Дом стрелы - Мейсон Альфред (е книги txt) 📗
– Вы заявляете, мосье, что в ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое апреля эта девушка, Бетти Харлоу, намеренно дала своей приемной матери и благодетельнице Жанне-Мари Харлоу смертельную дозу наркотика.
– Да, – с потугами на дерзость подтвердил Ваберский.
– Вы не уточнили, какой именно наркотик был использован?
– Возможно, морфий, но я не уверен.
– Согласно вашим показаниям, если они верно изложены здесь, наркотик был добавлен в стакан лимонада, который всегда стоял у кровати мадам Харлоу.
– Да.
Ано положил бумагу.
– Вы не обвиняете сиделку Жанну Боден в соучастии? – спросил он.
– Нет-нет! – испуганно воскликнул Ваберский, выпучив глаза и подняв брови почти к краю жестких курчавых волос. – Я не подозреваю Жанну Боден, мосье Ано. Хорошо, что я пришел сюда и не дал свершиться несправедливости! Если бы я заболел, то охотно бы нанял Жанну Боден в качестве сиделки!
– Яснее не скажешь, – серьезно отозвался Ано. – Я только потому задал вам этот вопрос, что Жанна Боден, несомненно, находилась в спальне мадам Харлоу, когда мадемуазель вошла туда пожелать мадам доброй ночи и показать ей новое бальное платье.
– Понятно, – кивнул Ваберский. Уверенность возвращалась к нему – этот мосье Ано из Сюртэ был так добр и обходителен. – Безусловно, наркотик добавили в стакан, когда Жанна Боден этого не видела. Я не обвиняю ее. – Его голос дрогнул. – Это сделала та черствая душа, которая заглянула в комнату и ушла танцевать до утра, пока ее жертва умирала. Это ужасно, мосье Ано! Моя бедная сестра!
– Свояченица, – с ехидным спокойствием поправила Энн Апкотт, сидящая в кресле у двери.
– Мне она была как сестра! – Ваберский снова обратился к Ано: – Я никогда не перестану упрекать себя, мосье. Только подумайте – я удил рыбу в лесу! Если бы я остался дома…
– Да, но вы вернулись, мосье Ваберский, – прервал Ано, – и меня кое-что озадачивает. Несомненно, вы любили свою сестру, так как не можете даже думать о ней без слез.
– Да-да. – Ваберский прикрыл глаза ладонью.
– Тогда почему вы ждали так долго, прежде чем принять какие-нибудь меры, чтобы отомстить за ее смерть? Должна быть какая-то причина, но мне она не ясна. – Ано развел руками. – Давайте уточним даты. Ваша дорогая сестра умерла в ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое апреля. Вы вернулись домой двадцать восьмого и не предъявили никаких обвинений. Мадам похоронили тридцатого, и вы по-прежнему ничего не делали. Только через неделю вы выдвинули обвинение против мадемуазель. Почему? Умоляю вас, мосье Ваберски, не смотреть на меня между пальцами, ибо ответ не написан на моем лице, и объяснить мне эту загадку.
Просьба была произнесена тем же любезным и дружелюбным тоном, который Ано использовал до сих пор. Однако Ваберский резким движением оторвал руку от лба, покраснел и выпрямился.
– Отвечу вам сразу же, – заявил он. – С самого начала я знал вот здесь… – и он постучал кулаком по груди, – что произошло убийство. Но так как здесь… – Ваберский постучал себя по лбу, – я еще не был в этом уверен, то продолжал думать. Причины и мотивы ясны. Красивая молодая девушка, обладающая странным и скрытным характером, тайно жаждет власти, богатства и удовольствий. Вот каково, на мой взгляд, это черствое создание, Бетти Харлоу.
Впервые с начала разговора Бетти проявила какой-то интерес к нему. До сих пор она сидела неподвижно, с маской холодного отвращения на лице. Теперь же Бетти склонилась вперед, опираясь локтем на колено, поддерживая ладонью подбородок и насмешливо улыбаясь этому публичному анализу ее личности. Стоящему за дверью Джиму Фробишеру казалось, будто он слышит поток богохульств. И почему Ано это терпит? Он говорил, что хочет вытянуть из Бориса Ваберского определенную информацию, но ведь это уже произошло в самом начале неофициального допроса. Ясно как день, что Ваберский не имеет отношения к анонимным письмам, полученным Бетти. Тогда почему Ано позволяет этому фигляру клеветать на Бетти Харлоу? Почему он продолжает задавать вопросы, словно обвинение имеет под собой какие-то основания? Почему, наконец, он не откроет эту дверь, не позволит Джиму предъявить угрожающие письма, присланные мистеру Хэзлитту, и не отойдет в сторону, покуда Ваберский не будет приведен в состояние, когда ему потребуются услуги Жанны Воден? Поведение мосье Ано приводило Джима в негодование.
