Соверен - Сэнсом К. Дж. (книги без сокращений TXT) 📗
— Там слишком темно, и я не могу осмотреть больного как следует, — пояснил он.
Я принялся разглядывать Бродерика. Он был бледен, как мертвец, дышал тяжело и прерывисто. Однако глаза оставались открыты, и в какое-то мгновение я поймал на себе его укоряющий взгляд.
Малеверер подозвал сюда тюремщика.
— Я только что сказал мастеру Шардлейку, что у меня есть весьма серьезные подозрения на ваш счет, — изрек он. — Кроме вас, никто не мог отравить заключенного.
Редвинтер метнул на меня взгляд, исполненный жгучей ненависти.
— Уверен, мастер Шардлейк постарался всячески укрепить вас в этом мнении, — процедил он сквозь зубы.
— Ошибаетесь, — бросил Малеверер. — Мастер Шардлейк со мной не согласен.
Слова эти явно стали для Редвинтера полной неожиданностью. Он в замешательстве переводил глаза о меня на Малеверера.
— Клянусь, я не давал ему яд, — заявил он наконец. — Не понимаю, почему я заслужил подобные подозрения?
— Не смейте распускать язык передо мной, вы, гнусный недоумок! — рявкнул Малеверер и сделал угрожающее движение по направлению к тюремщику.
Тот подался назад, и я впервые увидел, как в ледяных глазах Редвинтера заметались огоньки страха.
— Клянусь, сэр Уильям, я ни в чем не виноват, — понурившись, пробормотал он.
Лекарь меж тем влил в глотку Бродерика очередную порцию соленого пива, и того вновь вырвало. Тонкая струйка желтой жидкости стекала у него по подбородку.
— Он вне опасности? — обратился Малеверер к лекарю.
— По крайней мере, я вывел весь яд из его желудка. Хорошо, что солдат, который его обнаружил, догадался сразу вызвать рвоту.
— Можно мне осмотреть камеру? — обратился я к Малевереру.
— Зачем?
— Сам не знаю. Но если признаки отравления появились у Бродерика спустя десять минут после того, как мастер Редвинтер вышел из камеры, возможно, заключенный принял яд сам.
— Где он мог взять яд? — взревел тюремщик. — Я осматриваю камеру каждый день! В ней невозможно ничего спрятать!
— Осматривайте, если хотите, — устало кивнул Малеверер.
Я вошел в пустую камеру. На каменном полу не удалось обнаружить ничего, кроме пятен рвоты. Я прошелся по камере взад-вперед, надеясь, что взор мой наткнется на какой-нибудь необычный предмет. Малеверер и Редвинтер, подобно двум огромным воронам, не сводили с меня глаз.
Деревянные миска и чашка, которыми пользовался Бродерик, были пусты. Скорее всего, доктор Гибсон уже забрал статки пищи, дабы подвергнуть их исследованию. Всю обстановку камеры составляли кровать, табуретка и пустой ночной горшок. Я сбросил с кровати перепачканные рвотой одеяла и принялся ощупывать соломенный тюфяк.
Вдруг я заметил, что между стеной и кроватью что-то белеет. Мгновение спустя находка была у меня в руках.
— Что это? — раздался за спиной голос Малеверера.
— Носовой платок.
К моему удивлению, то был женский носовой платок, сложенный вчетверо. Судя по украшавшим его кружевам, он явно принадлежал леди.
— И все? — разочарованно протянул Малеверер.
На ощупь платок оказался до странности жестким, к тому же его покрывали темные пятна. Я вытащил из кармана свой собственный платок, расстелил на кровати и сверху положил находку.
— Сейчас посмотрим, что там такое, — тихо произнес я и, осторожно взяв свой платок за уголки, направился к дверям.
Свободной рукой я по пути прихватил табуретку. Бродерик, впавший в забытье, распростерся в кресле. Доктор Гибсон склонился над ним. Отойдя от них на несколько шагов, я поставил табуретку на пол и развернул на ней свой носовой платок. Все мы — я, Малеверер и Редвинтер — устремили взгляды на маленький белый квадратик.
— Эка невидаль! — разочарованно проворчал Малеверер. — Видно, какая-то шлюха подарила этому болвану платок на память, и он любовался им на досуге!
