Дань городов - Беннет Арнольд (бесплатные серии книг TXT) 📗
Таким образом, единственное, что осталось невыясненным – гибель «Зеленого попугая». Был ли это действительно никуда негодный пароходишко (он был приобретен крайне дешево в Мелиле) или же тут имела место месть, – не дознались. От трех арабов удалось лишь допытаться, что на пароходе было одиннадцать европейцев и семь туземцев, из которых одни они, по милости Аллаха, не попали на дно морское.
Отель пережил тяжелый кризис, но ликвидация его – вопрос ближайшего будущего. Почти с неделю обитатели его толковали о производстве водолазных работ по поднятию затонувшего парохода, но в результате затея эта была признана слишком дорогой, и всякие разговоры по этому поводу прекратились. Телеграфных переводов за одну неделю было получено тьма. Что же касается до пятнадцати человеческих существ, нашедших себе преждевременную могилу на морском дне, то о них почти никто не вспомнил – это было в порядке вещей, что за посягательство на чужую собственность они поплатились жизнью.
Настроение Торольда, возлагавшего большие надежды на это приключение, после неожиданного конца его сделалось подавленным, пока новые события не заставили его отвлечься от своих мрачных мыслей.
Часть пятая
В столице Сахары
I
Миссис Макалистер быстро повернулась к Сесилю Торольду – толпа на площадке перед решеткой была настолько густа, что двигались одни только головы – и взволнованно произнесла, кивнув в сторону:
– Вот он, мой призрак!
– Ваш призрак? – спросил Сесиль, на мгновенье озадаченный неожиданным заявлением.
Затем мимо с гиканьем пронеслись арабские всадники, подняв целые тучи пыли и завладев вниманием толпы и зрителей на трибунах – это был последний круг перед финишем.
Бискра – оазис Сахары и столица ее алжирской части. Она отстоит от Алжира на расстоянии двух дней пути, по ту сторону отрогов Дхухуры, и является крайним пунктом алжирских железных дорог. В ней находится сто шестьдесят тысяч пальм, но, кроме них, еще полдюжины отелей, пять туземных деревень, форт, огромные бараки, ратуша, магазины фотографических принадлежностей, целая улица, населенная танцовщицами, и казино с игорными залами. Все это совершенно нарушает укоренившееся представление об оазисе, как о лужице воды с несколькими чахлыми пальмами, смотрящимися в нее, и песками бесконечной пустыни. Тем не менее, хотя Бискра столько же напоминает Париж, сколько оазис доброго старого времени, она представляет собою настоящий оазис с безбрежным песчаным пространством вокруг. Вы, конечно, можете, выйдя за пределы оазиса, натолкнуться на автомобиль, но пески остаются песками, а пустыня пустыней, и Сахара, более величественная, чем океан, взирает презрительно и на пневматические шины автомобилей «Мерседес» и на голубоватые лучи электрического света и на ноги английских, французских и немецких туристов.
Раз в год, в феврале, жизнь в Бискре начинает бить ключом, и происходит это по случаю двухдневных конских состязаний. В это время целые племена со своими начальниками, лошадьми и верблюдами со всех концов пустыни наводняют оазис. А одновременно с ними приезжают с побережья Средиземного моря с сундуками и привычками так называемых «культурных» людей англичане, французы и немцы и до того переполняют отели, что комнаты расцениваются на вес золота. И под лучами тропического солнца Восток и Запад встречаются в полдень на площадке для состязаний, к северу от оазиса.
Сотни всадников на своих стройных, худощавых лошадях, покрытых роскошными попонами, выстраиваются рядами позади автомобилей и ландо, а танцовщицы, увешанные золотыми монетами, закутанные в разноцветную кисею, рассаживаются на скамейках напротив трибун, с которых женщины Запада, разодетые в туалеты от Борта, Дусэ и Редферна, разглядывают их в бинокли. И все это окаймлено толпою авантюристов и мошенников с двух континентов, темнокожих и белых. А позади под дуновением легкого ветра колышутся вечнозеленые пальмы. К востоку Ауресские горы, увенчанные снежными вершинами и окрашенные в шафрановый и бледно-розовый цвета, высятся, как театральная декорация, на фоне сапфирового неба. К югу цепь телеграфных столбов постепенно теряется в песках таинственной Сахары.
