Матросская тишина (сборник) - Лазутин Иван Георгиевич (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
— Напомните командиру батальона, чтобы к началу работ по обезвреживанию бомбы были приготовлены дымосос и шлаковата, — посоветовал Горелов.
— Все это уже доставлено к месту работ, товарищ капитан. Десять пластин шлаковаты опущены в шахту, дымосос-вентилятор установлен и к работе готов.
— Как со связью?
— Связисты на местах. Связь между штабом обеспечения и шахтой работает бесперебойно.
Полковник посмотрел на Горелова:
— У вас все? Вопросов больше нет?
— Нет.
— Передайте командиру батальона, чтобы продолжали работы. Пусть немедленно свяжутся с райисполкомом и оборудуют помещение для штаба обеспечения работ. В работе штаба примут участие около двадцати человек. Передайте комбату, чтобы срочно позвонил мне.
Козырнув, лейтенант вышел.
— Да… — вздохнул полковник. — Район Смольного и типография «Правды» — это не заброшенный кирпичный завод. Как вы думаете, майор? — Журавлев повернулся к Урусову, который в течение всего разговора после прихода лейтенанта стоял и ждал, когда же наконец полковник его отпустит.
— Да, товарищ полковник, Смольный — это Смольный. Колыбель Октябрьского восстания, Главный штаб революции.
— Если все, что сообщил лейтенант, подтвердится, то какое бы вы приняли решение, майор?
— Предпринять все, чтобы транспортировать бомбу в безопасное место и подорвать!
— А если нельзя транспортировать? Если это связано с огромным риском?
— Взорвать ее на месте.
— Вы так думаете? — полковник сделал ударение на слове «так».
— Да, товарищ полковник, я думаю так, как нас учили в школе, по горьковскому монологу: «Человек — это прежде всего!.. Все остальное — дело рук Человека!..»
— Но это же район Смольного! Это же типография «Правды»!.. — Голос Журавлева в комнате с высоким потолком прозвучал неестественно высоко и раздраженно.
Лицо майора оставалось невозмутимым.
— Смольный возведен руками человека! А второго сержанта Бугоркова не создадут никакие самые умелые руки.
— А как думает капитан? — Полковник резко повернулся к Горелову.
— Чтобы определить характер работ, я должен побывать на месте, и только тогда…
— Я не об этом спрашиваю! — резко бросил Журавлев. — Я спрашиваю, так ли вы смотрите на Смольный?
— Я смотрю на Смольный несколько по-другому.
Майор Урусов был непосредственным начальником капитана. Не ожидал он такого ответа от своего подчиненного.
— Говорите! — Журавлев кивнул в сторону Горелова.
— Я считаю, что Смольный — это не только красивое историческое здание…
— А что же, по-вашему? — оборвав Горелова, спросил полковник.
— Боевое знамя полка — это не просто клочок красной материи с золотым государственным гербом… Смольный, как и знамя, — символ Октябрьской революции и нашей государственности. Его нужно спасать всеми силами! Типография газеты «Правда»… — Не закончив мысли, Горелов умолк.
— Что вы предлагаете?
— Ясно только одно: в данной обстановке уничтожать бомбу на месте нельзя. Ее необходимо обезвредить.
— Как это сделать?
— Я этого пока не знаю. Предлагаю немедленно связаться со штабом гражданской обороны страны и просить начальника штаба, чтобы он командировал в Ленинград полковника Винниченко. У него огромный опыт работы с подобными бомбами. Его советы нам могут быть очень полезны.
— Что вы предлагаете конкретно здесь, на месте?..
— Немедленно доложить председателю Ленсовета и помощнику командующего войсками Ленинградского военного округа по гражданской обороне об обнаружении авиабомбы и создать комиссию, которая определит, что делать с авиабомбой.
В неожиданно наступившей тишине кабинета было слышно, как с Невы донесся гудок парохода: «ту-ту-ту…» А Горелову в этом обычном, отрывистом гудке послышался сигнал тревоги: «Мед-ли-те…»
Урусов вздрогнул, когда скрипнула дверь и в кабинет вошел связной. Журавлев молча принял письменное донесение, пробежал его глазами и, удостоверившись, что донесение совпадает с докладом лейтенанта, положил его в сейф.