— У заключенного не было никакого платка, — озадаченно нахмурив лоб, пробормотал Редвинтер. — Его самым тщательным образом обыскивали два раза: сначала в замке, сразу после ареста, затем здесь. Никаких сувениров вроде этого платка ему бы не оставили. Посетителей к нему не допускали. И уж конечно, среди тех, кто заходил в камеру, не было женщин.
Я нагнулся ниже, разглядывая пятна, покрывавшие платок.
— Вы говорите, когда заключенного перевезли сюда из замка, его обыскали вновь? — обратился я к Редвинтеру.
— Да. Заставили раздеться донага и осмотрели все его вещи.
— Однако оставалось одно место, где он мог спрятать платок, — сказал я, указав на темные пятна.
На несколько мгновений воцарилось молчание, потом Малеверер недоверчиво расхохотался.
— Вы хотите сказать, что этот парень спрятал подарок своей возлюбленной себе в задницу? — пророкотал он.
— Именно так он и поступил, — кивнул я. — Только, полагаю, его возлюбленная, если таковая имеется, тут ни при чем. Он использовал дамский носовой платок лишь потому, что тот меньше и тоньше мужского.
— И зачем ему это понадобилось?
— В платке что-то было.
Мне не хотелось прикасаться к этому кусочку ткани, но все же я взял его за уголок и осторожно развернул. К моему великому разочарованию, там ничего не оказалось. Я наклонился еще ниже и принюхался, почти касаясь платка носом. От ткани исходил едва ощутимый запах, чрезвычайно неприятный, но отличавшийся от запаха испражнений. Я нахмурился, пытаясь припомнить, где и при каких обстоятельствах я ощущал этот гнилостный аромат. Вне сомнения, это было совсем недавно. Да, конечно, запах этот исходил от забинтованной ноги короля во время злополучной церемонии в Фулфорде.
— Что вы там вынюхиваете, стряпчий? — сердито вопросил Малеверер. — Может, вы еще попробуете эту гадость на вкус?
— Сэр Уильям, нам необходимо позвать доктора Гибсона.
Малеверер сделал лекарю знак подойти. Я поделился с ним своими предположениями. Доктор Гибсон с неохотой склонился над платком.
— Что вы скажете об этом запахе, сэр? — нетерпеливо просил я. — Это запах яда?
— Бог свидетель, этот запах знаком мне слишком хорошо, — грустно усмехнулся лекарь. — Это запах разложения и смерти. Я часто…
— Так существует яд с таким запахом? — перебил Малеверер.
— Если и существует, мне он не известен.
— Ядов на свете множество, и, скорее всего, один из них хранился в этом проклятом платке, — заявил Малеверер, и глаза его довольно блеснули. — Заключенный спрятал его в самом надежном месте, выжидая случая пустить в ход. Наконец случай этот подвернулся, и он отравил себя, дабы избежать пыток, которые ожидают его в Лондоне.
Он метнул взгляд на Бродерика, который по-прежнему не подавал признаков жизни.
— Богом клянусь, у этого малого были причины поторопить собственную смерть.
— Да, но кто принес ему яд? — возразил Редвинтер. — Как я уже сказал, все то время, что он провел в заточении, к нему не допускали посетителей.
— Что, даже священник его не навещал?
— Нет. Из Лондона поступил приказ, согласно которому ни один человек, помимо охраны, не должен видеть заключенного. Я следовал этому распоряжению неукоснительно. Захватить платок с ядом из дома он тоже не мог. Его арестовали ночью и доставили в замок в одной ночной рубашке. Одежду принесли позднее и тщательно обыскали, прежде чем ему передать.
— Но так или иначе, яд оказался в распоряжении Бродерика, — покачал я головой. — Первый раз он пытался отравить себя еще в замке. Попытка окончилась неудачей, однако ему удалось нас перехитрить и спрятать остатки яда. Сегодня он снова попытался покончить с жизнью. Яд подействовал так быстро, что Бродерик не смог спрятать платок в обычное место. Он лишь успел сунуть его в щель между стеной и кроватью.
— И его вновь постигла неудача, — добавил доктор Гибсон. — Сержант вовремя дал рвотное.
Малеверер опять посмотрел на беспомощно распростертое в кресле тело.
— Значит, никакого злоумышленника на самом деле не было, — проворчал он.
— Да, — кивнул я. — Никто не посягал на жизнь Бродерика, кроме него самого.
