Маленький человек из Архангельска - Сименон Жорж (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Но почему все, даже Ле Бук, которого он особенно любил и к которому приходил скорее как к другу, а не просто выпить кофе, — почему все стали смотреть на него с подозрением?
— Сколько? — спросил покупатель, протягивая ему. книгу о подводной охоте.
— Цена на обложке, сзади. Сто двадцать франков.
— Сто, — предложил тот.
— Сто двадцать, — повторил Иона. Должно быть, он сказал это настолько необычным для себя тоном, что покупатель, роясь в кармане в поисках мелочи, посмотрел на него с удивлением.
5. Голубой дом
До понедельника все было спокойно, даже слишком, и Мильк решил, что вокруг него нарочно создали пустоту. А может, он стал слишком подозрителен и начал приписывать людям несуществующие намерения? После того как в течение двух дней ему задавали вопросы о жене, причем с такой настойчивостью, словно требовали отчета, с ним вдруг перестали говорить на эту тему, и он подозревал, что его собеседники — Ле Бук, Ансель и другие — намеренно избегают даже намеков на Джину.
Почему они так внезапно перестали ею интересоваться?
Если же им известно, где она, то зачем скрывать это от него? Он стал внимателен к малейшим нюансам. В пятницу, например, когда он обедал у Пепито, Вдовец, завидя его, быстро, как прежде, заморгал, тогда как накануне едва прикрыл глаза. Быть может, начальник канцелярии решил, что Иона вернулся окончательно и будет снова ежедневно обедать вместе с ним? Пепито не удивился, увидев его опять, но вопросов о жене не задал.
— Есть треска в сметане, — сообщил он, зная, что Иона ее любит. Был не то что холоден, но явно сдержаннее, чем обычно.
— Ужинать будете здесь? — спросил он, когда Иона поднялся, собираясь уходить.
— Вряд ли.
По логике Пепито должен был бы заметить: «Джина возвращается сегодня днем?» Он ведь не знал, почему Иона, оставшись один, предпочитает ужинать дома. На самом-то деле Мильк просто не хотел так, сразу, возвращаться к холостяцкой жизни, не хотел порывать с другой, семейной жизнью, которую изведал; кроме того, приготовляя еду и убирая посуду, он отвлекался от мрачных мыслей.
После полудня стало пасмурно. Горячий воздух проникал через открытую дверь. Иона принялся разбирать залежи книг, которые называл «закромами»; там встречалось все, что угодно, даже книги, данные когда-то в награду; на них еще виднелись выцветшие дарственные надписи давно умершим людям. Покупателей было мало. Мимо лавки проехал Луиджи на своем трехколесном велосипеде, притормозил, но остановился только перед баром Фернана. В четыре часа, когда тесть ушел. Иона отправился выпить кофе; Ле Бук был так же сдержан, как и утром. Потом Мильк заглянул к Анселю — купить котлету на ужин. Анселя не было. Обслужил Иону продавец; г-жа Ансель вышла из комнаты за лавкой, получила деньги, но ни о чем не спросила.
Он поужинал, прибрался, потом до самого вечера составлял опись своих «закромов», образовавших в углу целую гору, и подклеивал разорванные книги.
Иона сидел в освещенной лавке, не заперев дверь на задвижку. Остальная часть дома тонула в темноте. Около девяти кто-то несколько раз прошел мимо; во мгле он различил лишь силуэт и решил, что это Анджела. За ним шпионили. Ни о чем его не спрашивая, пытались выяснить, вернулась ли Джина. Он лег в десять, и на него сразу нахлынули звуки ночного рынка. По субботам торговля шла бойчее обычного, и машины стояли порой даже на тротуаре. Утром стало жарко. Солнечные лучи казались желтыми и плотными, к одиннадцати часам собралась гроза, торговцы беспокойно посматривали на небо. Где-то за городом вспыхнула молния, послышался далекий гром, но затем облака посветлели и наконец исчезли вовсе, открыв голубую гладь неба.