При этой-то исключительной обстановке миссис Макалистер и заговорила о призраке.
– Какой призрак? – переспросил миллионер, когда всадники промчались мимо.
Затем он вспомнил, что в ту памятную ночь, с месяц тому назад, когда отель « Святой Джэмс » был ограблен бандой разбойников и пропало ценных вещей на сорок тысяч фунтов, миссис Макалистер первая подняла тревогу, закричав, что в ее комнате появился призрак.
– А! – улыбнулся он снисходительно по адресу настойчивой вдовы, безуспешно преследовавшей его в течение четырех недель: из Алжира в Тунис, из Туниса назад в Константинов, из Константинова сюда, в Бискру. – Все арабы более или менее похожи друг на друга.
– Но…
– Да, – повторил он, – нам они кажутся все на одно лицо, как и китайцы. – Не забыв о том, что он сам со своей собственной яхты наблюдал гибель парохода с награбленным добром и похитившими его бандитами, что из них всех спаслись только трое и что эти трое во всем вполне сознались и были алжирским судом приговорены к тюремному заключению, Сесиль не обратил внимания на слова миссис Макалистер.
– Вам приходилось когда-нибудь видеть араба с родинкой на подбородке? – спросила его миссис Макалистер.
– Нет, никогда.
– Ну, так у моего привидения была родинка на подбородке, поэтому-то я его и узнала. Теперь он уже исчез.
Состязающиеся всадники в последний раз появились из-за поворота, танцовщицы завизжали как кошки, которым наступили на хвост, толпа завыла… и кто-то выиграл приз, а кто-то его проиграл.
По программе это был финальный заезд, и в суматохе, последовавшей вслед за тем, Сесиль был разъединен со своей поклонницей. Она должна была с утренним шестичасовым поездом покинуть Бискру. «Неотложные дела», – объяснила вдова причину своего отъезда. Видимо, миссис Макалистер решила оставить в покое миллионера.
«Быть может, у бедной нет денег, – раздумывал Торольд. – Во всяком случае, надеюсь, это была наша последняя встреча».
Предположение его оправдалось – больше он никогда ее не видел; она сошла с его жизненного пути так же неожиданно, как и появилась.
Сесиль стал протискиваться к отелю через шумную толпу арабов и европейцев, между экипажами, верблюдами, лошадьми и моторами.
Конные арабы были в сильнейшем возбуждении и безостановочно стреляли из ружей, что, видимо, доставляло им невыразимое удовольствие. По временам кто-нибудь из них, пришпорив свою лошадь, вихрем вылетал из рядов и, отпустив поводья, начинал палить сразу из двух револьверов одновременно, после чего на полном карьере круто поворачивал лошадь и сразу ее останавливал.
И вот, когда какой-то удалец пронесся мимо него как ураган, затем, круто повернув лошадь, замер на мгновенье в неподвижной позе и, наконец, шагом направился к своим сородичам, Сесиль заметил у него на подбородке родинку. Пораженный, он стал внимательнее вглядываться в него, обнаружив нечто гораздо более существенное, чем родинка – чеканную ручку своего револьвера.
«Поклясться я не могу, – размышлял Сесиль, – но если это не мой револьвер, украденный у меня из-под подушки в отеле «Святой Джэмс» в Алжире десятого января, то моя фамилия не Торольд».
И все его выводы и предположения, связанные с пресловутым грабежом, сразу утратили свою устойчивость.
«Этот револьвер должен был быть на дне Средиземного моря, – рассуждал он сам с собою, – такая же судьба должна была постичь и обладателя родинки».
Торольд шел, не упуская его из виду.
– А вдруг, – продолжал бормотать он, – на дно ничего не попало?
Пройдя ярдов сто, Сесиль встретил одного из проводников-туземцев, состоявших при «Royal-отеле», где он завтракал. Проводник поклонился ему и предложил свои услуги, как поступают в Бискре все проводники во всех случаях. Сесиль поручил ему проследить араба с родинкою.
