Ситуация на Балканах - Юзефович Леонид Абрамович (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗
Выходит, и лошадь догадывалась, что везет мертвеца?
И все-таки в заговорщиков Иван Дмитриевич по-прежнему не верил. Раб опыта, он знал, что хитросплетения обычной жизни сложнее любой интриги, а случайность и страсть – самые коварные заговорщики.
– Сколько с меня? – спросил он.
– Нисколь. Орден получите, отпразднуем. Тогда за одно и посчитаемся.
– Нисколь так нисколь, – Иван Дмитриевич уважал малую экономию. – А хороши у тебя груздочки.
– Я вам их сейчас в скляночку наложу, – обрадовался трактирщик. – Домой придете, покушаете.
Певцов, конечно, этого бы не одобрил. Взятка, дескать. Но взятка взятке рознь. Иван Дмитриевич, например, имел мужество принять хабар от купца Федосова, растлителя малолетних, а потом все равно поступил с ним, как того требуют долг и совесть. Полученные же деньги пожертвовал на воспитательный дом. Это жандармы, белая кость, носятся со своей невинностью как с писаной торбой. Принимая грибочки, Иван Дмитриевич как бы устанавливал между собой и трактирщиком некую связь, которая вспоследствии им обоим могла пригодиться. И что из этого? Какой вред государству? Лишь слабосильное, не уверенное в своей правоте государство видит угрозу себе во всякой личной связи должностного лица. Россия, слава богу, не такова.
Опорожнив графинчик, Иван Дмитриевич подошел к бильярду и помутневшим взором уставился на зеленое поле. Один из игроков ткнул кием, каменный шар, перескочив через борт, с грохотом рухнул на пол. Иван Дмитриевич подобрал его, положил на суконную лужайку. Шар покатился важно, медленно. Он словно вернулся сюда из другой жизни, и теперь ему, ступившему за роковую черту, вся тутошняя стукотня казалась суетным и бессмысленным делом. Глядя на этот шар, Иван Дмитриевич представил, как Стрекалова, обретя после обморока новое бытие, с недоумением озирает обстановку прежнего своего существования: пуфик, скрещенные сабли, кенарь в клетке. Кто обмирает, тот заживо на небесах бывает, и пуфики не про них. Для чего ей быть здесь? Она одевается, выходит из дому. Подзывает извозчика. Едет. Куда? В Миллионную, само собой. Ведь камердинер князя – свой человек. Неужто не впустит бывшую хозяйку?
Иван Дмитриевич сунул скляночку с грибами в карман сюртука и вышел из трактира.
Певцов предполагал, что князя убил Боев с целью завладеть всей суммой, собранной в помощь болгарским эмигрантам, и пустить ее не на филантропию, а на закупку оружия для повстанцев. Он неоднократно заявлял членам «Славянского комитета», что лучший способ помочь пострадавшим от турецких насилий – это отомстить за них. Но открыть сундук, где хранились деньги, Боев и его сообщник не сумели. Князь даже под угрозой смерти не выдал им ключ. Пришлось довольствоваться револьвером и французскими золотыми.
Хотя Певцов ничего не сказал об этом Ивану Дмитриевичу, тот сам догадался. Не бог весть какие сложные умозаключения!
Но Иван Дмитриевич еще не знал другого: студент-медик Никольский был наконец арестован. Схватили его в тот момент, когда, пьяный, он ломился на квартиру к Боеву, который уже сидел на гауптвахте. Допрошенный Певцовым, Никольский показал: голову он украл сам, без чьего-либо наущения, а к Боеву шел, потому что они приятели, вместе учатся, хотел попросить у него полтинник на опохмелку.
Разумеется, Певцов не поверил Никольскому. Понимал: за спиной этого недоумка стоят какие-то темные силы. Что-то он скрывает, недоговаривает.
Певцов приказал Никольскому раздеться до пояса, осмотрел его белые жидкие телеса и, не обнаружив следа укуса, отпустил восвояси. Сам поехал искать Преображенского поручика, чтобы на всякий случай потянуть и за эту ниточку, а двоих жандармских филеров по-прежнему отправил следить за Никольским. Тот со страху протрезвел, шагал быстро. Прижимаясь к стенам домов, филеры двигались за ним по противоположным сторонам улицы, скоро вся троица бесследно растворилась в толпе на Литейном.
