоранс… Наверно, это кто-то из них… Остальные сами собой отпали. Девошель, музыкальный критик, которого они заподозрили на мгновение, на другой день после похорон уехал в Швейцарию. Ева узнала об этом случайно. Они проверили, справедлив ли слух. Сомнений не было. Пластинки посылал не Девошель… Стало быть, Мелио или Флоранс?.. Но как выспросить их, не компрометируя себя еще больше?.. Лепра отступал. В конце концов, думал он, ну что может с нами случиться? Ничего. Во всяком случае, ничего определенного. Следствие о гибели Фожера прекращено. По-видимому, прекращено. Через месяц никто уже и не вспомнит о Фожере. Ева, по всей видимости, вернется к жизни. Безусловно, вернется. Лепра знал, что бояться ему нечего, но его не покидала тоска. Смутная тоска, похожая на страх перед морской болезнью. Ему хотелось бы лечь и уснуть, уснуть! Он заходил в другое кафе, на всякий случай чутко прислушиваясь. Нет, здесь песня не звучала. Он чувствовал едва ли не разочарование. Песня была своеобразным диалогом с Фожером. Когда Лепра слышал ее, он выпрямлялся, ему хотелось сказать: «Видишь, негодяй, я не сдаюсь. И до конца не сдамся!»
Тихо тянулись ночные часы. Машины проезжали все реже. Они стремительно неслись откуда-то издалека, а в промежутках тишину нарушал лишь шелест приходившей всей разом в движение листвы. Лепра возвращался домой. Он заходил в последнее кафе, почти безлюдное в этот час. И там, стыдливо опустив монетку в автомат, стиснув зубы, слушал наедине с собой песню Фожера. А дома, рухнув в постель, поворачивался лицом к стене и, прокручивая в голове расплывчатые мысли, ждал, пока придет сон.
Не успев встать, он бросался к телефону.
— Доброе утро, дорогая… Как спала? Есть что-нибудь новое?..
Нет, стало быть, еще не сегодня! Он садился за фортепиано, но настроение уже было отравлено. Ему хотелось бы услышать задыхающийся голос Евы: «Приезжай скорей, пришла пластинка». Тогда они, может быть, узнают, чего хочет Фожер.
Иногда под вечер Ева соглашалась поехать куда-нибудь выпить чашку чаю. Лепра робко пытался завести с ней разговор, как в прежние времена. Но Еву узнавали. На них смотрели. Ева не могла этого долго вынести, она вставала и уходила, и они вынуждены были ограничиваться прогулками по какому-нибудь парку, садиться на скамью и смотреть, как среди опавшей листвы ссорятся воробьи. Если Ева открывала рот, она говорила:
— Я обдумала. Это не Мелио.
А на следующий день утверждала:
— Это Мелио. Он сам признался, что Морис приходил сказать ему, что сочиняет новую песню… Песню, «над которой пришлось попотеть»… Помнишь?
— Еще бы, — говорил Лепра. — Неужто, по-твоему, я могу забыть.
И они снова бродили по заколдованному кругу предположений, подозрений, сомнений.
— Он может быть доволен, мы игрушки в его руках, — заключала Ева с легкой насмешкой, которую она вкладывала в свои слова, когда храбрилась.
А в другие дни, опершись рукой на руку Лепра, замечала:
— Что за жизнь ты ведешь из-за меня!
— Да нет же, — говорил Лепра. — Во всем виноват я! К ним вернулась доля былой страсти. Лепра обвивал рукой плечи Евы.
— Ева, дорогая, ты еще любишь меня хоть немного? Ты веришь, что я готов отдать все, лишь бы положить конец этому кошмару?
— Конечно, малыш. Да это в общем и не кошмар. Мы с ним справимся. Давай пройдемся немного.
Они возвращались в многолюдье улиц, в котором любила растворяться Ева. Они останавливались у витрин, разглядывали мебель, украшения, ткани. Однажды вечером Ева, стиснув вдруг локоть своего спутника, увлекла его прочь, но он успел прочитать маленькую этикетку на флаконе духов: «Очертя сердце». «Очертя сердце» назвал одну из своих моделей Диор. Ева отказалась от прогулок.
— Ты можешь заявить протест Мелио, — сказал Лепра. — Сомневаюсь, есть ли у него право делать такие вещи.
— К чему? — прошептала Ева. — И что подумают обо мне, если я стану протестовать?
Ева хотела быть хорошим игроком. Это было для нее жизненным правилом. И однако Лепра все-таки задал ей наконец вопрос, который все время его мучил:
— Ты все еще любишь своего мужа?
— Я же говорила тебе, что нет.
— Тогда, почему при звуках этой песни ты каждый раз так потрясена?
— А ты?
— Я не потрясен.
— Ты лукавишь. Правда состоит в том, что нам обоим страшно, потому что перед нами возникает сцена, разыгравшаяся в Ла-Боль.
— Нам страшно, потому что мы мало любим друг друга. Ева, дорогая, ты не та, какой была прежде… Почему?
Они сидели на террасе ресторана против Бельфорского Льва. Здесь никто не обращал на них внимания.
— Ты дитя, — сказала Ева. — Ты считаешь, что я слишком мало тебя люблю! А ведь я остаюсь здесь из-за тебя. Мне ничего не стоило бы уехать в Италию или в Португалию. Больше никаких писем… никаких пластинок… покой. Разве не так? Ты недоволен?
— Нет, — сказал Лепра.
Он тут же почувствовал, что Ева рассердилась, но он и хотел вызвать ее гнев. Он переживал сейчас одну из тех минут, когда жаждешь потерять то, что любишь.
— Я не нуждаюсь в твоей преданности, — сказал он. — Мне нужна только твоя любовь.
Ева не ответила. Она старалась сохранять спокойствие. Однако все же надела свои темные очки. Тогда Лепра внезапно решился.
