Расплата кровью - Джордж Элизабет (книга жизни TXT) 📗
– Что делали все остальные?
Леди Хелен обрисовала поведение каждого человека как могла точно: Роберт Гэбриэл пристально смотрел на Стюарта Ринтула, лорда Стинхерста, явно ожидая, что он либо займется Джой, либо придет на помощь сестре; Айрин Синклер становилась все бледнее, даже губы побелели, по мере того как ситуация обострялась; Джоанна Эллакорт швырнула свой экземпляр сценария и в ярости удалилась из комнаты, а мгновение спустя за ней последовал ее муж Дэвид Сайдем; Джой Синклер улыбнулась лорду Стинхерсту поверх орехового столика-пюпитра, и эта улыбка, по всей видимости, побудила его к действию, потому что он вскочил, схватил ее за руку и вытащил в соседнюю малую гостиную, захлопнув за собой дверь. Закончила леди Хелен так:
– И тогда Элизабет Ринтул ушла вслед за своей теткой Франческой. Она…. трудно сказать, но, может быть, она плакала, что, кажется, не в ее характере.
– Почему?
– Не знаю. Похоже, Элизабет уже довольно давно отказалась от слез, – ответила леди Хелен. – Я думаю, что она отказалась от очень многого. В том числе и от Джой Синклер. Одно время они были близкими подругами, судя по тому, что говорил мне Рис.
– Ты не сказала, что он делал после читки, – заметил Линли. Но не дал ей времени ответить, тут же спросив: – Значит, ссора была между Стинхерстом и Джой Синклер? Остальные в ней не участвовали?
– Только Стинхерст и Джой. Я слышала их голоса из малой гостиной.
– Крики?
– Изредка срывалась на крик Джой. Но Стинхерста я, по правде говоря, почти не слышала. Он не производит впечатление человека, который станет повышать голос, чтобы привлечь внимание, верно? Поэтому единственное, что я действительно ясно слышала, это истерическое упоминание какого-то Алека. Джой кричала, что Алек знал, и из-за этого лорд Стинхерст его убил.
Леди Хелен услышала, как сержант Хейверс втянула воздух, за чем последовал задумчивый взгляд в сторону Линли. Моментально все поняв, леди Хелен торопливо продолжила:
– Но наверняка это была просто фигура речи, Томми. Ну вроде: «Если ты это сделаешь, то убьешь свою мать». Ты понимаешь, что я имею в виду? В любом случае лорд Стинхерст даже не ответил на это. Он просто вышел, бросив что-то вроде – насколько он понимает, она закончила. Точно не помню.
– А что было после?
– Джой и Стинхерст поднялись наверх. Порознь. Но выглядели они оба ужасно. Как после бессмысленного выяснения отношений, и, видимо, оба жалели, что вообще затеяли этот разговор. Джереми Винни попытался как-то ее приободрить, когда она вышла в коридор, но она не ответила. Может быть, даже плакала, не могу сказать.
– Куда ты отправилась оттуда, Хелен? – спросил Линли, пристально разглядывая пепельницу, полную окурков, и кучки пепла, придававшие траурный вид столешнице – серые вперемешку с черным.
– Я услышала, что в салоне кто-то есть, и пошла посмотреть кто.
– Зачем?
Леди Хелен хотела солгать, наскоро состряпав забавное описание того, как она, сгорая от любопытства, шныряет по дому, ну просто молоденькая мисс Марпл. Но почему-то ляпнула:
– Честно говоря, Томми, я искала Риса.
– А. Исчез, да?
Его насмешливый тон привел ее в ярость.
– Все исчезли.
Она увидела, что Сент-Джеймс завершил досмотр комнаты. Он удобно развалился в кресле рядом с дверью, молча их слушая. Леди Хелен знала, что он не станет ничего записывать. Он и так запомнит каждое слово…
– В салоне был Дэвис-Джонс?
– Нет. Там была леди Стинхерст – Маргерит Ринтул. И Джереми Винни. Возможно, почуял, что пахнет скандалом, и решил сварганить статейку для своей газеты. Как я поняла, он пытался выудить у нее, что такое случилось. Но безуспешно. Я тоже заговорила с ней, потому что… мне показалось, что она впала в какой-то ступор. Она коротко ответила мне. И странная штука, сказала примерно то же самое, что ранее сказала в гостиной лорду Стинхерсту Франческа. «Остановите ее». Или что-то в этом роде.