Еще не стемнело, и окна в доме князя теплились тревожной скупой желтизной, даже мысли не вызывающей о домашнем уюте.
– Только не говорите ей про мыльницу. Прибьет! – шепнул камердинер и поспешно убрался в свою каморку.
Иван Дмитриевич прошел в гостиную, откуда сквозь открытую дверь спальни сразу увидел Стрекалову. Она стояла над аккуратно прибранной постелью – ложем любви и смерти. Черные волосы, черное платье. Ватное пальто-дульет небрежно переброшено через подлокотники кресла.
Давно, в первые годы после свадьбы, Иван Дмитриевич иногда задумывался о собственных похоронах. Он боялся, что за его гробом жена пойдет неряшливо одетая, заплаканная, растрепанная. Настоящая женщина и перед мертвым возлюбленным должна заботиться о своей внешности. Чем сильнее горе, тем больше внимания туфлям, платью и шляпке. В этом проявляется истинная любовь, а не в слезах, не в заламывании рук.
Судя по тому, как выглядела Стрекалова, любовь ее не подлежала сомнению. Но очень уж ладно сидело на ней траурное платье. Где она его взяла? Может, заранее сшила?
Когда Иван Дмитриевич входил в гостиную, дверь взвыла несмазанными петлями, но Стрекалова не обернулась. Этот звук был ничто по сравнению с тем беззвучным воплем, который жил в ее груди.
– А, это вы, – она не удивилась. – Нашли убийцу?
– Пока нет.
– И не найдете.
– Вы так думаете?
– Уверена. А если и найдете, то не арестуете.
– Вот как? – он иронически вскинул брови. – Почему?
– Побоитесь.
– Я начальник сыскной полиции. Чего мне бояться?
– Невелика фигура… Побоитесь, побоитесь.
Начало разговора было многообещающим, но Иван Дмитриевич решил не гнать лошадей. Сама все скажет, не утерпит. Впрочем, надо ей дать понять, с кем имеет дело. Он с нарочитой сановной вальяжностью расстегнул сюртук, бесцеремонно скинул дульет на кровать и развалился в кресле. Но, нагибаясь, нечаянно задел Стрекалову отлетевшей полой сюртука. Лежавшая в кармане скляночка стукнула ее по бедру.
– Что у вас там? – спросила она.
Человек, таскающий при себе склянки с солеными грибами, навряд ли способен поймать убийцу.
– Что? – Иван Дмитриевич с невозмутимым видом хлопнул по карману. – Это револьвер.
Стрекалова впервые взглянула на него с уважением. Но тут же безнадежно махнула рукой;
– Он вам не поможет. Все равно побоитесь.
– Да говорите же прямо! Кто убийца? Вы знаете?
– Побоитесь, побоитесь, – как заведенная повторила Стрекалова. – Никто не позволит вам уличить этого человека. Тем более арестовать его.
Рука Ивана Дмитриевича вновь дернулась к правой бакенбарде, чтобы заплести ее в косичку. Поясница взмокла от пота. Неужели Хотек прав? Нет, не может быть! А если все-таки прав? Если и в самом деле к убийству причастны жандармы? Дыма без огня не бывает, это же их логика. Трое часов, показывающих разное время, предстали знаком тройственной сущности графа Шувалова: он был един в трех лицах. Каждое из них делало свое дело, не докладываясь двум другим, и жило в своем времени.
– Кажется, я догадываюсь, кого вы имеете в виду, – сказал Иван Дмитриевич. – Это его подчиненные следили за домом князя?
– Так вам все известно? – поразилась Стрекалова.
– Все.
– Тогда будем говорить прямо. Да, граф приставил своих людей к Людвигу, потому что боялся и ненавидел его.
«Ну, голубушка, – с жалостью подумал Иван Дмитриевич, – ежели ты, милая, замахнулась на самого Шувалова, союзники не сыщутся. Что толку в твоих статях!»
– Значит, из-за него, – Иван Дмитриевич не мог заставить себя произнести вслух фамилию шефа жандармов, – вы должны были покидать эту… – он хотел употребить слово «постель», но в последний момент нашел более деликатное, – эту опочивальню еще затемно.
Стрекалова не знала, то ли радоваться осведомленности собеседника, то ли ненавидеть его за такое мелочное многознание, которое унижает ее женскую гордость.