Тем временем Борис Ваберский, придя в себя после шока, вызванного внезапным движением Бетти, продолжал свое описание.
– Для такой девушки Дижон – скучное место. Ежегодные визиты в Монте-Карло для нее как сигарета для курильщика. Но каждый раз приходиться возвращаться. А теперешний Дижон, мосье, это не Дижон герцогов Бургундских, [20] и даже не Дижон Провинциальных штатов [21] а всего лишь унылый провинциальный город, от былой славы которого не осталось ничего, кроме нескольких старинных зданий. Вот если бы мосье Бориса удалось выставить из дому! Но это не все. В доме есть еще дама-инвалид, нуждающаяся во внимании. – Ваберский полузакрыл глаза и кивнул. – Ухаживать за инвалидом нелегко. Даже у моей дорогой сестры были свои слабости. Мы не должны забывать об этом, когда придет время для смягчающих обстоятельств. – Он сделал широкий жест рукой. – Я первый заявлю о них судье перед вынесением приговора.
Бетти Харлоу вновь откинулась назад с равнодушным видом. С губ Энн Апкотт сорвался смешок. Даже Ано улыбнулся.
– Но до суда еще далеко, мосье Ваберский, – заметил он. – Пока что мы не сдвинулись с той стадии, когда вы все знали в сердце, а не в голове.
– Да-да, – быстро отозвался Ваберский. – Но в субботу, седьмого мая, я предъявил обвинение в префектуре. Почему? Потому что в то утро я наконец узнал все и здесь. – Он снова коснулся лба и сдвинулся вперед, на самый край стула – В десять утра я шел по рю Гамбетта [22] – одной из новых улочек с не слишком хорошей репутацией, когда из магазинчика в нескольких ярдах от меня вышла моя племянница.
Характер разговора внезапно изменился. Хотя Джим Фробишер сидел поодаль, он сразу же ощутил возникшее напряжение. Еще минуту назад на нелепо жестикулирующего Ваберского было невозможно смотреть без смеха. Сейчас же, хотя он продолжал дергаться, как марионетка, ему удалось приковать к себе внимание всех – всех, кроме Бетти Харлоу. Пустая болтовня сменилась повествованием о конкретном инциденте, происшедшем в определенное время и в определенном месте.
– Что ей могло понадобиться на этой скверной улочке? Я шагнул в переулок и выглянул из-за угла. Да, это была она – я видел ее собственными глазами. – Ваберский указал на глаза двумя пальцами, как будто в том, что он видел ими, а не локтями, было нечто удивительное. – Когда моя племянница скрылась из виду, я вышел посмотреть, в какую лавку она заходила, и снова не поверил своим глазам. Над дверью была вывеска: «Жан Кладель. Лечебные травы».
Он с торжеством произнес название и откинулся на спинку стула, энергично кивая. Наступившее молчание нарушил голос Ано:
– Не понимаю. Кто такой Жан Кладель и почему мадемуазель не должна посещать его магазин?
– Вы не житель Дижона, иначе не стали бы об этом спрашивать, – отозвался Ваберский. – Жан Кладель вполне достоин улицы, на которой он живет. Спросите о нем любого дижонца, и вы увидите, как он молча пожмет плечами, словно этой темы лучше – не касаться. А еще лучше, мосье Ано, спросите в префектуре. Жан Кладель был дважды судим за торговлю запрещенными снадобьями.
– Вот как? – Ано наконец утратил свою невозмутимость.
– Да, мосье, дважды. Правда, каждый раз он выходил сухим из воды. У него могущественные друзья, а свидетелей удалось спровадить. Но о нем все знают!
– Жан Кладель, торговец лечебными травами с улицы Гамбетта, – медленно повторил Ано. – Но, мосье Ваберский, в десять утра на улицах много народу. Было бы неосторожно выбирать такой час для визита в такое сомнительное заведение.