— Все так. Нужно действовать.
— Разрешите идти? — спросил связной.
— Идите.
Сержант круто повернулся, щелкнул каблуками и вышел из кабинета, оставив на рассохшемся паркете два мокрых следа.
Когда за сержантом закрылась дверь, Журавлев обратился к Горелову:
— Когда у вас назначена регистрация во Дворце бракосочетания?
Горелов ответил не сразу. Он посмотрел на майора Урусова, выдержал значительную паузу и только тогда, когда заметил, что, промедли он с ответом еще несколько секунд, и полковник повторит вопрос уже другим тоном, тихо сказал:
— Когда в районе Смольного, у стен типографии «Правды», что недалеко от Дворца бракосочетания, не будет немецкой тысячекилограммовой фугасной бомбы.
Журавлев подошел вплотную к Горелову и пристально, с каким-то удивлением посмотрел в глаза капитану, словно он увидел его впервые с такой стороны, с какой никогда не видел:
— Спасибо, капитан. — И, помолчав, добавил: — А отпуск вам, очевидно, придется прервать. Это моя глубокая просьба. Что касается вручения награды… — Журавлев поморщился и, вытащив из кармана трубку, посмотрел на нее несколько растерянно, словно она могла ответить, когда всего целесообразнее вручить капитану Горелову орден. — Думаю, что это святое дело мы перенесем на тот день, когда полностью закончим работы. Что вы на это скажете, капитан?
— Я думаю точно так же!
Полковник крепко пожал Горелову руку.
— Ладно. А сейчас я немедленно связываюсь со штабом страны. — И, словно вспомнив что-то важное, тихо, почти по-дружески сказал: — Объясни все своей невесте и корреспонденту. Мне сейчас некогда с ним продолжать беседу.
— Понял вас, товарищ полковник.
— Где и когда мы встретимся?
— Через час, у бомбы. Заскочу домой переодеться. — Горелов взглядом показал на свой новый костюм и сконфуженно улыбнулся: — Все-таки как-никак подвенечный. Чего доброго, пятен насажаю.
Шутка капитана Журавлеву понравилась. И снова глубокий шрам перекосил его лицо. Майор Урусов, слегка опершись на угол стола, стоял как бы в стороне и смотрел на разноцветный квадрат орденских планок на груди полковника.
За Гореловым закрылась дверь, и Журавлев остался наедине с майором. Полковнику чем-то (а чем — он еще никак не мог понять) был неприятен Урусов. Он смотрел на его румяные щеки, на твердый и выразительный рисунок рта, на глубокие залысины высокого и красивого лба и ждал, что тот найдет в себе силы по-другому посмотреть на все, что произошло там, вблизи Смольного. Но майор, неподвижным взглядом остановившись на географической карте, висевшей за спиной полковника, молчал.
— Как, говорите, нас учили в школе, на уроках литературы, майор?
Взгляд Урусова с географической карты переметнулся на полковника. Этот взгляд был твердый, непроницаемый.
— «Человек — это звучит гордо! Человек — это прежде всего!.. Все остальное — дело рук Человека!..»
— Вот именно, майор, человек — это звучит гордо. Ступайте. Через час ждите меня на месте работ.
Майор вышел.
А через пять минут полковник уже докладывал в штаб гражданской обороны в Москву о том, какая опасность угрожает типографии газеты «Правда» и Смольному.
Глава третья
На улице было еще темно, когда в кабинете люксовского номера перворазрядной столичной гостиницы раздался телефонный звонок. «Кто это так рано?» — спросонья подумал Стивенсон и, протянув к изголовью кровати руку, нажал кнопку ночного софитного освещения.
Спальню затопил мягкий лимонный полумрак. Резкой отмашью тяжелой руки Стивенсон распахнул шелковую портьеру широкого окна и поднял голову. Огни светились только в редких окнах домов на противоположной стороне улицы. Стивенсон посмотрел на часы. Было шесть утра. А телефон в кабинете трещал ее умолкая. Настойчивость звонка обеспокоила Стивенсона. Зашевелилась и потянулась на соседней кровати и жена. Стивенсон поднялся. Толстый поролоновый ковер глушил его тяжелые шаги. Пройдя в кабинет, он поднял телефонную трубку:
