Матросская тишина (сборник) - Лазутин Иван Георгиевич (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
Но это продолжалось секунды. Сердце, которое только что часто билось в груди, стало работать спокойнее, его толчки становились увереннее.
А в бомбе по-прежнему постукивало отчетливо и методично: «тик-так, тик-так, тик-так…»
В показавшийся зазор Горелов ввел тонкий конец монтировки. Работая им как рычагом, он налег на инструмент всем телом. Зазор увеличился. Приближался момент, когда наверняка должна сработать «ловушка».
Перед глазами плясали строки письма, написанного Ларисе. Проплывали лица друзей, командиров… Как живой, в воображении всплыл лейтенант Митрошкин. Он предстал перед ним таким, каким Владимир видел его в последний раз, когда они были на стадионе и оба болели за ленинградский «Зенит». После первого гола, забитого ленинградцами, Митрошкин встал и, хлопая в ладоши, светился счастливой, почти детской улыбкой. И вдруг… улыбку Митрошкина заслонила улыбка полковника Журавлева. Он улыбался, а шрам своим нервным тиком безобразил его лицо. И словно из-за спины отчетливо звучали слова полковника: «Знайте, капитан: под ударом не только здание типографии «Правды» и коммуникации, ведущие к Смольному. На карту поставлена честь ленинградцев!..»
Стиснув зубы, Горелов ожесточенно, размеренно, теперь уже не со всей силой, а осторожно, с оттяжкой, меняя места соприкосновения монтировки с бортиком взрывателя, бил и бил молотком. И, словно забыв, где он и что он делает, цедил сквозь зубы:
— Ну что же это такое?.. Что за чертовщина?! Смерть!.. Ну где же ты?.. Неужели ты была проклята на заводе Германии тем немцем, который вставлял взрыватель в твое ненавистное тело?! Смерть!.. Неужели молитвы моей умирающей матери хранят меня и ты боишься меня?! Смерть!
Раздался ржавый металлический скрежет, звук которого словно ледяными стрелами пронзил грудь капитана. Горелов уронил из рук молоток и монтировку. А часы тикали… Теперь они были еще слышнее. Капитан поднял голову и увидел прямо перед собой корреспондента. Тот припал на правое колено и снимал его в упор, крупным планом.
— Слушай, парень, ты не боишься, что мы оба умрем?
— Продолжайте, капитан, — ответил корреспондент.
Эти слова встряхнули Горелова. Они были словно вторым дыханием для человека, который чуть не валился с ног от смертельной усталости.
Горелов взял отвертку и монтировку. Поддев ими за выступы взрывателя, он на какие-то секунды весь сжался, замер, приготовившись сделать этот последний… последний рывок. «Лариса, ты простишь меня! Простят и командиры!..» И капитан с силой надавил на рычаги. Тонкий, пронзительный скрежет металла. Еще одно усилие, еще одно… и на колени Горелова упал тяжелый кусок металла. Взрыватель. Неловко упираясь ладонями в липкую грязь, капитан на некоторое время окаменел в позе младенца-ползунка, который подполз к гигантской игрушке и завороженно заглядывает в ее нутро.
Часы теперь тикали на коленях.
Горелов глубоко, всей грудью вздохнул, судорожно зажал в дрожащих руках взрыватель и поднес его к уху. Часы тикали: «тик-так, тик-так, тик-так…» Горелов положил взрыватель на землю в угол шахты и, опираясь на руки, тяжело, словно на плечах его были гири, пошатываясь, встал. Подошел к Веткину, обнял его и дрогнувшим голосом проговорил:
— Спасибо.
— Бросайте его прочь! — закричал Веткин, косясь на взрыватель, который лежал в полутора метрах от бомбы.
Горелов поднял с земли взрыватель, подошел с ним к лестнице, ведущей на поверхность, занес было ногу на перекладину, чтобы подняться наверх и отнести работавший взрыватель подальше от бомбы и от тротила, выплавленного в яму, но не успел миновать и одной лестничной ступеньки — взрыватель сработал в руке. Раздался звук, похожий на выстрел из мелкокалиберной винтовки. Горелову показалось, что кто-то невидимый сильно ударил его палкой по руке. Тупая, саднящая боль прожгла ладонь. Но Горелов не выпустил из руки зажатого в ней взрывателя. Он стоял не шелохнувшись и глядел на руку, на мертвый взрыватель, в котором только что остановились часы. Неужели все?!
