Тетя Жанна - Сименон Жорж (читать книги без регистрации полные .txt) 📗

— Ты не нуждалась в деньгах?

— Зачем говорить об этом?

— Извини меня за то, что я наговорила сегодня утром. Я знала, что это не так, что ты приехала сюда не из-за этого.

— Спасибо. Два куска сахара?

— Один. И без молока.

— Хочешь, я сделаю тебе бутерброд? Есть холодное жаркое.

— Я не голодна. Жанна, это опять начинается!

И, поскольку Жанна направилась к двери, чтобы послушать, не плачет ли ребенок, она сказала:

— Побудь со мной. Не надо бросать меня одну. Я очень тебя огорчила?

— Нет.

— А что доктор Бернар сказал обо мне?

— Он не говорил о тебе.

— Он не настаивал на том, чтобы увидеться со мной?

— Он посоветовал мне тебя не беспокоить.

— А Алиса?

Она гнула свою линию. Вспышки молний, раскаты грома заставляли ее иногда терять мысль, но потом она упорно к ней возвращалась и методично начинала снова.

— Что тебе рассказала Алиса?

— Что она слишком нервная, чтобы иметь детей, и что сын ее не любит.

— А обо мне? Я уверена, что она говорила обо мне.

Жанна очень хорошо знала, что ее беспокоит, что она хотела бы узнать!

Но как ей объяснить, что Жанна сама все поняла и была этим почти не удивлена, что она сама накануне вечером — сначала на вокзале в Пуатье, потом снова, в плохо освещенном обеденном зале, где она слушала болтовню Дезире…

Ее невестка вдруг с убежденностью произнесла:

— Я дурная женщина, Жанна.

В этих словах Луизы чувствовалась даже некоторая искренность.

— Да нет же! Никто не бывает ни абсолютно плохим, ни абсолютно хорошим.

— Я хотела бы быть абсолютно хорошей. Всю мою жизнь я пыталась стать хорошей. Никто в это не верит и никогда не верил. Все меня ненавидят.

Даже Робер уже много лет назад перестал на меня смотреть прежними глазами, и я чувствовала, что он перестал и надеяться. Между нами словно существовала стена, или, точнее, стекло. Когда мне случалось плакать — неважно, по какой причине — или я падала духом, его отец по привычке пожимал плечами и говорил мне холодным тоном, указывая на дверь: «Иди капризничай в свою комнату!» Он полагал, что я делаю так нарочно, ломаю комедию, хотя я никогда в жизни комедию не ломала.

Новый раскат грома заставил ее вцепиться в руки Жанны, и Луиза, задыхаясь, сказала умоляющим тоном:

— Не нужно уезжать, Жанна! Не презирай меня и не думай, что во мне все только плохое. Когда я пришла в этот дом, я была совсем юной, чистой, полной благих намерений. Я хотела, чтобы каждый был счастлив. Я была убеждена, что способна всех сделать счастливыми. Знаешь, как твой отец меня сразу же прозвал? Серой Мышкой! Ты ведь помнишь, как он говорил — словно каждое его слово имело огромный смысл. Даже Баба, прислуга, которая у них тогда была, презирала меня, и если я хотела сделать что-нибудь, она забирала у меня из рук то, что я держала: «Оставь это!»

Как будто я была ни на что не способна! Как будто я не у себя дома, а где-нибудь в пансионе… Послушай, Жанна! Ну вот, опять приближается.

Гроза кружит над городом. Старый Бернар утверждал, что ее река притягивает… О чем я говорила? Не помню, на чем я остановилась. Мне кажется, я тебе наскучила…

— Пей свой кофе.

— Да… Он слишком горячий… Даже мои дети… Ты увидишь, как они держат себя со мной… Что же до Алисы, так она одержима одной идеей, одним желанием — как можно скорее покинуть этот дом. Она готова и ребенка бросить, если будет нужно. Не знаю, вернется ли она после похорон…

Ты веришь, что она вернется?

— Убеждена в этом.

— А я нет. Через шесть недель после рождения ее сына я как-то вечером застала Алису врасплох…

Вспышка молнии была столь яркой, что осветила весь дом; на этот раз они обе подумали, что гроза действительно прямо над ними. Луиза грохнулась на колени, вцепившись обеими руками в платье своей невестки:

— Мы сейчас все погибнем, ты же видишь…

Жанна продолжала стоять, и ей ничего не оставалось, кроме как рассеянно погладить Луизу по волосам.