Мильк снова пообедал у Пепито; Вдовец с собачонкой был на месте. На этот раз Иона, словно ища поддержки, пусть даже слабой, подмигнул первый, и г-н Метра ответил ему с непроницаемым видом. По воскресеньям Пепито не работал, и Мильк с плетеной соломенной сумкой Джины обошел лавки, запасаясь съестным. Овощи он купил не у Анджелы, а в магазинчике на Верхней улице. В мясной его обслужил на этот раз сам Ансель, не отпустив ни одной шуточки. Иона купил также хлеба, кофе и соли, которая вся вышла, и на вечер — спагетти.
При Джине они были традиционным блюдом: их недолго готовить.
Асфальт на Старом Рынке вымыли из шланга; там стояло несколько машин. Вечером, как и накануне. Иона подклеивал книги и карандашом писал цену сзади на обложке. Он просмотрел газету. Найти в ней упоминание о жене он не надеялся, даже не хотел — оно явно было бы не из приятных, но, не найдя, все же почувствовал разочарование. Четвертую ночь он спал в одиночестве, а так как лег на этот раз рано, слышал, как соседи возвращаются из кино; наутро он услышал, как уже другие соседи, главным образом соседки, идут в церковь Сент-Сесиль.
Женившись на Джине, Иона каждое воскресенье ходил с ней к службе — обычно к десятичасовой, с певчими; по такому случаю Джина наряжалась: летом надевала голубой английский костюм, шляпку и перчатки.
Когда встал вопрос о женитьбе, он понял, что Палестри хотят, чтобы они с Джиной венчались в церкви. До тех пор он никогда — если не считать нескольких похорон — там не бывал и не соблюдал никаких обрядов, кроме иудаистских, да и то пока не уехала мать. Иона не рассказывал направо и налево, что он еврей, но и не скрывал этого. Как только дело с женитьбой было решено, он отправился к священнику церкви Сент-Сесиль, аббату Гримо, и попросил себя окрестить. Почти каждый вечер в течение трех недель он брал уроки Катехизиса в маленькой церковной приемной, где стоял круглый стол, накрытый темно-красным плюшем с кистями. Там царил запах, пресный и сильный одновременно, какого Иона ни раньше, ни потом никогда не встречал. Пока он, как школьник, отвечал урок, аббат Гримо, родившийся на ферме в Шароле, попыхивал сигарой и смотрел в пространство, что не мешало ему поправлять ученика, когда тот ошибался. Иона попросил держать все в секрете, и священник понял его. Тем не менее ему пришлось подыскать крестных родителей, роль которых исполнили служанка кюре Жюстина и старый ризничий Жозеф, в прошлом резчик, и Мильк сделал им хорошие подарки.
В церкви он поднес им еще по подарку. Он написал о своей женитьбе Шепиловичу, но не посмел сообщить ни о своем крещении, ни о венчании в церкви. Ему было приятно стать христианином — не только из-за женитьбы, но и потому, что это приближало его к обитателям Старого Рынка, которые почти все ходили в церковь.
Сначала он вел себя там немного скованно, некстати преклонял колени и крестился, но потом привык и по воскресеньям занимал с Джиной одно и то же место у прохода.
В это воскресенье Иона, впервые один, тоже пошел к службе. Когда он направился к своему месту, ему казалось, что люди смотрят на него и подталкивают друг друга локтями. Он не молился, потому что и раньше не делал этого, но сейчас у него появилось такое желание: глядя на танцующее пламя свечей и вдыхая запах ладана, он думал о Джине и своей сестре Дусе, лица которой не знал. После службы люди собирались на паперти в группы, с четверть часа на площади было оживленно и пестро от воскресных нарядов; потом она мало-помалу опустела и до конца дня оставалась безлюдной.
В полдень Ансель, работавший по воскресеньям только утром, закрыл ставни. Во всех остальных домах на площади ставни уже были опущены, за исключением булочной-кондитерской — она закрывалась в половине первого.
Воскресенья Иона и Джина проводили во дворе — в хорошую погоду они сидели там целый день. Летом из-за недостатка воздуха находиться в лавке при закрытых дверях было практически невозможно, а если дверь открывали, прохожие думали, что хозяева в воскресенье не отдыхают. Они проводили во дворе не только вторую половину дня, но и обедали под ветвью липы, свешивавшейся через стену Шенов. По стене вилась старая скрюченная лоза с листьями, изъеденными ржавчиной, которая тем не менее каждый год приносила несколько гроздей кислого винограда.