Кровь показалась сразу же. Она хлынула обильно, вначале неровной струйкой, а потом, дробясь, рваными каплями полилась на серую глину шахты.
Первым из шахты поднимался корреспондент. Время от времени он, держась одной рукой за перекладину лестницы, круто наклонялся и, не отнимая от лица кинокамеры, снимал Горелова.
Из шахты капитан вылез с большим трудом. А когда поднялся на бруствер земляного вала, то почувствовал слабость и тошноту. Голова кружилась. Ноги дрожали. Хотелось сесть. Вокруг земляного вала не было ни души. Горелов взял взрыватель в левую руку. Ладонь правой руки и пальцы были иссечены глубокими ранами.
Увидев кровь, корреспондент перестал снимать. Распахнул куртку, быстрым и сильным движением разорвал на себе подол белой рубахи и вырвал два широких длинных лоскута. Перевязывал неумело, кровеня себе руки и костюм.
— Простите, что не по правилам, врачи сделают лучше. Пойдемте скорее в медпункт. — Веткин показал в сторону дощатого забора, за которым на безопасном удалении должны были стоять штабные машины и машина медицинской службы.
Словно что-то вспомнив, Горелов вдруг остановился и попросил корреспондента:
— Ради бога, спуститесь в шахту, возьмите ракетницу и тройку зеленых патронов. Я чертовски устал.
Корреспондент спустился в шахту и принес ракетницу. Неумело зарядив, он подал ее Горелову.
Через короткие интервалы хмурое ноябрьское небо прочертили три зеленые трассы ракет.
Горелов положил раненую руку на плечо корреспонденту:
— Ну а теперь, дружок, дай закурить и пойдем на расправу к начальству.
— Не трусь, капитан. Древние римляне были не глупее нас с тобой.
— Что ты имеешь в виду?
— Победителей не судят.
— Что-что?
— Победителей не судят!..
Первым человеком, кто бросился навстречу Горелову от штабных машин, стоявших за углом переулка, была Лариса. Полы ее плаща развевались на ветру.
Обвив руками шею Горелова, она плакала. Сбитая ее нечаянным жестом фуражка капитана упала к ногам. Сквозь слезы, как в тумане, она видела серое, постаревшее лицо Горелова и его белые как снег волосы. Он был седой.
— Что ты на меня так смотришь?
— Володя, ведь ты седой… — захлебываясь в рыданиях, проговорила Лариса.
Горелов подошел к «ЗИЛу» и, повернув в свою сторону круглое смотровое зеркальце на кронштейне, посмотрел в него.
— Борис, как это говорили древние римляне? — устало улыбаясь, спросил Горелов у корреспондента.
Веткин повторил афоризм по-латыни.
От машины, что остановилась метрах в ста от грузовиков, навстречу Горелову быстро шли два полковника, капитан Скатерщиков, военврач, солдаты, а за ними цепочкой нерешительно тянулись незнакомые люди в штатском.
Кровь сочилась сквозь полотняную повязку. В левой руке Горелова был намертво зажат сработавший взрыватель. Фуражку его держала Лариса.
Первым к капитану подошел полковник Журавлев.
Он не проронил ни слова. Лицо его было сурово и жестко. Он обнял Горелова так, как обнимает отец любимого сына, гордый за то, что сын его такой, какой он есть.
— Вы знаете, что вы сделали, капитан? — строго спросил Винниченко, глядя в глаза Горелову.
— Что я сделал, товарищ полковник? — словно защищаясь, суховато и с нотками дерзости проговорил капитан.
— Вы совершили подвиг. О нем должна знать вся армия и вся страна.
Глава седьмая
На экране телевизора — ноябрьский военный парад на Красной площади. Давно прошла легендарная Таманская мотострелковая дивизия, прогремели по брусчатой площади могучие броневые крепости Кантемировской танковой дивизии… И вот на древнюю площадь перед Кремлем бесшумно выплывают ракеты.
На голубоватом экране телевизора они кажутся черными. Их четкие и резкие контуры заключили в себя таинства таких разрушительных сил, перед которыми оружие всех прошедших на земле войн меркнет.
Покоясь на длинных стеллажах-прицепах, похожие на черные гигантские сигары, ракеты плыли медленно и важно, словно стараясь обратить на себя внимание тех, кто стоял на Мавзолее, и тех, кто уступчатыми рядами-террасами напряженно замер на длинных каменных ступенях по обеим сторонам Мавзолея.