— По-моему, Боб кричит, — сказала Жанна через мгновение.

— Он-то не боится. Он ничего не знает. Он слишком мал. Боже, прости меня!

— Тише!

— Что такое?

И, поскольку Жанна пошла к двери, Луиза двинулась за ней — все так же на коленях.

— Нет. Это хлопает ставень. Я думала, что это ребенок.

Она прекрасно понимала, что Луиза испытала укол ревности за то внимание, которое Жанна оказывала малышу; эта ревность с минуты на минуту могла смениться яростью.

— Подымись и выпей кофе. Если уж молния должна в нас попасть…

— Умоляю, замолчи!

— Тогда успокойся. Вот-вот вернется Анри. Твоя дочь, конечно, тоже вернется сегодня вечером, и ей нужно будет рассказать, что произошло.

— Они не тратят свое время на меня, так же не тратили его и на отца.

Или, скорее, время от времени они еще проявляли заботу об отце, боялись его огорчить, а вот уж со мной…

— Ты все видишь в черном цвете, Луиза.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего. Только то, что сказала. Ты сама себя мучаешь, словно получаешь от этого удовольствие, вместо того чтобы посмотреть на вещи прямо.

— Ты уверена, что не имела в виду совеем другое?

Признайся, Алиса тебе рассказала?

— Еще раз говорю — нет. Доктор Бернар тоже. И никто другой ничего мне не говорил. Просто я услышала запах твоего дыхания, когда ты утром открыла мне дверь своей комнаты, и все поняла.

— Я тебе противна?

— Нет.

— Почему?

— Я знаю, что это такое.

— Ты не считаешь, что я виновата?

— Нет.

— Я не подлая?

— Всего лишь слабая.

— Я по-всякому пыталась. Бывало, не притрагивалась к нему несколько дней, неделю, иногда две. В такие периоды я специально делала так, чтобы дома вообще ничего не было, а на винный склад я старалась не ходить. Я больше так не могу, Жанна. Я дошла до края. Я ни на что не годна. Пользы от меня никакой. Я никому не нужна. Это я должна была умереть…

— Не говори так.

— Нет, нужно, чтобы я об этом сказала, потому что с самого утра меня мучает одна мысль. Я не спала ни минуты. Я слышала каждый звук. Я прислушивалась к твоим шагам. Все это время я думала об одном и том же, я задавалась одним и тем же вопросом. Ответь мне честно. Ты не видела его много лет, но он твой брат. Это моя вина, скажи? Он из-за меня это сделал? Прошу тебя, скажи мне. Жить с этой мыслью… это ужасно! Мне нужен кто-нибудь, кто простил бы меня…

— Ты полностью прощена.

— А ты, ты меня прощаешь?

— Мне не за что тебя прощать.

— Ты простишь меня от имени твоего брата?

— Я убеждена, что он никогда и не сердился на тебя.

Ведь это он, прежде чем уйти в мир иной, попросил у тебя прощения.

Она задумчиво прошептала:

— Это так!

Но в ней все так же продолжали биться разные мысли — то черные, то чуть светлее, и от этого она выглядела как человек, пугливо ищущий выход. Свет надежды горел в ней лишь несколько мгновений и, погаснув, оставил ее еще более подавленной, чем раньше.

— Это потому, что Робер был хорошим человеком. Но я-то вовсе не такая. Я пыталась. Я никогда не смогу. И поэтому не бросай меня, Жанна. Я не хочу одна оставаться в этом доме. Мне будет страшно от взглядов сына и дочери, когда они вернутся. Ты сама видела сегодня утром — у Алисы для меня нет ни слова сострадания. Их для меня никогда ни у кого не было.

О да, Робер! И он тоже устал. Вот что произошло, понимаешь ли ты? Он надеялся. Потом он понял, что ни к чему это не ведет, что ничего поделать нельзя, и замкнулся. В течение многих лет я видела, как он замыкается в себе все больше и больше. Ему случалось еще и посмеяться и пошутить, но только когда у нас были посторонние или когда он думал, что находится с детьми один. А еще он, одеваясь, мог невзначай напевать, но стоило мне в этот момент войти в комнату, как он снова принимал обычный отсутствующий вид.

— Ты просто вбила себе это в голову.

— Я могу почти точно сказать, когда это началось. Сразу же после смерти его отца, вот уже десять лет. Дети были маленькие, дело процветало. Мы зарабатывали много денег и именно тогда с радостью решились на перестройку дома… Жанна!.. Прямо в мост!