Убийство по-китайски: Лабиринт - ван Гулик Роберт (библиотека книг .txt) 📗

Идея «Дела об убийстве в запертой комнате» была подсказана историческим анекдотом, касающимся Ень Ши-фаня, печально знаменитого государственного деятеля династии Мин, который умер в 1565 г. н. э. Про него рассказывают, что он изобрел кисточку для письма, из ручки которой, если подержать ее над огнем свечи (см. предисловие А. Уэйли к английскому переводу «Цзин, Пин, Мэй», стр. VIII), выстреливала пулька. В оригинале поясняется, что Ень Ши-фань изобрел это устройство на случай, если враги внезапно застигнут его в библиотеке, когда у него под рукой не будет никакого другого оружия. Я превратил «стреляющую кисточку» в оружие нападения и придумал новый сюжет на популярную в китайской литературе тему «отсроченного возмездия». Необходимо пояснить, что перед тем, как начать писать новой кистью, необходимо подержать ее над свечой, чтобы опалить лишние волоски на кончике. Для этого ее держат над пламенем горизонтально, повернув ручку в сторону лица. Поэтому преступник мог быть вполне уверен, что смертельный снаряд поразит цель. Но даже если воск, удерживающий в сжатом положении пружину внутри ручки кисточки, и не расплавится непосредственно при опаливании волосков, это случится позже, при письме, когда пишущий все равно держит ее в руке так, что конец ручки смотрит на него. Именно так и произошло в случае с генералом Дином, описанном в моем романе.

Другой сюжет позаимствован для «Дела о спрятанном завещании». Это популярная в китайской литературе история, краткий вариант которой, в частности, можно найти в «Тан-инь-би-ши», собрании прецедентов, составленном в 1211г.н.э. Они вышли в моем переводе под названием «Тан-инь-би-ши, аналогичные происшествия под сенью грушевого дерева. Учебник криминалистики и юриспруденции» (Sinica Leidensia, Vol. X, Leiden, 1956, стр. 177, случай 66-В). Другой вариант этой истории встречается в знаменитом собрании новелл о преступлениях «Лун-ту-кун-ань», составленном в XVI веке. В собрании повествуется о деяниях знаменитого сыщика Бао-куна. который жил во времена династии Сун. В этом варианте новелла называется «Цзе-хуа-чоу» — «Похищение драгоценного свитка». Более подробная версия содержится в популярном сборнике XVII века «Цзинь-гу-цзи-гуань»; там она — третья по счету, под заглавием «Тэн-да-инь-гуэй-ду-ань-цзя-сы»— «Великолепное решение дела о наследстве уездным начальником Тэном». В оригинале завещание спрятано в рамке свитка, подсказка же, содержащаяся в самом сюжете картины на свитке, целиком мое собственное изобретение. Так же как и сюжет, связанный с лабиринтом, который, насколько мне известно, не встречается в китайских детективных новеллах, хотя лабиринты неизменно упоминаются в описаниях средневековых китайских дворцов. Чертеж лабиринта, приложенный к роману, на самом деле скопирован с орнамента на курительнице для благовоний. В Китае с незапамятных времен существует обычай: благовонный порошок насыпают на тонкую медную пластину с вычеканенной на ней фигурной канавкой, затем сметают излишки, помещают пластинку сверху на открытый сосуд и поджигают порошок с одного конца. Порошок горит, словно фитиль, повторяя очертания канавки. За несколько последних столетий в Китае был опубликован ряд книг с репродукциями разнообразных орнаментов на таких курительницах. Такой орнамент часто основывается на иероглифе с благожелательным значением и отличается большой изобретательностью. Рисунок, использованный в моем романе, позаимствован из «Сян-инь-ту-као», монографии на эту тему, опубликованной в 1878 г.

История о девушке с отрубленной головой довольно часто встречается в китайских детективных новеллах: см., например, мой перевод «Тэн-да-инь-гуэй-дуань-цзя-сы», случай 64-А. Я переработал ее так, чтобы сапфизм стал центральным мотивом: об этом половом отклонении упоминается во многих китайских новеллах и пьесах. Распространенность женского гомосексуализма и связанные с этим частые проявления садизма, несомненно, следует отнести на счет полигамной структуры древнекитайской семьи, в которой большое количество жен постоянно проживало совместно. Я решился включить эту сюжетную линию в роман отчасти потому, что она придает событиям неожиданный поворот, отчасти для того, чтобы показать, как удивительно «современен» во многих отношениях был Древний Китай.

Описание трех монахов, сделавших ложный донос о краже золотой статуи в главе VII моего романа, основано на «Тэн-да-инь-гуэй-дуань-цзя-сы», случай 5 7-В.

Основная же «сюжетная линия» романа — история об отдаленном городе, где вся власть узурпирована местным негодяем, также крайне обычна в старой китайской новеллистике. Иногда умному уездному начальнику удается перехитрить узурпатора и низвергнуть его, иногда именно узурпатор выступает в роли главного героя.

И наконец роль, которую играет в этом романе Отшельник в Халате, Расшитом Журавлями (см. главу XIX). Эта один из тех deus ex machina, которые встречаются во многих старых китайских детективных новеллах; сверхъестественные существа (иногда Царь Загробного Мира собственной персоной, принявший человеческий облик), которые помогают раскрыть загадочное преступление при помощи оккультных сил. Этот момент для современного читателя, разумеется, неприемлем. Поэтому в моем романе я вывел Отшельника в Халате, Расшитом Журавлями, как святого даоса-отшельника, предоставляя читателю решать, почему, беседуя с ним, судья Ди получил ключи к разгадке преступления: благодаря ли счастливой случайности, или глубокому проникновению даоса в сущность дел наместника Да, или все же в силу обладания сверхчеловеческим разумом. Их беседу я использовал также для того, чтобы продемонстрировать контраст между даосизмом и конфуцианством. Как хорошо известно, конфуцианство и даосизм — две основные школы, доминировавшие в китайской философии и религии примерно начиная с четвертого столетия до Рождества Христова. Конфуцианству присущ прагматизм и приземленный взгляд на мир, в то время как даосизм романтичен и смотрит на мир мистически.