– Ее? Джой?
– Не знаю, возможно, она имела в виду Элизабет, свою дочь. Я как раз упомянула Элизабет. Кажется, я сказала: «Привести к вам Элизабет?»
Немного освоившись с ролью подозреваемой (а именно так она себя чувствовала), леди Хелен снова обрела способность слышать что-то еще, кроме обличительного тона Линли: ровное поскрипывание карандаша сержанта Хейверс по бумаге блокнота; щелканье дверного замка в другом конце коридора; голос Макаскина, приказывавшего произвести обыск; а внизу, в библиотеке – когда открывались и закрывались двери, – злобные крики. Двое мужчин. Она не могла разобрать, кто это.
– Когда ты вчера вернулась в свою комнату, Хелен?
– Около половины первого. Точно не знаю.
– Что ты сделала, когда пришла сюда?
– Разделась, приготовилась ко сну, немного почитала.
– А потом?
Леди Хелен молчала, разглядывая Линли. Ничто не мешало ей за ним наблюдать, так как он избегал ее взгляда. В минуты спокойствия лицо его было просто воплощением классической мужской красоты, но сейчас, когда он донимал ее вопросами, леди Хелен увидела, как эти на редкость гармоничные черты стали жесткими, обрели суровую непроницаемость, что оказалось для нее истинным откровением… она и не подозревала, что он может быть таким отчужденным. Столкнувшись с этим, она впервые за время их долгой и близкой дружбы почувствовала между собой и ним стену и даже инстинктивно протянула руку, не смея к нему прикоснуться, но надеясь хотя бы жестом восстановить близость в ситуации, в которой она, в сущности, была непозволительна. Но Линли проигнорировал этот умоляющий жест, и леди Хелен вынуждена была прибегнуть к помощи слов.
– Ты чем-то страшно разозлен, Томми. Прошу тебя… В чем дело?
Правый кулак Линли сжался и разжался движением столь быстрым, что оно показалось рефлекторным.
– Когда ты начала курить?
Тут леди Хелен услышала, как сержант Хейверс внезапно перестала водить ручкой по бумаге. Она увидела, как позади Линли неловко шевельнулся в своем кресле Сент-Джеймс. И поняла вдруг, что своим обращением к Линли позволила ему переступить границы официальности, коснуться той сферы, где действовали уже не служебные правила, кодексы и судебное производство, а нечто иное.
– Ты знаешь, что я не курю. – Она опустила руку.
– Что ты слышала прошлой ночью? – спросил Линли. – Джой Синклер была убита между двумя и шестью часами.
– Боюсь, ничего. Было ужасно ветрено, даже стекла дрожали. Должно быть, это заглушило шум в ее комнате. Если он вообще был.
– И разумеется, дело не только в ветре… ты ведь была не одна? Тебя кто-то… отвлекал, я полагаю.
– Ты прав. Я была не одна. – Она увидела, как у Линли вздулись желваки. И только. Он не выдал себя ни единым жестом.
– Когда Дэвис-Джонс пришел в твою комнату?
– В час.
– А ушел?
– Вскоре после пяти.
– Ты смотрела на часы?
– Он разбудил меня. Он был одет. Я спросила, сколько времени. Он сказал мне.
– А между часом и пятью, Хелен?
Леди Хелен решила, что ослышалась…
– Что точно ты хочешь знать?
– Я хочу знать, что происходило в этой комнате между часом и пятью. И как ты сказала – точно. – Его тон был ледяным.
Несмотря на отвращение, которое вызвало у нее столь грубое вторжение в ее жизнь, подразумевающее, что она будет только рада ответить на такой бестактный вопрос, леди Хелен успела отметить, что сержант Хейверс даже открыла рот. Правда, тут же его захлопнула, когда по ней скользнул ледяной взгляд Линли.
– Почему ты меня об этом спрашиваешь?
– Если хочешь, адвокат объяснит тебе, о чем я имею право спрашивать, расследуя убийство… Мы можем позвонить ему. Так что? Звонить?
Нет, это не ее друг, печально подумала леди Хелен. Не славный приятель, с которым они более десяти лет шутили и смеялись. Это был совсем незнакомый человек, которому она не могла дать рассудительного ответа. Он вызывал у нее бурю эмоций: злость, боль, безысходность. И она не знала, чего тут больше всего. Эти чувства навалились на нее все разом, с неодолимой силой, и ей стоило невероятных трудов делать вид, что она спокойна.
