Мегрэ расставляет ловушку - Сименон Жорж (читать полную версию книги txt) 📗

Начиная с половины четвертого, Мегрэ все чаще поднимал глаза, чтобы взглянуть на часы. Без десяти минут он подписал последний лист, поднялся из-за стола, вытер со лба пот, поколдовал над пятью трубками, лежавшими в пепельнице, и только потом нажал кнопку под столом. В дверь постучали. Вытерев лоб носовым платком, он проворчал:

— Войдите!

В комнату вошел инспектор Жанвье. Он, как и комиссар, был без пиджака, но в галстуке.

— Отдай это отпечатать. Потом принеси на подпись. Сегодня же вечером это должно быть у Комельо.

Четвертое августа. Окна распахнуты настежь. Но прохлады это не приносило. Горячий воздух был насквозь пропитан запахом расплавленного асфальта, пышащих жаром камней, а вода в Сене, казалось, вот-вот закипит.

Такси, автобусы двигались по мосту Сен-Мишель медленнее, чем обычно, еле ползли. Только сотрудники уголовной полиции ходили в форме. Прохожие держали пиджаки в руках, а некоторые, заметил Мегрэ, были в шортах, как на берегу моря.

В Париже осталась всего четверть его населения, и эта часть с тоской и завистью думала о тех, кто сейчас плескался в волнах моря или сидел с удочкой в тени на берегу какой-нибудь захолустной речушки.

— Ну что, приехали?

— Нет еще. Лапуэнт следит за ними.

Мегрэ с трудом поднялся, выбрал трубку, направился к окну, глазами отыскивая кафе-ресторан на углу Гранд-Августин. Фасад был выкрашен в желтый цвет. Внутрь кафе вели две ступени, там было прохладно, как в подземелье.

Стойка, как в старые добрые времена обитая жестью, грифельная доска, на которой бармен записывал счет постоянных клиентов, мелом написанное меню и воздух, пропитанный запахом кальвадоса.

Даже лавки букинистов на набережной были закрыты!

Четыре или пять минут он стоял у окна, попыхивая трубкой. У кафе остановилось такси. Из машины вышли три человека и направились к ступенькам. Из этих троих Мегрэ знал только Лоньона, инспектора из восемнадцатого округа, который издали выглядел еще меньше и толще, чем он показался комиссару при первой встрече.

Что они собираются пить? Конечно пиво.

Мегрэ открыл дверь в кабинет, где сидели инспектора. Там царила такая же ленивая атмосфера, как и во всем городе.

— Барон в коридоре?

— Уже полчаса, шеф.

— А других журналистов нет?

— Сейчас приедет малыш Ружин.

— А фотографы?

— Один.

Коридор уголовной полиции был почти пуст, два или три клиента терпеливо дожидались очереди к коллегам Мегрэ. По вызову Бодарда из финансового отдела привели человека, ставшего темой ежедневных газет: Макс Бернат, задержанный две недели назад, «герой» последнего финансового скандала, в котором речь шла о миллионах.

Мегрэ не имел ни малейшего желания видеть Берната. А Бодарду с тем не о чем было говорить, расследование только началось. Но Бодард нечаянно проговорился, что к четырем часам мошенника доставят, и вот в коридоре сидели два журналиста и фотограф. Они оставались там до конца допроса. Но, если бы слух, что Макс Бернат находится на набережной Орфевр, распространился, туда бы слетелась туча народу.

В четыре часа из кабинета инспекторов донесся легкий шум, означавший, что мошенника доставили.

Еще десять минут Мегрэ, вытирая лоб и дымя трубкой, разглядывал ресторан на противоположном берегу Сены. Наконец он щелкнул пальцами и бросил Жанвье:

— Давай, звони!

Жанвье подошел к телефону и набрал номер ресторана.

В ресторане Лоньон бросился к кабине:

— Это меня! Я жду звонка.

Все шло, как обычно. Мегрэ вернулся в свой кабинет немного отяжелевшим от пива и несколько обеспокоенным. Прежде чем сесть за стол, он налил себе стакан воды из-под крана.

Спустя десять минут в коридоре разыгралась примечательная сцена. Лоньон и еще один инспектор из восемнадцатого округа, корсиканец Альфонси, медленно поднимались по лестнице. Между ними шел человек, который, похоже, чувствовал себя весьма неловко. Лицо он закрывал шляпой.

Барону и его коллеге Жану Ружину, сидевшим перед дверью комиссара Бодарда, достаточно было одного взгляда, чтобы понять, в чем дело. Фотограф спешно налаживал аппарат.

— Кто это?

Они знали Лоньона. Они знали каждого работника полиции, точно так же, как сотрудников своей газеты. Когда два инспектора, состоящие не на службе в уголовной полиции, а в комиссариате Монмартра, приводят незнакомца на набережную Орфевр, который к тому же закрывает лицо шляпой, — это что-нибудь да значит.

— Это к Мегрэ?

Не отвечая, Лоньон направился к двери и деликатно постучал. Дверь открылась, и все трое скрылись за ней.

Барон и Жан Ружин были похожи на людей, которых только что одурачили, но поскольку каждый из них знал, что думает другой, то они промолчали.

— Ты успел их сфотографировать? — спросил Ружин Фотографа.

— Только шляпу перед его лицом.

— Вот так всегда. Давай быстрее в газету и возвращайся сюда. Не прозевать бы их, когда они будут выходить. Альфонси вышел почти сразу лее.

— Кто это?

Инспектор, казалось, был смущен.

— Я не могу ничего сказать.

— Почему?

— Это приказ.

— Чей? Кого вы поймали?

— Спросите комиссара Мегрэ.

— Есть подозрения?

— Не знаю.

— Новые предположения?

— Уверяю вас, мне ничего не известно.

— Спасибо за помощь.

— Я считаю, что если бы это был убийца, вы надели бы на него наручники.

Альфонси ушел с убитым видом, словно расстроился, что не мог сказать больше, чем положено. В коридоре стало по-прежнему тихо, будто полчаса тому назад здесь никакой суеты вовсе и не было.

Мошенник Макс Бернат вышел из финансового отдела, но он уже отошел на второй план. По старой дружбе журналисты задали несколько вопросов комиссару Бодарду.

— Он назвал фамилии?

— Еще нет.

— Он отрицает помощь политических лиц?

— Не отрицает, но и не признает.

— Когда состоится новый допрос?

— Как только подтвердятся некоторые сведения.

Мегрэ вышел из кабинета по-прежнему без пиджака, в расстегнутой рубашке и с сосредоточенным видом направился к кабинету начальника.

Это был еще один знак: несмотря на время отпусков, несмотря на жару, уголовная полиция готовилась к какой-то важной операции, и оба репортера думали о предстоящих допросах, иногда не прекращавшихся даже ночью. Но то, что происходило за закрытыми дверями, оставалось неизвестным.